малышку.
— Когда это случилось?
— Прошлой ночью.
Миссис Бойд с изумлением посмотрела на девушку. У Молли был измученный, но вполне здоровый вид.
— Как она? — спросила миссис Бойд у старухи, которая вышла из хижины и стала позади Молли. — Может быть, мне следует привезти сюда доктора или помочь устроить Молли в больницу?
— Я никогда не чувствовала себя лучше, — сказала Молли. — Тетя Мэй позаботится обо мне.
— Вам нет нужды беспокоиться, — пробормотала старуха. — Она легко отделалась. Я бы сама отправила ее в больницу, но все случилось так быстро.
— Покажи мне ребенка, — сказала миссис Бойд и, повернув лошадь, подъехала поближе к Молли.
— Она очень маленькая и красная, — извиняющимся голосом сказала Молли, нежно приподнимая грязную шаль.
Миссис Бойд наклонилась. Она никогда не видела более безобразного представителя рода человеческого, но в маленьком сморщенном личике было что-то странно знакомое. Сесили Аллисон потянула за собой лошадь и тоже подошла посмотреть на младенца.
— Мила, не правда ли? — с механической вежливостью проговорила она. — Как вы собираетесь назвать ее?
Молли закрыла личико девочки.
— Марлин, — ответила она радостно.
Дождь снова полил как из ведра, и метисы бросились в хижины, а всадницы поскакали обратно, стараясь держаться ближе к деревьям. Старшая из них как-то грузно осела в седле, странно постарев и помрачнев.
— Чем скорее их вышвырнут из нашего округа, тем лучше, — зло сказала она. — Совершенно аморальный сброд эти полукровки.
— А что можно сказать о белых, которые несут за них ответственность? — спросила девушка на гнедом жеребце.
Она не могла решить, была ли она свидетельницей трагедии или комедии. Хоть эти люди, у ног которых лежал преуспевающий городок, и жили хуже собак, в гнилых хижинах, среди темных зарослей, но все они хотели жить и мыслить как белые. Экзотическая кинозвезда и этот младенец в поселке отщепенцев — какое жестокое обвинение таится в такой картине! И все же мисс Аллисон казалось, что по простой человеческой доброте эти люди пощадили бабушку младенца. Они знали правду, скрытую за вызывающим ответом Молли. Удалось ли им это?
Еще до конца месяца метисов выселили из округа.
ПОБЕГ
Констебль Джон О’Ши был очень зол. Он ехал верхом из Мувигунды с тремя девочками- полукровками, привязанными сзади к седлу.
Он вспомнил, как трое мужчин — единственные белые на ферме — смотрели, как он седлал лошадь, пока отъезжал, а потом со смехом разгоняли туземок и лающих ему вслед собак. Почти все туземцы были на пастбище. «И слава богу, — думал О’Ши, — а то беды не оберешься».
Женщины и собаки долго бежали следом за ним с криком и воем; дети тоже выли и кричали. Наконец женщины отстали; девочки все еще всхлипывали.
Констебль О’Ши облегченно вздохнул, когда добрался до зарослей и выехал на ухабистую, твердую, как камень, дорогу, ведущую в Лорганс.
День стоял ясный, холодный и солнечный. Вдали расстилалась степь, серо-голубая, как зимнее море; на далеком горизонте синели гребни холмов. Акации кругом казались мертвыми, хотя после недавних дождей возле дороги еще оставались лужи и вокруг них на бурой земле, усеянной черными камнями, виднелись яркие пятна свежей зелени.
Констеблю О’Ши было очень неприятно, что ему приходится подбирать девочек-полукровок для приютов, созданных правительством по настоянию Управления по делам туземцев. Он считал, что человеку, призванному поддерживать престиж власти и охранять закон и порядок в отдаленных районах, такое занятие не к лицу.
Но ему было приказано прислать из Мувигунды трех девочек-полукровок. Их нужно было отправить поездом, который шел через Лорганс восьмого числа, и ему ничего не оставалось, как забрать детей и передать их чиновнику, ехавшему в этом поезде.
Скверное дело — отбирать детишек у матерей. Как эти женщины кричали, выли, галдели, умоляли, пытались спрятать детей и убежать с ними в лес! Одна из них вместе с перепуганным насмерть ребенком взобралась на дерево возле ручья. Ему удалось схватить девочку только поздно вечером, когда мать с ребенком тихонько спустились на землю и улеглись у костра.
О’Ши выругался. Он даже вспотел, когда вспомнил обо всем этом. А как смеялись над ним эти трое белых в Мувигунде, и ни один не вызвался помочь! Да от них и не дождешься помощи. Мерфи больше всех издевался, а ведь он отец одной из этих девочек, хотя признаться в этом у него не хватило духу. Правда, его нельзя винить: сейчас сожительство с цветной женщиной преследуется законом. Но тем не менее все знали, что Фитц Мерфи живет с туземкой уже много лет и у них есть дети.
Один Мак-Ичарн не побоялся сказать прямо:
— Твое счастье, что это не мои дети, О’Ши, а то не видать бы тебе их, как своих ушей!
Предстояли еще всякие формальности: надо было назвать девочек как-то по-новому, чтобы можно было их различать, но не давать фамилий родителей — ни белых, ни черных. «И к чему все это, — думал О’Ши, — раз все равно их завезут далеко от родителей и от родных мест».
Констебль О’Ши ломал голову, придумывая имена этим паршивым девчонкам. Сколько раз уже ему приходилось заниматься таким делом! Имя, под которым девочка была известна в лагере или на ферме, разрешалось оставить, но фамилию надо было обязательно переменить. О’Ши проклинал все эти правила.
На этот раз он узнал туземные имена детей — Мини, Наньджа и Курин. Молли, Полли и Долли было легче запомнить, он их так и записал — Молли, Полли и Долли. Но фамилии… О’Ши никак не мог придумать фамилии этим девчонкам. Отца и упоминать нельзя. Пожалуй, можно взять название фермы или местечка.
— А что по-туземному значит Мувигунда? — спросил он Мак-Ичарна.
— Энтхилл[2].
— Сойдет, — засмеялся О’Ши и рядом с «Молли» поставил «Энтхилл». — Ну, а вы, ребята, может быть, кто-нибудь одолжит ребенку имя?
— Еще чего! — рявкнул Мерфи.
— Что, Мерфи, вспомнил, что каждое твое слово может быть уликой против тебя, а? — сухо заметил О’Ши.
Мужчины расхохотались.
— А под моей фамилией можешь хоть всех записать! — крикнул Мак-Ичарн. — Видит бог, я от туземок держусь подальше.
— Ладно!
О’Ши нацарапал рядом с именем другой девочки «Мак-Ичарн».
— А для младшей?
— Это та, за которой тебе пришлось изрядно побегать, а, сержант? — ухмыльнулся Мак-Донован, пожилой старатель, приехавший на ферму за продуктами.