Когда отряд в конце концов вышел на твердую землю, всеобщему ликованию не было границ. По забавному совпадению именно в этот день, ближе к вечеру, рассеялись и грозовые тучи, безоблачное небо наконец-то подняло настроение и людей, и биков.
К вечеру они пришли в Феллран, незначительный городок, не больше Крайнего Поля. Пейтон повел всю компанию прямиком в лучший трактир, где и сторговал одну из золотых побрякушек, получив взамен номера для всех археологов и бесплатную выпивку всю ночь напролет. Он, конечно, переплатил — и все понимали это, включая обрадованного трактирщика, — но это был один из тех случаев, когда торг и впрямь неуместен.
Застолье вскоре переросло в самое настоящее пиршество, так как к археологам прибилось и немало местного люду. Каждую кружку со все возрастающим рвением — и в своих похвалах все сильнее уклоняясь от истины — поднимали в память о таких замечательных парнях, как Дрейн и Киббль. Поминки затянулись далеко за полночь, причем каждый из археологов поочередно повествовал о пережитом в ходе последней экспедиции и о своих находках.
Так что истории об исполинском извержении соли, о гигантском колоколе из чистого золота и о столкновении Галена с рукой самой Смерти отныне прочно вошли в свод археологических преданий.
Глава 46
Поминки растянулись на пять дней. В редкие минуты просветления Гален думал о том, что ни Кибблю, ни Дрейну подобная тризна наверняка не пришлась бы по вкусу, но, так или иначе, их память почтили и сделанное ими изображали настоящими подвигами. Отныне археологи стали воистину сплоченной командой. Денег у них было хоть отбавляй — по крайней мере до поры до времени, — и они не обращали внимания на то, сколь безбожно обсчитывает их трактирщик. Состав участников поминок менялся только тогда, когда кому-то требовалось поспать или уделить время каким-нибудь другим естественным надобностям, ритуал же оставался неизменен.
Гален прожил эти дни словно в полусне, приходя в себя, лишь когда надо было позаботиться о Кусаке, превратившемся меж тем в любимчика всего трактирного люда. В остальное время он практически не просыхал, и даруемое пьянством забвение позволяло юноше хотя бы на время избавиться от одолевающих его кошмаров. Время от времени он смутно вспоминал, что ему вроде бы необходимо что-то сделать, и он не переставая убеждал Пейтона отправиться в Риано, хотя сам уже позабыл, чего ему там надо. Изредка наведываясь к себе в комнату, он не без труда вспоминал, что не худо бы проверить, целы ли его вещи и припрятанные письма. Но стоило ему вернуться в зал, где проходили и никак не кончались шумные поминки, как он забывал об ожидающем его деле.
Постепенно археологи пропили почти все ценные находки. У них оставался только браслет — в Феллране не нашлось купца, достаточно богатого для того, чтобы позволить себе столь дорогую покупку. Помня об обещании Пейтона разделить выручку от продажи браслета на всех, археологи безмятежно пропили все остальное, щедро угощая друг дружку, да и любого, кому взбредало в голову заглянуть в трактир. Камень и книга оставались во владении у Галена, однако, справедливо заметил Милнер, на них все равно не позарился бы никто. Так или иначе, в один из вечеров речь зашла и о таких экзотических находках — и тут Гален проявил неосторожность, показав камень публике. Его пустили по рукам, ахая и охая и недоуменно покачивая головами. Кое-кто из выпивох не смог бы прочитать письмена, даже если бы они были на нормальном языке, но тех, кто был потрезвее, да и грамотнее, загадочная находка заинтересовала и озадачила.
— А ведь сущая бессмыслица.
— Но высечено изящно. Интересно, кому такое могло понадобиться?
Большинство отмахнулось от камня как от никому не нужной ерунды, а те, кто попытался было с ним разобраться, оказались вынуждены признать свое поражение. Впрочем, Гален и не ждал ничего другого. Камень описал круг по столу и в конце концов попал к Холмсу. Тот взял его в левую руку, с великим изумлением уставился на него, а затем, покачиваясь, поднялся на ноги. Воздев правую руку, чтобы призвать публику к вниманию, он оглядел собравшихся, а затем громким и торжественным голосом зачитал таинственные письмена.
— Олдун кза оидрн, ро? — с вопросительной интонацией произнес он первые четыре строчки. А пятую превратил в потешный звериный рев: — Ястяд!
Публике это представление пришлось по вкусу, лишь Гален, рассвирепев, и сам вскочил на ноги. При этом, правда, он едва не упал.
— Нет! — яростно заорал он. — Это серьезно! Это важно!
Его вмешательство оставили без внимания; Холмс продолжил кривляться и паясничать под общий смех, который конечно же был им вполне заслужен. Гален попытался отнять камень, но ему не дали этого сделать — камень пошел по рукам, как при игре в «собачки», и необходимость гоняться за ним унизила и еще сильней рассердила Галена. Когда наконец ему удалось заполучить камень, он тут же унес его к себе в комнату, поклявшись впредь никогда больше никому не показывать.
Когда почти вся добыча была спущена и пропита, непрерывные напоминания Галена о том, что в Риано они смогут найти для браслета настоящего покупателя, начали находить отклик в душах у археологов, и Пейтон со товарищи решили назавтра выступить в путь. Путешествие предстояло долгое и утомительное, оно должно было отнять несколько дней, но по мере того как исчезали последние, самые мелкие, монетки, мысль о походе в Риано становилась все более заманчивой. Они выступили в путь, постепенно трезвея на привалах в деревнях, попадавшихся по дороге. Хотя кое-кто из крестьян искоса посматривал на грязную и пользующуюся дурной славой компанию археологов, трактирщики оказывали им достаточно любезный прием, и в конце концов старатели вошли в Риано ровно через месяц после того, как побывали здесь в последний раз.
Едва очутившись в городе, Пейтон развил бешеную активность: ему не терпелось найти для браслета достойного покупателя. Его товарищи с нетерпением дожидались возвращения своего вожака, пропивая меж тем последнее. Галену хотелось немедленно отправиться в замок, но он понимал, что стражи едва ли запомнили его как напарника Дрейна и потому вряд ли пропустят. Он решил, что ему наверняка понадобятся деньги, и в нетерпеливом ожидании сидел в трактире вместе с товарищами.
Пейтон вернулся с такой радостной ухмылкой, что та обо всем докладывала вместо него. Скоро у всех археологов вновь забренчало в карманах, и Гален, пробормотав какие-то отговорки, поспешил удалиться.
— Да что ж тебе так приспичило! — крикнул ему вдогонку Холмс. — Она ведь и подождать может!
— И смотри не попадись и на этот раз муженьку, — рассмеявшись, добавил Милнер. — Как мы услышим твой рассказ, если ты не вернешься?
— Да уж будьте спокойны. — Гален помахал им рукой на прощанье. — Спасение собственной жизни — это мое ремесло.
Кусака, соглашаясь с хозяином, подвыл, его тонкие, но крепкие коготки вцепились в куртку Галена на плече.
Гален для вида отправился в противоположную от замка сторону, потом повернул и пробрался боковыми улочками к главным воротам. Дал монету стражнику, чтобы тот пропустил его, сообщив при этом, что идет на свидание к Бет. Стражник завистливо хохотнул.
— К Бет, говоришь? Аппетитная девка. — Монета уже опустилась ему в карман. — Но у тебя, парень, есть соперник.
«Уже нет», — мрачно подумал Гален, проходя в крепость.
Но он и впрямь первым делом отправился на кухню и попросил позвать Бет. Один из старших поваров ответил ему, что у девушки сейчас полно работы, и предложил зайти попозже. Тогда Гален зашел на конюшню, заново познакомился с парочкой конюхов и помог им в работе, взамен получив разрешение переночевать на сеновале. Знакомая и привычная работа успокоила его и помогла собраться с мыслями.
Гален вернулся на кухню ранним вечером. Он увидел, что Бет по-прежнему хлопочет где-то в глубине среди плит, и уселся, решив подождать. В конце концов кто-то из подруг сообщил Бет о его появлении, но хотя девушка несомненно узнала его, на лице у нее не промелькнуло ничего, кроме удивления и разочарования. Разумеется, она ожидала другого. Управившись наконец с работой, Бет подошла к Галену.
