Имя — четыре вздоха, четыре всхлипа,
четыре ветра, четыре вскрика;
нежнее пуха, яснее снега.
В нем боль и радость, мука и нега!..
Но Тавинат между нами
лежит в заоблачном тумане
как меч на ложе
как шрам на коже
как полуспущенное знамя.
Имя — четыре дороги, четыре поля,
четыре луга, четыре моря.
И день проходит, и дарит вечер,
и солнце ляжет на ваши плечи.
Но Тавинат между нами
лежит в заоблачном тумане
как меч на ложе
как шрам на коже
как полуспущенное знамя.
Губ мадонны горек сок вишневый.
У тебя намокшие ресницы.
Я держу твое лицо в ладонях,
и оно трепещет, будто птица.
На рассвете простучат подковы,
заорут испуганные чайки.
Но — среди молитв и пустословья —
вам, незрячий, посвящу молчанье.
Все стою коленопреклоненный.
Безнадежно свечи оплывают…
Я держу твое лицо в ладонях,
слезы мне ладони обжигают.
Не плачьте, маленький герольд,
не надо плакать.
Еще оливкова луна
и пахнет медом,
и мы пока бессмертны и,
не зная страха,
мы возлагаем жизни
на алтарь свободы.
И возжигая свечи
среди книг нетленных,
пока мечтаем мы
о жизни настоящей.
Над бухтой чайки,
как седые клочья пены,
и паруса-цветы
не расцвели на мачтах.
А пьяный ветер ворошит костры сирени.
Не капли крови, а роса венчает листья.
И соловей дрожит в черемуховой сени…
