4.
Барон фон Браатц провел под кровлей замка всего одну ночь, управляющий же не пожелал явиться к вечернему чаю, за которым собирались все обитатели замка. Вследствие этого барон не был знаком с ним и не знал, что его фамилия Геллиг. Теперь наступила возможность познакомиться ему с управляющим Полины.
Когда молодая девушка представила мужчин друг другу, ее опекун сдержанно и холодно поклонился.
На Геллига имя человека, стоявшего перед ним, не произвело, очевидно, ни малейшего впечатления, но барон фон Браатц, услышав фамилию управляющего, быстро вскинул глазами и был настолько взволнован, что его возбуждение не ускользнуло ни от Полины, ни от ее опекуна.
Управляющий поспешил приступить к цели своего посещения.
– Сегодня первый день годичной четверти, – начал он, – и в кассу поступили проценты с вашего наличного капитала, – прибавил Геллиг, положив на стол несколько тяжеловесных свертков золота.
– Не потрудитесь ли вы это дело покончить с отцом? – более дружелюбно, чем всегда, заметила Полина. – В денежных операциях я совершенно беспомощна и, боюсь, что никогда не сумею привыкнуть ко всем этим серьезным делам!
– Расчет сделать нетрудно, фрейлейн! И чтобы не затруднять вас, я мог бы объясниться с вашим отцом, но вы же знаете, что по завещанию только ваша собственноручная подпись имеет значение! Так что вам самой, фрейлейн, придется подписать эти бумаги!
Полина прикусила губы.
– Хорошо, я подпишу их! – сказала она, вставая и направляясь к столу.
Барон Рихард, не спуская глаз с управляющего, вдруг обратился к нему:
– Вы не могли бы мне ответить на один вопрос, который имеет для меня большое значение?…
– К вашим услугам, милостивый государь, – последовал вежливый ответ.
– В былое время я знавал одно семейство, носившее ту же фамилию, что и вы! К тому семейству я был очень близок!… Отец был доктором в этом семействе, в деревне Н… Вы не состоите ли в родстве с ними?
– То был мой дед, – ответил коротко Геллиг, явно недружелюбным тоном.
– Боже мой, дед! Ваш дед! – вскричал барон. – Значит, я не ошибся!
Рихард ожидал, что теперь со стороны Геллига тоже посыпятся вопросы, но он ошибся; управляющий нагнулся к собаке и нежно проводил по ее ушам и голове.
– Тогда ваш отец, – снова начал барон, – был некоторое время, насколько мне известно, пастором в родной своей деревне.
– Совершенно верно, милостивый государь.
– А что с ним стало после?
– Он умер! – ответил Геллиг, растягивая слова и не поднимая головы по-прежнему.
– Умер, – как эхо, повторил барон и в волнении зашагал по комнате. – Прекрасный был человек!…
Прервав свое хождение, он остановился перед Геллигом и решительно произнес:
– Было время, когда фамилия Браатц фон Диттерргейм и Геллиг – составляли одно целое!… Ваша тетка была моя жена!…
Управляющий кивнул головой в знак согласия и барон продолжал:
– Она сама оставила меня, – сказал он, причем голос его заметно дрогнул. – И с тех пор я не имел о ней никаких сведений!… Не можете ли вы мне сказать, что с нею сталось?
– Несчастная женщина! – тихим и прочувственным голосом ответил Геллиг.
Барон пошатнулся и поднес руку к глазам.
Полина подошла к нему и нежным движением отвела его руку и прижалась к ней лицом.
– Я не знаю за собой никакой вины! – успокоил он молодую девушку. – Но скорбь моя беспредельна! – с грустью прибавил он.
Слова: „Я не знаю за собой никакой вины“, – были настолько искренними, что произвели глубокое впечатление на Геллига, и он уже без предубеждения взглянул на барона.
– Я никак не ожидал встретить вас здесь, – продолжал фон Браатц, обращаясь к управляющему. – Полина ничего не знает о несчастной катастрофе моей жизни, а ее отец, как видно, позабыл об этой печальной истории! – с горечью прибавил он. – Иначе, поверьте, если бы он написал, что вы здесь, мы бы с вами не встретились! Но раз обстоятельства так сложились, не будете ли вы так добры, поделиться со мною фактами, полными для меня огромного значения!
Манера говорить „дядюшки Рихарда“, полная добродушия и искренней откровенности, не только не допускала противоречия или недоброжелательства, наоборот, подкупала, располагая в свою пользу.
Это испытал на себе Ганс Геллиг…
Забыв свое предубеждение против аристократии и особенно против барона фон Браатц, он пошел навстречу его желаниям, почувствовав к нему симпатию и расположение.
– До обеда у меня есть неотложные занятия, – сказал Геллиг барону, – а после него – я весь к вашим услугам, барон!
– Благодарю вас! – просиял Рихард, с чувством пожимая руку управляющего.
В разговор вступила Полина.
– Ах, вы всегда так заботитесь о моих интересах! – сказала она, и на этот раз в тоне ее голоса звучала неподдельная вежливость. – Я право, не знаю, как и благодарить вас!
Управляющий слегка поклонился ей.
– В настоящую минуту дело идет скорее о ваших удовольствиях, чем о ваших интересах! – шутливо подчеркнул он. – Мне сказали, что для бала, назначенного на сегодня или на завтра, намерены сделать нападение на лес! И мне необходимо присмотреть за процедурой „грабежа с увеселительной целью“, – прибавил он с улыбкой, – а то могут поломать питомники.
Полина сделала удивленное лицо.
– Для какого бала? – спросила она. – Я ничего решительно не знаю об этом!
– Простите, если своим сообщением я невольно нарушил обаяние сюрприза, который, очевидно, готовила вам госпожа фон Герштейн! Теперь она в праве на меня разгневаться!
– Зато я буду вам крайне признательна! – сказала Полина. – Поверьте, если этот бал и был бы для меня сюрпризом, то очень неприятным!
Управляющий с недоумением посмотрел на нее, и Полина поспешила пояснить:
– Г-жа фон Герштейн всегда стремится доставить мне удовольствие, за что я ей очень благодарна! Но в данном случае она забыла о том, что этот дом в настоящее время – дом скорби и воздыхания! Со дня смерти господина Ридинга не прошло еще и трех месяцев. И если мы, никогда не знавшие его, не можем сожалеть о нем, то найдутся здесь и такие сердца, которые обливаются, быть может, кровью при печальном воспоминании о нем!… Приятно ли им будет столкнуться с таким пренебрежительным отношением к святейшему из чувств, как импровизация какого-то бала?!
Геллиг внимал этим речам с чувством приятного изумления. И подобно тому, как тает снег под лучами вешнего солнца, таяла в нем неприступная холодность под влиянием теплых и задушевных слов Полины…
Он бросил невольный взгляд удивления на молодую девушку, запавший в глубину ее сердца, радостно дрогнувшего, словно в предчувствии какого-то нового, еще не испытанного ею, чувства.
Впрочем, молодой человек тотчас же овладел собой и уже спокойно-деловитым тоном спросил Полину:
– Какое же будет ваше распоряжение, фрейлейн, относительно бала?… Не пожелаете ли вы отменить приказание госпожи фон Герштейн, опираясь на свои права?
– Мои права тут ни при чем, – ответила Полина, – я отменю это распоряжение в интересах самой госпожи фон Герштейн! Но не предупреждайте ее, я сама поговорю с нею и поблагодарю за внимание ко мне! А вас я только попрошу уведомить людей об отмене первоначального распоряжения.
– Хорошо, я их уведомлю! – сказал Геллиг, и непривычная мягкость звучала в его грудном, выразительном голосе, что заставило смутиться Полину, и на прощальное приветствие опекуна она еле
