совещания в комнате правления — также Зиновьева, Вронского и товарища Зиновьеву. За столом не было речи о поездке, но затем Ленин, Радек, Мюнценберг и Платтен перешли в комнату правления клуба и переговорили там подробно. После короткого колебания Платтен согласился действовать в качестве доверенного лица большевиков и в тот же день, в 3 ч 15 м., поехал вместе с Лениным, Радеком, Зиновьевым, женой Ленина и женой Зиновьева в Берн.
Товарищ Гримм был поставлен в известность, что Платтен получает полномочия доверенного лица уезжающих эмигрантов. Гримм был против этого, возражая, что на партию может пасть политическая ответственность, так как Платтен является секретарем партии и, кроме того, так как он уже дал это поручение одному бернскому товарищу. Вечером, в 9 часов, Гримму было сообщено, что Платтен вступает в исполнение своих обязанностей, в крайнем случае даже против воли Гримма.
Председатель спрашивает- какие мотивы могли побудить Гримма возражать против вмешательства Платтена?
Платтен отвечает: мотив приведен выше, а также может быть и то, что Гримм не хотел иметь рядом с собой предполагаемого политического соперника. Оба эти опасения неосновательны, так как я имел в виду принять на себя указанную миссию в качестве частного лица и в случае необходимости скорее отказаться от секретарских обязанностей, чем от этого дела. Кроме того, мою деятельность надо рассматривать не как соперничество с Гриммом, а как стремление своими скромными силами поддержать революционных борцов.
На вопрос председателя, почему ленинцы вдруг захотели устранить Гримма, Платтен ответил, что у ленинцев создалось впечатление, что Гримм саботирует поездку.
Совместная поездка меньшевиков и большевиков не могла состояться потому, что меньшевики ожидали согласия на поездку русского министерства или же Совета рабочих депутатов, тогда как большевики заявляли, что революционный долг велит им игнорировать эту формальность.
В посольстве Платтен не вел никаких переговоров политического характера, он заявил там, что пришел урегулировать технические детали поездки, так как принципиальная сторона дела была уже до того разрешена. Немецкий посланник фон Ромберг пытался завязать политический разговор на тему о виновниках войны и т. д., однако Платтен воздержался от высказывания каких-либо определенных мнений. Посольство не выставляло никаких требований. Впрочем, всякие требования были бы отвергнуты. Ссылаюсь на свой отчет о переезде Ленина, помещенный в «Volksrecht» («Народное право»), к которому мне нечего прибавить.
В пути русские не вступали в разговор ни с одним немцем. Представитель Генеральной комиссии профессиональных союзов Янсон пытался вступить в беседу с эмигрантами, однако его попытка была отклонена. Эмигранты заявили, что они отказываются от беседы и не задумаются прибегнуть к насилию в случае повторных попыток. Товарищ Платтен из вежливости не мог буквально передать Янсону ответ эмигрантов, но дал ему понять, что к эмигрантам он не будет допущен. Платтен сообщил эмигрантам о приветствии Янсона, однако он поблагодарил последнего только от себя лично. На вопрос, не объясняется ли отвод Гримма ленинцами тем, что было опубликовано письмо Гримма по делу «Гофман — Гримм» 37, товарищ Платтен ответил, что это возможно, так как он, Платтен, как раз после этого инцидента был приглашен взять на себя руководство поездкой.
На вопрос, кто первый сделал предложение организовать поездку через Германию, Платтен ответил, что не решается назвать имя, однако прибавил, что идея эта исходила от одного очень влиятельного товарища-меньшевика. Этот товарищ предложил на случай, если бы поездка через Англию оказалась невозможной, попытаться организовать поездку через Германию — Стокгольм на принципе обмена эмигрантов на военнопленных, причем Гримму было поручено наладить переговоры.
Товарищу Платтену был прочитан протокол на русском языке, где упоминается имя Мартова, после чего Платтен подтвердил, что действительно это был именно Мартов. У Платтена имеется перевод протокола этого заседания.
На вопрос, имел ли Бронский какое-нибудь отношение к этой поездке, Платтен ответил, что в той фазе, в которой он перенял это дело, Бронский к поездке никакого отношения не имел. Хлопотал ли Бронский раньше по поводу поездки, он не знает.
На случай подготовки вторичной поездки т Балабанова спрашивала Платтена, согласился ли бы он руководить ею. На это Платтен ответил, что готов сделать все, чтобы быть полезным русским политическим эмигрантам. Однако ввиду высказанного опасения, что было бы политически нецелесообразным взять на себя руководство дальнейшими поездками после того, как он руководил поездкой Ленина, для Платтена стало очевидным, что ему следует взять свое предложение обратно. Он предложил товарища Фогеля.
На вопрос, была ли принципиальная сторона поездки уже улажена Гриммом в момент его вмешательства в это дело, Платтен ответил, что, по его мнению, все уже было улажено и оставалось только урегулировать некоторые технические вопросы. В посольстве его спросили, будет ли сообщен список уезжающих, на что Платтен ответил, что согласно решению комитета имена не будут сообщены. Впоследствии посольству были названы согласно разрешению Ленина и Зиновьева имена этих двух товарищей. На вопрос о том, было ли выставлено требование, чтобы возвращались только русские, Платтен указывает, что по его предложению условия русского комитета были так формулированы, что в них не было прямо указано, что ехать могут одни русские Если бы такая редакция не прошла, Радек не мог бы ехать.
На вопрос, кто первый предложил Платтену взять на себя руководство делом, он объяснил, что это был Радек, действовавший по поручению Ленина и Зиновьева. При первом свидании присутствовал также Мюнценберг.
В посольстве переговоры велись только по поводу условий поездки, впоследствии опубликованных. Платтен полагает, что Германия потому об легчила эмигрантам проезд, что немцы были убеждены, что пребывание интернационалистов в России будет им на руку. В эмигрантских кругах смеялись над этим взглядом немецкого правительства, однако считали излишним протестовать против него.
На вопрос, не осталось ли у Платтена впечатления, что кто-нибудь еще раньше или независимо от участников поездки дал немецкому посольству кое-какие обещания, Платтен ответил, что ввиду отсутствия каких-либо данных по этому поводу он, естественно, не может сказать ничего определенного. Однако он вынес впечатление, что это не имело места и что уезжавшие эмигранты отклонили бы всякое требование со стороны немецкого правительства. Он сам в посольстве подчеркнул, что эмигранты не согласятся, чтобы им были предъявлены какие-нибудь новые условия. На вопрос, в чем заключались трудности при поездке и почему до последней минуты не знали, состоится ли она, тов. Платтен высказался в том смысле, что трудности состояли в неуверенности, согласится ли Германия принять строгие русские условия. Ожидались также затруднения со стороны швейцарских властей в отношении проверки багажа, съестных продуктов, а также в отношении проверки паспортов. Платтен указал немецкому посольству на необходимость повлиять на швейцарское правительство в смысле предоставления более льготных условий при проезде. Однако на границе багаж строго проверялся и много съестных продуктов было конфисковано.
На вопрос, предполагал ли он, что кто-либо из русских сносился с немецкими властями, Платтен ответил, что он считает это невозможным; по крайней мере, в отношении тех лиц, с которыми он имел дело, например, в отношении Ленина, Зиновьева, Мартова он готов поручиться головою. Кроме того, он убежден, что в тот момент это было излишним, так как этим делом был занят Гримм. Ответы из Германии получались в посольстве, которое в этих случаях каждый раз приглашало Платтена явиться для переговоров. Ответ был получен в субботу, может быть, в воскресенье.
На вопрос, заданный Платтеном, считает ли себя комитет компетентным для производства подобного рода расследования, был дан утвердительный ответ.
На вопрос Платтена, обращенный к представителю большевиков, имеет ли он сделать какие-нибудь возражения против его показаний, последний ответил отрицательно, добавив, что эти показания послужат к выяснению дела.
Правильность этого протокола засвидетельствована:
Председатель комиссии д-р Рейхесберг.
Свидетель Фриц Платтен
