Патриция тогда с трудом улыбнулась…
— Патти, — ласково прошептала Барбара. — Расскажи же мне, тебе станет легче.
— Дело в Нолане, — призналась Патриция, не в силах больше сдерживаться.
— Вы поругались? — предположила сестра.
Патриция покачала головой.
— Все гораздо сложнее. — И она кратко пересказала Барбаре все происшедшее.
— Да как он посмел! — в гневе завопила Барбара, когда Патриция поведала, что Нолан обвинил ее в намерении шантажировать Вивьен. — Боже, это же нелепо. Как подумаю, сколько времени мы потратили, убеждая родителей и деда, что не надо окружать нас телохранителями, будто мы уроды какие-то. Сколько проблем у нас с тобой было из-за того, что наша семья так богата. Ты не сказала ему, что нам совершенно незачем кого бы то ни было шантажировать? Что мы с тобой росли, боясь доверять кому-либо, особенно мужчинам, потому что любого из них могли привлечь не мы, а наши деньги. Господи, тяжело же ему придется, когда он узнает правду!
Патриция печально улыбнулась.
— Нет, Барбара, ничего такого не будет. Нолан хочет меня, но он меня не любит. И я не смогу его видеть теперь, когда он знает, что я к нему испытываю… — Она помолчала. — Ну почему все так уверены, что мы с ним — пара! А я хочу улететь домой зализывать раны. — Тут Патриция умоляюще посмотрела на сестру. — Барбара, сделай кое-что для меня!
— Нет.
— Но я же тебе еще не сказала, что именно!
— Все равно. Чувствую, что мне это не понравится.
— Но тут нет ничего плохо, я бы сама это обязательно сделала для тебя, — уговаривала Патриция.
Барбара с подозрением уставилась на сестру. Та сделала глубокий вдох и решилась:
— Притворись, что ты — это я.
— Что? Но семья…
— Его семья, — поправила Патриция. — Я хочу, чтобы ты увиделась с Ноланом и сказала, что ненавидишь его и не желаешь больше видеть.
— Вот это да! — присвистнула Барбара.
— Можешь оскорблять его как угодно, — продолжала Патриция. — Чем хуже, тем лучше. Пусть он думает, что ему только показалось, будто я люблю его. Пусть возненавидит меня так, чтобы в будущем ему и говорить обо мне не хотелось.
— А здорово он тебя достал.
— Пойми, у меня самой не хватит сил. — Патриция закрыла лицо руками. — Я так люблю его! И не смогу сделать вид, что ненавижу, если окажусь рядом. А так… скажу всем, что мы поссорились и я улетаю одна.
— Им это не понравится. Они хотят пробыть тут не меньше месяца.
— Но они поймут, особенно мама. Она же увидит, что мне больно, и уговорит папу и дедушку. А потом… Так сделаешь? — умоляюще спросила Патриция.
— А зачем еще нужны сестры-близнецы? — хмуро спросила Барбара.
И они крепко обнялись.
8
Барбара безжалостно поддразнивала сестру с тех пор, как та объяснила ей, что собирается делать с ванной в небольшом домике, который купила не на деньги семьи, а на собственные заработки.
— Чего ты добиваешься? — Она рассмеялась. — Ты же сразу выдаешь себя с головой!
Это замечание последовало за неохотным признанием Патриции в том, что только что доставленные зеркала пойдут не в спальню, а в ванную. Одно большое старинное должны были вделать в потолок над не менее старинной ванной на бронзовых львиных лапах, которую она отыскала в магазине подержанных вещей.
Даже когда ванную наконец-то закончили отделывать, Барбара продолжала качать головой.
— Интересно… — Она рассматривала старинные резные подсвечники, стоявшие везде, где только нашлось для них место. — Уверена, что мыться при свечах удобно? Разве ты сможешь рассмотреть грязь? — дразнила она сестру. — Слушай, да в такой ванне легко поместятся двое, — невинным тоном продолжала она, и Патриция бросала на нее убийственные взгляды…
До сих пор ванная использовалась по прямому назначению, хотя Патриция и замыслила ее, поддавшись своей тайной фантазии. Именно в таком месте ей всегда хотелось заниматься любовью… со своим избранником.
— Утверждают, вкусы близнецов схожи. Да что они знают, эти ученые! — бурчала Барбара, когда Патриция поделилась с ней своими мечтами. — Вот я бы… — она помолчала, а потом внезапно покраснела, — я бы занялась любовью в уединенной долине, чтобы где-то неподалеку журчала вода — ручей или река. Весной, когда…
— Белки будут швырять в тебя шишками и орехами, чтобы ты не нарушала их покой, а бурые медведи… — закатила глаза Патриция.
И обе сестры расхохотались.
— Однако у нас есть нечто общее: нам обеим хочется, чтобы рядом была вода, — заметила Барбара, когда они перестали смеяться.
— Может быть…
Однако ей суждено одной нежиться в роскошной ванне, думала Патриция, устало направляясь наверх.
Уже три дня, как она вернулась домой. Работала не покладая рук. Разбирала почту, закупала продукты, убирала дом — словом, трудилась весь день напролет, не давая себе расслабиться и подумать о Лонгриче… о Нолане.
Теперь Барбара уже наверняка увиделась с ним и привела их план в исполнение. Он уже знает, как ошибся в них. Патриция не сомневалась: его чувство справедливости и привычка играть честно не дадут ему покоя, пока он не искупит свою вину. Но она не смогла бы вынести его раскаяния, его сочувствия.
Пусть он добрый и нежный, но по отношению к ней он таким быть не может.
Патриция сумела бы противостоять его гневу и презрению, его несправедливым обвинениям, но против жалости она была бы бессильна. Вот почему попросила Барбару поменяться с ней местами, прикинуться, что она — Патриция. А когда он начнет извиняться, сказать ему: поздно, ей ничего от него не надо. Приятно было позабавиться, поддаться сексуальному влечению, но теперь он ей наскучил и она отправляется на новые пастбища…
Патриция медленно разделась и нагишом направилась в ванную. Там царил полумрак — свет проникал только сквозь изысканный витраж с букетами красновато-желтых тюльпанов. Вздохнув, она начала зажигать свечи. Барбара будет насмехаться над Ноланом, ее ничем не проймешь. Когда она кончит играть, пути назад не будет.
Свечи источали легкий цветочный аромат, и Патриция жадно вдыхала его, шепча:
— Я не заплачу, мне не о чем горевать.
Конечно, грустно, что Нолан ее не любит. Она прикусила нижнюю губу, борясь с нахлынувшей тоской, и кинула пригоршню кристаллов ароматической соли в ванну, так что вода стала голубой. В зеркалах, укрепленных на потолке и стенах, она видела себя. Ее кожа казалась золотисто-персиковой, нагретой солнцем; густые волосы тяжелой волной падали ниже плеч. Ее груди выглядели двумя обольстительными полушариями с темно-розовыми сосками, курчавый островок волос между ног был того же теплого цвета, что и кудри на голове.
Я похожа на женщину, которая… готова заняться любовью, печально подумала Патриция. Она провела пальцем по груди и задрожала.
