Кондуктор выкрикнул: «Еn voitiire», и поезд тронулся.
Кто?то из провожающих достал из кармана красный шелковый платок и, взмахнув им, передал нам. Мы прикрепили платок над окном, и он развевался, как флаг. Провожавшие кричали нам вслед: «Ура!»,
«Vіvе la revolution!». «Да здравствует революция!» Выкрики доносились до нас до тех пор, пока вокзал не исчез из виду.
Я глядел из окна вагона на многоэтажные здания Женевы. С головокружительной быстротой мы оставляли их позади себя. Вдали виднелось Женевское озеро, за ним английский парк, а совсем далеко у самого горизонта, возвышался Монблан.
— Да садись же! Не надоело тебе столько смотреть? — говорит мне Миха Цхакая. — Сегодня мы увидим Ильича!
— Какое это счастье! — произнес кто?то — мы будем вместе с ним путешествовать в течение многих дней.
Никто, кроме Ленина, не осмелился бы предпринять такое путешествие, — оказал Миха — Позор тем революционерам, — добавил он сердито — которые не отважились ехать с нами. Впоследствии они пожалеют, но будет поздно. Я уверен, что все у нас закончится благополучно.
Вот именно, может быть, Через неделю мы будем шагать по улицам Тифлиса.
Было около десяти часов вечера, когда мы прибыли в Берн. Нас встретили и поместили в гостинице. Ленина по приезде в Берн мы не видели. Он в это время проводил совещание с местными партийными товарищами по поводу предстоящего отъезда.
Мы с Миха устроились в одном номере. Когда ложились спать, постучал метрдотель. Он принес с собой журнал, в который мы должны были занести сведения о себе.
— Что ты делаешь? Почему пишешь свою настоящую фамилию?! — ужаснулся привыкший к конспирации Миха Цхакая.
— А как же иначе! Ведь мы теперь граждане свободной страны…
— Допустим, что так, — колеблясь согласился Миха. — Пиши, что я журналист. Только не указывай, что мы едем в Россию. Нет надобности всем знать, куда мы едем.
Метрдотель давно уже ушел, а мы никак не можем заснуть. Нервничаем. Беспрестанно курим.
Утром нам сообщили, что к двенадцати часам дня мы должны быть на вокзале, где увидим Ленина. Несколько часов, оставшихся в нашем распоряжении, мы посвятили осмотру города.
К двенадцати часам мы с Михай были на вокзале. В углу высокого, крытого стеклом зала стояла группа отъезжающих эмигрантов. Ленина среди них не было.
— А где Ильич? — спросил я Цхакая, не скрывая беспокойства.
— Вот товарищ Крупская, — ответил он, — ей, наверное, известно…
Выяснилось, что Ленина на вокзале нет. В ожидании его бернские товарищи хлопотали о приобретении билетов и сдавали багаж.
— Ильич сегодня утром получил телеграмму из Женевы, подписанную пятью товарищами. Они решили ехать с нами и просят подождать их два дня, — сказала Надежда Константиновна, обращаясь к Миха.
— Вот оно что! Интересно, что сказал на это Ильич?
— Он сказал: «Теперь многие образумятся и захотят ехать. Но ждать их уже нельзя. Опоздаем!»
— Значит, мы никого не ждем?
— Конечно нет! — ответила Крупская. — А вот и Ильич!
Ленин направлялся к нам быстрыми шагами, возбужденный.
— Как дела? Билеты взяты? — спросил он, еще издали.
Владимир Ильич был взволнован. Глаза его выражали беспокойство. Видимо, какая?то назойливая мысль не давала ему покоя. Поздоровавшись с каждым в отдельности, он обратился к Цхакая:
— Что случилось с остальными женевцами? Почему задержались?
— Не решились, Владимир Ильич, своевременно выехать, испугались! — ответил Миха.
— А теперь вот просят подождать их, но я не могу…
К вокзалу подошел поезд, и Ленин, встрепенувшись, воскликнул:
— Чего мы ждем?! Пора в вагон!
Мы последовали за ним к выходу на перрон.
В вагоне женевцы знакомились с товарищами из Берна, беседовали о предстоящем путешествии и посылали последнее прости проносящимся за окном швейцарским горам.
В Цюрихе у нас была пересадка. До отхода поезда оставалось три часа, и я пошел бродить по знакомым улицам города. Здесь впервые я увидел Ленина, с каждым уголком у меня были связаны воспоминания. В Цюрихе к нам присоединилось несколько товарищей, которые предупредили нас, что местные эмигранты озлоблены против Ленина и, возможно готовят обструкцию. И действительно, через некоторое время мы заметили, как в человеческий водоворот на вокзале влилась мутная струя хмурых людей. Они все время глядели на окна вагона и наконец, увидев нас приблизились и стали размахивать кулаками.
— Куда едете? Какой дорогой? Стыд и позор вам! — орали неистово и свистели они.
Владимир Ильич предложил нам отойти от окон и спустить шторы. Он успокаивал нас и советовал не обращать никакого внимания. Но эти люди продолжали вопить и свистеть, а один даже ударил палкой в стенку нашего вагона.
Кондуктор крикнул: ertig!“, и поезд тронулся.
Толпа разъяренных людей бросилась вслед за вагонами, посылая нам вдогонку брань и проклятия. В ответ им мы вывесили в окне шелковый платок — наш красный флаг.
— Глупцы! — сказал Ленин, когда мы отъехали от станции и криков уже не было слышно. — Скоро они убедятся в правильности нашего шага и последуют за нами.
Так оно и было впоследствии. Спустя два месяца несколько сот эмигрантов, в том числе и из Цюриха, тем же путем вернулись в Россию.
Поезд подошел к границе. Не успел он остановиться, как в наш вагон ворвались швейцарские таможенники. Они были враждебно настроены и остервенело рылись в наших вещах, споря из?за каждой мелочи. Эти, явно инспирированные нашими врагами чиновники дошли до того, что отобрали у нас многие запасенные на дорогу продукты питания. Мы ждали на немецкой стороне еще более грубого обращения и готовились к соответствующему протесту, однако все обошлось благополучно. Выйдя из вагона, мы увидели выстроившихся в ряд железнодорожников с военной выправкой. Они препроводили нас в специально отведенное помещение. Не успели мы оглядеться, как нам подали мягкий вагон, который тут же был прицеплен к поезду.
Вечерело. Сумерки постепенно сгущались. Все предметы вокруг окутывались черной вуалью. В сердца наши вселилась тоска ожидания. Я заглянул в купе Владимира Ильича. Он сидел нахмуренный. Склонив голову, о чем?то сосредоточенно думал.
На рассвете мы были в Берлине. Наш вагон отцепили. Мы провели в нем безвыходно, в ожидании отправки дальше, целый день. В одном из купе два немца совещались с прибывшим вместе с нами из Швейцарии секретарем социал–демократической партии Платтеном. Доступ в это купе был закрыт. Узнав о нашем прибытии, на вокзал явилось несколько берлинских социал–демократов, желавших встретиться с Лениным. Ленин отказал им в приеме, предупредив нас, чтобы мы не общались ни с кем из посторонних. Тогда меня удивили эти предосторожности, но впоследствии я оценил предусмотрительность Владимира Ильича. Ведь стоило ему только заговорить даже с социал–демократами, как наши противники раструбили бы на весь мир о каких?то переговорах Ленина во время переезда через Германию.
В тот же день мы пересели с поезда на пароход. Оставив Германию позади, мы почувствовали себя так, словно прошли через длинный темный тоннель. После тесных купе, где ты сидишь как заключенный в клетке, широкая палуба большого парохода показалась нам настоящим привольем. Мы облегченно вздохнули. Перед нами расстилалась безбрежная морская гладь Балтики. Глаза моих спутников светились радостью,
А вот и Ильич! Он расхаживает по палубе короткими, но твердыми шагами и, останавливаясь на носу корабля, устремляет взор далеко–далеко в пространство, туда, где находится Россия.
