А следом говорится, что я не могу так легко отказаться от своих убеждений. По его словам выходит, что я сама не знаю, что говорю. Ты посмотри на это!
Через ее плечо Станден увидел карикатуру, изображающего его самого в виде кота, играющего лапкой с новоявленной герцогиней Станденской, которая обучает петухов нести яйца, а быков — давать молоко.
Станден уже видел эту карикатуру, но только сейчас осознал, в каком ужасающем образе предстала Грейс на рисунке. Она более походила на кошмарное существо, созданное фантазией Босха, чем на герцогиню, изо рта у нее вылетали слова: «Смерть всем тиранам». Этот лозунг абсолютно не соответствовал умонастроениям Грейс и низводил всю публикацию до крайнего уровня нелепости. Если бы не серьезность нынешнего положения Грейс, герцог посчитал бы и статью, и рисунок просто смехотворными. Но при данных обстоятельствах он просто не мог найти слов, чтобы приободрить жену. Чтобы прояснилось в голове, ему пришлось несколько раз глубоко вздохнуть.
Приняв производимые им звуки за выражение ярости и возмущения, Грейс обвила его шею руками и, заливаясь слезами, сказала:
— Ах, мой бедный герцог, ты простишь меня?
Пытаясь овладеть собой, он несколько мгновений позволял ей обнимать себя, затем отвел ее руки и прижал их к бокам Грейс.
— Грейс, — сказал он. — Я понимаю тебя великолепно. Но все остальные не знают и не понимают тебя. Не могут понять. Поэтому члены Совета и допустили эту статью в печать.
— Но как же они могли? Это несправедливо! — вскричала Грейс. — И все это неправда, по крайней мере, в том виде, как здесь написано.
— Но ты никого не убедишь в том, что ничего подобного не говорила. Люди будут читать статью и поверят ей.
Чуть встряхнув Грейс, он добавил:
— Пообещай мне, что ты больше никому ничего не станешь говорить в свою защиту, кто бы тебя не спрашивал.
Он пристально смотрел на нее, и в этом взгляде Грейс не могла уловить даже намека на теплоту. Это был властный взгляд, в котором сквозила не просто просьба о содействии, но скорее строгий приказ. Именно такая манера смотреть на собеседника, характерная для аристократии, всегда вызывала ее внутренний протест.
Как он мог смотреть на нее, свою жену, таким угрожающим, приказывающим взглядом. Или он вдруг начал думать, что взял в жены не достойную его женщину?
На мгновение в душе Грейс закралось подозрение, что человек, которого она любит, сомневается в ее невиновности.
Он нежно провел пальцем по ее губам. Закрыв глаза от этого ласкающего прикосновения, Грейс оказалась застигнутой врасплох, когда его губы прижались к ее губам.
И хотя поцелуй длился лишь мгновение, Грейс показалось, что прошла вечность. В глазах герцога снова зажегся теплый огонек, и она почувствовала, что ее с ног до головы словно обдало теплой волной. Смущенно улыбаясь, она сказала послушно:
— Мой рот на замке.
Улыбнувшись краешком рта, герцог беззаботно ответил:
— Только не делай, пожалуйста, этого признания своим тюремщикам.
Когда она поняла, что за этими словами может таиться предостережение, не высказанное вслух, сердце ее забилось чаще.
— Я не понимаю, Алан, — сдавленно, с испугом сказала она. — Они ведь не собираются заставить меня говорить? Мне не в чем признаваться.
Он резко притянул ее к себе, заключив в крепкие объятия.
— Я не хотел напугать тебя, Грейс, — сказал он. — Но, может быть, сейчас ты осознала всю опасность, в которой находишься.
— Начинаю, — ответила она, прижимаясь к мужу. Пока она стояла так, обнимая Стандена, все мучительные мысли отошли куда-то на задний план.
Но очень скоро Станден ушел, и с его уходом последние остатки мужества, казалось, покинули Грейс. Этой ночью, укрывшись атласным покрывалом, которое он принес ей, она проваливалась в один кошмар за другим, пока, наконец, не проснулась от своего собственного мучительного крика. Довольно долго она сидела на постели, прижимая к груди покрывало, и прислушивалась, не повторится ли этот зловещий и непонятный крик.
За окном шел дождь. Тишину ночи нарушал лишь звук льющейся воды из медной водосточной трубы. Грейс не хотела снова возвращаться туда, где ее ожидали ночные кошмары. Но и оставаться один на один с сомнениями, поднимавшими свои гнусные головы в темноте, тоже было жутко. Трясущимися руками Грейс зажгла свечу.
Когда, наконец, она села в неярком круге колеблющегося света свечи и принялась затачивать перо, усилием воли пытаясь укротить свою фантазию или хотя бы направить ее в русло истории о рыцаре и его леди, в коридоре раздались негромкие шаги, а затем послышался звук отпираемой двери. Впустив в камеру желтое мерцание фонаря, дверь распахнулась, а съежившаяся на мгновение Грейс ожидала увидеть зловещие фигуры тюремщиков, пришедших за ее признанием. Не желая, чтобы ее страх был виден вошедшим, Грейс натянула одеяло на плечи и встретила непрошенных гостей спокойным взглядом.
Это оказались всего лишь жена начальника тюрьмы и прислуга, в руках которой был поднос с чайником и чашками.
— Я услышала, как вы кричите, — сказала матрона, вешавшая фонарь на крюк в стене. — Это ужасное место, ваша светлость. Иногда по ночам здесь бродят привидения, и все они очень несчастны.
Налив чашку чая, она протянула ее Грейс.
— Чашка чая — это как раз то, что вам сейчас необходимо.
И она бросила вопросительный взгляд на вторую чашку.
— Ради Бога, мэм. С удовольствием немного посижу с вами.
Сев на краешек стула, женщина сначала немного поговорила об отвратительной погоде и о том прискорбном положении дел, когда правительство считает, что его безопасности угрожает женщина, затем сообщила, что суд назначен на понедельник.
— Так скоро? — воскликнула Грейс, недоумевая, действительно ли обвинители считают ее настолько опасной преступницей, что назначили разбирательство ее дела на такой ранний срок. Еще и недели не прошло с тех пор, как ее арестовали. Ее начинала бить нервная дрожь, да такая сильная, что Грейс вынуждена была поставить чашку на стол, чтобы не уронить ее.
Заметив лежащие на столе исписанные листки бумаги, жена главного тюремщика с фальшивой улыбкой спросила:
— Вы не станете возражать, ваша светлость, если я позаимствую ваше сочинение?
Словно почувствовав, что Грейс колеблется, она добавила:
— Или это слишком личное?
— Да, это личное, мэм, — ответила Грейс, — но не настолько, чтобы я не могла вам показать.
Встав с места, Грейс сложила листки в аккуратную стопку, потом бросила взгляд на последнюю недописанную страницу и добавила:
— Я писала сказку для детей моей сестры.
— Детские сказки, а? — сказала матрона, выхватывая листки из рук Грейс и просматривая несколько страниц. — Не похоже на призывы к бунту.
— Боюсь, она еще не вполне закончена, мэм. Окажите любезность, прочтите начало, а я пока набросаю заключительную часть.
Чувствуя себя, вероятно, весьма польщенной, жена начальника тюрьмы придвинула стул и принялась читать. Закончив чинить перо, Грейс быстро написала счастливый конец истории рыцаря и его леди так, как они со Станденом его придумали тогда, сидя на каменной скамейке в саду.
Когда окончание было готово, матрона была все еще поглощена чтением, но Грейс не стала привлекать к себе внимания, лишь извинилась за плохой почерк, когда матрона протянула руку за
