вообще нет прошлого, и до сих пор детективу не удалось узнать ничего, что могло бы пролить свет на ситуацию.
Тем временем Блэйк Сондерс продолжал медленно, но верно выздоравливать. Он лежал в отдельной палате больницы Бэзинстоука. Сигне все еще не хватало духу рассказать ему ужасные новости. Для нее это было кошмарным напряжением. Но она позволила ему еще немного побыть в блаженном неведении. Он обожал ее. Он был так счастлив, так доволен, когда она была рядом. Он без ума любил свою «жену», и радужные планы, которые он строил на будущее, каждый раз заставляли ее сердце плакать. Но она разговаривала с ним спокойно и рассудительно, и Блэйк не чувствовал драмы, разворачивающейся за пределами больницы. После того дня, когда Паула представила Сигне Ивора, она уже не раз встречалась с ним, в том числе и с глазу на глаз. И все время держалась нейтрально-вежливо. Сигна понимала, что теперь ничего не может сделать без доказательств. Этих доказательств она и ждала. Раз или два приезжал сэр Барклей Додсон — якобы справиться о ее здоровье, на самом же деле чтобы рассказать ей, чем занимается частный детектив.
Пауле пришлось уехать из Бэзинстоука: ее короткий отпуск закончился, а условия контракта с «Ковент-Гарден» нужно было выполнять. Но, к счастью для всех, сезон Русского балета завершился через три недели после того, как Сигна и Блэйк попали в аварию. Тогда Паула со спокойной душой переехала на запад к сестре, в гостиницу Бэзинстоука.
— Как только Блэйку станет лучше, мы отвезем его в Торквей и устроим что-то вроде короткого медового месяца на троих, — как-то сказала Сигне Паула. — Мне придется присмотреть за вами обоими. Встретим там Рождество. Там очень красиво, к тому же есть площадка для гольфа, Блэйк сможет, сыграть, когда поправится. Может, Ивор составит нам компанию и будет четвертым. Это возможно?
Сигна содрогнулась. Если бы Паула понимала, что предлагает!
— Нет, этого мы никогда не сделаем, — ответила она. — Прежде чем снова куда-либо ехать с Блэйком, я должна все ему рассказать. Я ему не жена. Он должен знать это.
Паула вздохнула. Итак, Сигна все еще настаивает на своем фантастическом рассказе! Бедная Сигна. Она теперь выглядела такой худенькой, такой хрупкой, казалось, подуй сильный ветер — и он запросто собьет ее с ног. Она и сама совсем недавно была очень больна. Вряд ли последние события пошли ей на пользу.
— Я молюсь, чтобы все прояснилось как можно скорее, милая, — сказала Паула. — Ответа из Сингапура, наверное, нужно ждать еще, как минимум, неделю, верно? Кстати, когда тебя снова навестит сэр Барклей?
— Я думаю, завтра, — ответила Сигна и с улыбкой добавила: — Но на самом деле он навещает тебя.
Паула зарделась.
— Глупости, милая. Ивор был бы ужасно зол, если бы услышал это, — он меня так ревнует. И он не выносит сэра Барклея, бедняжка.
«Бедняжка»! Эти слова резали Сигне слух. Гнусный мошенник! Как же Ивор все-таки хитер. Он не осмеливался показаться Блэйку на глаза, и вот вчера в присутствии Паулы он попросил Сигну не водить его «знакомиться с Сондерсом».
— Если сходство между мной и… э… этим Гардинером так велико, лучше не рисковать и не расстраивать Сондерса, — протянул он.
Сигна, прищурившись, ответила:
— Осмелюсь предположить, что у тебя есть свои причины не желать с ним встречи. Но пока вам и не стоит встречаться. Я согласна. Но рано или поздно тебе придется оказаться с ним лицом к лицу, что положит конец этому фарсу.
Лишь однажды Сигна попыталась воззвать к его совести.
Она встретила его одного в курительной комнате отеля. Он жил в Лондоне, но приехал на выходные повидаться с Паулой.
— Ивор, ты играешь в опасную игру, — сказала она. — И я предупреждаю тебя, что тебе ее не выиграть.
Его губы скривились, но он встал и поклонился ей, словно они не были знакомы.
— Извини, дитя мое, — ответил он. — Ты зря тратишь время, настаивая на своем нелепом рассказе. И поскольку я скоро стану мужем твоей сестры, то…
— Никогда, — с пылающим лицом перебила его она. — Ты мой муж, и ты прекрасно это знаешь. Я не позволю тебе жениться во второй раз, к тому же на Пауле.
Ивор снова поклонился.
— Я сожалею, что ты все еще пребываешь в плену своих заблуждений, — ответил он.
Она окинула его долгим, исполненным горечи взглядом:
— Какой же ты подлый человек, Ивор. Двоеженство будет не самым большим твоим преступлением. Полагаю, ты будешь отрицать, что виноват в смерти моего отца — и отца Паулы. Но я знаю, откуда у тебя деньги. Они принадлежат моему отцу. Ты украл их у него.
Щеки Ивора вспыхнули. Ему захотелось тут же наброситься на нее, задушить на месте. Он ненавидел эту светловолосую синеглазую девушку, чью жизнь к тому же разрушил. Он ненавидел ее потому, что теперь ему нужна была Паула, а Сигна грозила встать между ними. Он сказал:
— Есть такая вещь, дитя мое, как обвинение в клевете, и если ты будешь упорствовать…
Сигна поняла, что разговаривать с ним бесполезно. Она больше не желала его слушать. Раздраженно махнув рукой, она развернулась и вышла из комнаты.
Тот день, как обычно, она проводила с Блэйком. Блэйк сидел в постели, опираясь на подушки. В нем не осталось почти ничего от прежнего Блэйка — исхудалый юноша с запавшими глазами. Его загар уступил место нездоровой бледности. Но взгляд его, когда он протянул руку сидевшей рядом Сигне, был счастливым.
— Ну, дорогая моя! — сказал он. — Как замечательно видеть тебя, впрочем, как и всегда. Как сегодня поживает миссис Блэйк Сондерс?
Она поморщилась и положила на кровать букет цветов, который принесла ему. Он поймал ее за запястья и притянул к себе.
— Ангелочек мой, сладкая моя жена, как же я тебя люблю. — Вдруг он почувствовал, что она дрожит. — Почему ты дрожишь, милая? — улыбнулся он. — Неужели замерзла?
— Да, немножко, — устало ответила она.
Она не могла заставить себя сказать ему ужасную правду. Она не смела открыть ему глаза, она не должна была позволять ему терять надежду и счастье.
Она немножко полежала рядом с ним. Он гладил ее, целовал, перебирал ее густые светлые волосы.
— Как же чертовски долго я выздоравливаю, — сказал он. — Мне ужасно не терпится выйти из больницы и начать, наконец, медовый месяц. Я хочу быть наедине со своей женой.
Она спрятала лицо у него на груди и против воли расплакалась. Слезы просачивались сквозь ее сомкнутые веки и капали на его пижаму. Пораженный, он заставил ее поднять голову.
— Плачешь? Из-за чего, милая моя? Ты несчастна? Тебе плохо?
— О да, да, — прошептала она, прижимаясь к нему. — Только я…
— Что, любимая? — спросил он. — Милая моя! Не могу видеть, как ты плачешь. Ты устала — я говорил Пауле сегодня утром, что на тебе лица нет. В чем дело, любимая? Я понимаю, когда мы уезжали из Лондона, ты сама была не в лучшей форме. Все было затеяно для твоего выздоровления, бедная моя.
Она не ответила. Она прижалась к его груди и что есть силы старалась держать себя в узде.
Еще совсем немного, говорила она себе. Еще совсем чуть-чуть с ним рядом, чтобы успокоиться, чтобы забыть Ивора.
— Впереди столько всего чудесного, — радостно добавил Блэйк. — Наш медовый месяц… наше будущее. Знаешь, мне прислал письмо старый друг моего отца — Мартин Лонг. Может, для меня найдется местечко в его в компании — «Кросс-стоун Тайрс».
Но Сигна не видела впереди ничего, кроме несчастий. Она едва слышала то, что он рассказывал ей о
