— Заказать себе обед я в состоянии. А вот с большим не справлюсь.
Он улыбнулся.
Да, пожалуй, впервые это была действительно улыбка или почти улыбка, а не та искусственная гримаса вежливости, что предписывается служебным этикетом. Невзначай я затронул верную струну, и в человеке по фамилии «На стене» взыграла традиционная швейцарская неприязнь и пренебрежение к итальянцам.
Готфрид Ауфдермауэр махнул рукой и заявил:
— Ну, необходимое вы доучите и наверстаете…
Потом, пожав плечами, он добавил, что с итальянцами у них всегда были и будут нелады. И уставился на меня.
Я сидел, положив руки на колени, и старался выглядеть так, как мне и пристало: то есть как человек, у которого решается судьба. Но все же и не слишком приниженно, ибо знал себе цену и хотел это подчеркнуть. Да, в этот момент решалось многое. Если мне помогут устроиться на работу за банковской перегородкой или в конторе какой-нибудь страховой компании, мне придется принять эту должность. И с благодарностью. Хотя ныне, конечно, не 1968 год, когда в Швейцарии на рынке труда предложение намного превышало спрос, а год 1978-й. Правда, и сейчас тут ощущается нехватка рабочих мест. Однако… Опять это почти фатальное — однако. Такая работа прикует меня к канцелярскому стулу почти на девять часов в день. Тут ведь действительно не то, что у нас, за весь день отлучишься лишь на пару минут выпить пива или что-нибудь купить… А мне необходима возможность свободного передвижения. Ну, хотя бы, скажем, должность разъездного агента по продаже нижнего белья… Мне, собственно, все равно, чем заниматься. Главное — постепенно добраться до Голландии и притом так, чтоб моя поездка туда имела вполне достаточное обоснование и целиком укладывалась в рамки моей легенды.
— При вашем опыте и знании языков, — сказал руководитель отдела полиции для иностранцев, — я бы чувствовал себя увереннее. Главное, вам очень поможет английский язык.
— Я был бы вам весьма благодарен, господин комисcap, если бы вы помогли мне. Хотя бы сориентироваться.
Он кивнул и протянул руку к телефонной трубке.
«Ну, держись, Ярослав, — сказал я себе, — если уж тебя направляет на работу полиция — быть тебе под постоянным полицейским надзором. Это азбучная истина…»
За окнами на противоположной стороне улицы вспыхнула розово-голубая неоновая реклама мебельной фирмы «Мобель Пфистер». Шум автомобилей постепенно утихал. Над перекрестком промелькнули огоньки троллейбуса — тусклые и одинокие. А Готфрид Ауфдермауэр тем временем говорил по телефону. Он перешел с литературного немецкого языка на швейцарско-немецкий диалект, и я, как ни вслушивался, с трудом понимал лишь каждое третье или пятое слово. Из этих третьих или пятых слов мне удалось все-таки составить себе представление о том, что он кому-то рекомендует одного «тшеха», говорит о моем знании языков и высокой квалификации. Наконец он сказал: «иш гуэт», то есть «хорошо», а закончил разговор французским «мерси».
Готфрид Ауфдермауэр положил трубку на вилку аппарата. Выпрямился в кресле. Потом наклонился, что-то начертал на листке меловой бумаги и, протянув его мне, сказал:
— Завтра в десять утра, господин доктор, вас буду! ждать по этому адресу. Это крупная международная фирма, и ваша специальность имеет прямое отношение к сфере ее деятельности. Полагаю, вам понравится там и вы будете довольны.
Я прочитал «САССЕКС Кеми инкорпорейтед», Ле-венштрассе, 3, Люцерн».
Заикаясь, произнес я Слова благодарности, произнес именно так, как это и сделал бы беглый торговый деятель с долголетней практикой, но которого эмиграция все же сбила с ног. Так что в заиканье этом будто бы действительно проявилась моя искренность. «САССЕКС Кеми инкорпорейтед» являлась одним из филиалов фирмы «Ше-рико, Нью-Джерси», которую в Голландии представлял Гайе ван Заалм.
Да, Готфрид Ауфдермауэр умел разбираться в людях того типа, который я изображал. И потому он улыбнулся, пожелал мне удачного старта и пожал руку.
* * *
— Но об Испании в этом плане я вообще ничего не знаю! — воскликнул я. Заведующий торговым отделом «САССЕКС Кеми инкорпорейтед» Барри Рейнолдс весело осклабился. И вместе с ухмылкой вокруг его шишковатого с лиловыми прожилками поблескивающего носа приподнялись рыжие, подкрученные кверху гусарские усы.
— Узнаешь, — ответил он и пожал плечами, на которых лежал отлично скроенный серый в мелкую красную клеточку пиджак фасона «эстергази».
— Для такого мастака, как ты, — продолжал Барри Рейнолдс, — это не проблема.
От него приятно пахло горьковатыми дорогими духами, хорошим виски, и вообще он распространял вокруг себя атмосферу довольства, обычно сопутствующую удачливым людям.
Мы познакомились всего полчаса назад, а он уже предложил мне перейти на «ты» и помог выполнить формальности, связанные с зачислением на работу. Походя он разъяснил мне, что жалованье — и без того достаточно высокое — всего лишь скромное начало на двухмесячный испытательный срок.
Да и вообще, как только передо мной автоматически открылись стеклянные, управляемые фотоэлементом двери «САССЕКС Кеми инкорпорейтед», все пошло как по маслу, будто меня тут давно ждали. Ну прямо-таки словно вся «САССЕКС Кеми инкорпорейтед» только и ждала той минуты, когда ее порог переступит Ярослав Блажек.
Впрочем, все говорило за то, что они действительно ждали. Во всяком случае, кое-кто из сотрудников этой торговой компании.
— Между прочим, — продолжал Барри Рейнолдс, — у тебя будет не слишком много времени для изучения материалов. Я хочу, чтобы на следующей неделе ты выехал уже в Барселону.
Он покручивал кончики своих гусарских усов и вопросительно на меня поглядывал. В окнах с металлической прокладкой сияло солнце. Улочка, на которую они выходили, была безлюдной, тихой и казалась каким-то потайным карманом в этом шумном квартале Люцерна неподалеку от Фирвальдштетского озера, где расположились банки, торговые фирмы и санатории.
Я зажег сигарету и не торопясь покуривал. Выпустил даже несколько идеально круглых колечек дыма, чем позабавил Барри, и он захохотал.
— Испания для меня совершенно незнакомый рынок, Барри. Это во-первых. А во-вторых, по-испански я могу сказать только «мучас грациас» — «большое спасибо»…
Мне было желательно увильнуть от этой поездки, но не преступая пределов, какие мог себе позволить уважающий себя коммерческий деятель, не намеренный портить свою репутацию и подрывать реноме тем, что может потерпеть фиаско при первом же задании лишь потому, что его предстоит выполнять в совершенно незнакомых ему среде и условиях.
Да, это была или, во всяком случае, могла быть проверка. Мне нужен север Европы, а меня заворачивают на юг и станут, надо думать, ждать — буду или не буду я увиливать.
Барри Рейнолдс взглянул на свои часы.
— Ну вот… — сказал он и перевел взгляд на стену, где висели автоматические часы «Патек- Филип». — Ага, четверть одиннадцатого. Вполне подходящее для джентльменов время.
Он поставил на стол полбутылки виски «Джонни Уокер» и два стакана.
— Теперь мы можем позволить себе это? Или ты, быть может, не пьешь?
Он сказал это небрежно, но взгляд его темных глаз стал на какое-то мгновение острым. Да, это проверка. Во всех деталях. Откажись я от выпивки, это бы означало, что мне любой ценой необходимо владеть собой. И прежде всего не утрачивать самоконтроля, а это качество, как известно, легко растворяется в алкоголе. И потому мой отказ сразу же вызвал бы подозрение.
Я посмотрел на Барри. Потом на бутылку. Причмокнул и сказал:
— Отказаться от этого — преступление перед человечностью. По сейчас ведь рабочее время, Барри?!
Это была реплика, которую я не только мог, но даже обязан был позволить себе.
— О’кэй! — сказал Барри. — Не бойся!
