— Со мной все в порядке. — Она вытащила из переполненного ящика нижнее белье и принялась его надевать. — Такая уж комплекция.
— Ерунда. У тебя все ребра видны. Ты ешь, как воробушек. Даже Шон это заметил, хотя ты знаешь, до чего он не наблюдателен.
Каролина натянула колготки.
— И цвет лица у тебя очень бледный. Я заметила это сейчас, когда вошла. Возможно, тебе стоит попить железо.
— А от него зубы не чернеют?
— О господи, где ты наслушалась таких бредней?
— Может быть, это связано со свадьбой. Пришлось написать сто сорок три благодарственных письма.
— Не будь такой черствой… Кстати, звонила Роза Кинтайр, спрашивала, что тебе подарить. Я предложила те бокалы, которые ты видела на Слоун-стрит, помнишь, с выгравированными инициалами. А что ты собираешься сегодня надеть?
Каролина открыла гардероб и вытащила первое попавшееся платье, оно оказалось черным бархатным.
— Это?
— Да, я его очень люблю. Но к нему нужны темные колготки.
Каролина повесила его обратно и вытащила следующее.
— Тогда это?
Это, к счастью, было платье в восточном стиле, а не брючный костюм.
— Да. Очаровательное. К нему подойдут золотые серьги кольцами.
— Я свои потеряла.
— О, только не те, что тебе подарил Хью!
— Ну, не потеряла, а куда-то задевала. Я их куда-то положила и не могу найти. Не переживай. — Она набросила на голову бирюзовый шелк, мягкий словно пух. — Серьги кольцами на мне не смотрятся, по крайней мере, без соответствующей укладки.
Она принялась расстегивать крохотные пуговицы.
— А что Джоди? Где он будет ужинать?
— С Кэти на первом этаже. Я сказала, что он может к нам присоединиться, но он хочет посмотреть вестерн по телевизору.
Каролина распустила волосы и гладко их расчесала.
— Он сейчас там?
— Наверное.
Каролина беспорядочно побрызгала себя первыми попавшимися под руку духами.
— Если ты не возражаешь, я сначала спущусь вниз и пожелаю ему спокойной ночи.
— Только не задерживайся. Ландстромы будут здесь минут через десять.
— Хорошо.
Они вместе спустились вниз. Когда они выходили в холл, отворилась дверь гостиной и оттуда появился Шон Карпентер, державший в руках красный кувшин для льда в форме яблока с золотым стебельком, который образовывал ручку на крышке. Он посмотрел вверх и заметил их.
— Лед закончился, — пояснил он и осекся, словно комик, разыгрывающий запоздалое изумление при их появлении. Он неподвижно застыл посреди холла, глядя, как они спускаются. — Ну разве вы не прекрасны? Какая пара великолепных женщин!
Шон был мужем Дианы, а Каролине он приходился… Она называла его по-разному. Иногда говорила «муж моей мачехи». Иногда — «мой дважды-отчим». Иногда — просто «Шон».
Они с Дианой были женаты три года, но он любил говорить, что знал ее и восхищался ею куда дольше.
«Я знал ее с давних пор, — говаривал он, — думал, что у меня все схвачено, и тут она отправилась в Грецию, чтобы приобрести там на островах недвижимость, а затем я получил от нее письмо, в котором она сообщала, что познакомилась и вышла замуж за этого архитектора, Джеральда Клиберна. Ни гроша за душой, дети от прежнего брака и адская богема. Я был просто потрясен».
Как бы там ни было, он оставался верен ее памяти и, будучи от природы успешным человеком, приобрел успех и в роли профессионального холостяка — зрелого, утонченного человека, которого наперебой приглашали хозяйки лондонских аристократических домов и чей календарь встреч был заполнен на месяцы вперед.
Конечно, его одинокая жизнь была так замечательно организована и приятна, что, когда овдовевшая Диана Клиберн вернулась вместе с двумя приемными детьми, чтобы поселиться в Лондоне в своем прежнем доме, вновь связать разорванные нити и начать жизнь заново, слухи о том, что теперь будет делать Шон Карпентер, были разные. Как глубоко укоренилась в нем привычка к беззаботной холостяцкой жизни? Откажется ли он — пусть даже ради Дианы — от своей независимости, захочет ли вести банальную жизнь обычного семейного человека? Многие сильно в этом сомневались.
Но сплетники не принимали в расчет Диану. Она вернулась с Афроса еще более прекрасной и желанной, чем когда-либо. Ей было тридцать два, и она находилась в расцвете своей красоты. Шон, осторожно возобновивший их прежнюю дружбу, был сражен за несколько дней. Не прошло и недели, как он предложил ей выйти за него замуж, и возобновлял свое предложение с интервалом в семь дней до тех пор, пока она в конце концов не дала свое согласие.
И первое, что ему пришлось сделать, — самому рассказать об этом Каролине и Джоди.
— Я не могу быть вам отцом, — объяснил он им, меряя шагами ковер в гостиной и понемногу взмокая под их ясными и необычайно сходными взорами, — во всяком случае, я не знаю, как им быть. Но я хочу, чтобы вы знали, что всегда можете мне довериться и рассчитывать на мою помощь, в том числе и финансовую… В конце концов, это ваш дом… И я хотел бы, чтобы вы чувствовали…
Он сбился, проклиная Диану за то, что она поставила его в эту щекотливую ситуацию: он предпочел бы, чтобы она позволила всему идти своим чередом, чтобы его отношения с Каролиной и Джоди складывались постепенно и естественно. Но Диана по натуре была нетерпелива, она любила, чтобы все было улажено, и хотела, чтобы все было улажено немедленно.
Джоди и Каролина смотрели на Шона сочувственно, но не делали ни малейших попыток прийти ему на помощь. Им нравился Шон Карпентер, но они прекрасно видели, что Диана уже успела прибрать его к рукам. К тому же он называл их домом Мильтон-гарденс, а для них домом был и навсегда останется белый квадратный домик, который походил на кусочек сахара и стоял высоко над темно-синим Эгейским морем. Но он остался в прошлом, бесследно растворился в суматохе ушедших дней. Что теперь предпримет Диана, за кого она выйдет замуж, — это было уже не их дело. Но коли уж она решила выйти замуж, они были рады тому, что ее избранником стал большой и добрый Шон.
И сейчас, когда Каролина шла мимо него, он стоял сбоку — учтивый, церемонный и немножко смешной со своим ведерком для льда, которое держал в руках так, словно то было подношение. От него пахло одеколоном «Брют» и свежим бельем, и Каролина вспомнила подбородок своего отца, который нередко был покрыт щетиной, и его голубые рабочие блузы, которые он предпочитал носить неглажеными, прямо из стиральной машины. Еще ей вспомнились споры и сражения, в которые они с Дианой весело вступали и в которых он почти всегда одерживал верх!
И она вновь поразилась тому, как одна и та же женщина может выйти замуж за двух столь непохожих друг на друга мужчин.
Спускаться на первый этаж во владения Кэти было все равно, что перемещаться из одного мира в другой. Наверху были ковры пастельных тонов, канделябры, тяжелые бархатные шторы. Внизу все было беспорядочно, естественно и жизнерадостно. Линолеум, разукрашенный квадратами в шахматном порядке, соперничал с яркими ковриками, на занавесках были зигзаги и листья, все горизонтальные поверхности были уставлены фотографиями, китайскими пепельницами с позабытых морских курортов, раковинами и вазочками с пластиковыми цветами. В камине горел настоящий огонь, а перед ним, свернувшись в