распоряжение, он еще минут двадцать посидел со Скрябиным, а потом запер сейф и поднялся из-за стола:
– Беседуйте, не буду вам мешать. Если хочешь, можешь кофе его угостить. И бутербродами – я сейчас скажу, чтобы их принесли из нашей столовой…
Войдя в кабинет, Петруха хотел доложить по всей форме, что осужденный такой-то, статья такая-то, срок двадцать лет, явился… Но узнал Стаса и замер, недоверчиво глядя, как он хозяйничает у маленького стола, на котором дымились две кружки кофе и стояла тарелка с бутербродами.
– Здорово, Петруха, – Скрябин, продолжая размешивать сахар, через плечо посмотрел на бывшего коллегу; а он сильно изменился! Заметно похудел, слегка осунулся, но главное – взгляд. Глаза у него… В общем, разговор действительно может получиться толковый. – Заходи, присаживайся. Я в гостинице позавтракать как следует не успел. Составишь компанию? Колбаса свежая, так что бери, не стесняйся…
Петруха напряженно опустился на жесткий стул, снял с головы и бросил на стол кепку. Со свистящей ненавистью в голосе сказал:
– Что ж ты меня, сука, так дешево подставляешь? Пацаны запах унюхают – в «барабаны» запишут.
– Да ладно тебе! – махнул рукой Стас, ставя перед ним кружку и кладя бутерброд. – Все знают, как ты героически молчал на следствии и на суде.
Петруха посмотрел на угощение, как на яд, и плотнее прижался к спинке стула.
– А если бы я тебя подставить хотел, – продолжил Стас, – то я бы, наверное, придумал что-нибудь посущественнее. Как ты считаешь?
Петруха промолчал, отводя взгляд.
– Как сидится?
– Сядь, посиди – узнаешь.
– Говорят, ты в авторитете.
– Я всегда в авторитете! – Заявлено было громко, но словам не хватало внутренней убежденности.
– И с воли помогают?
– А ты у «кума» забыл об этом спросить?
– Спросил, конечно. Две дачки за полгода, и те – от матери. Больше она не может, пенсия не позволяет.
– Мать не трожь, сволочь!
– Ты меня не сволочи. Или забыл, как мою мать прирезать хотели?
– Это все Утюг. Он напрочь отмороженный был…
– А ты, значит, ласковый? У меня живот до сих пор болит.
– Чего, посчитаться приехал? Ну давай, мочи! – В Петрухином голосе промелькнули нотки истерики, и Скрябин поморщился:
– Дурак ты! Ты свое уже огреб…
– Еще мораль мне читать будешь!
– Мораль тебе нужно было в детстве читать, сейчас поздно. У меня к тебе деловой разговор. Ты ведь неплохим опером был когда-то. Что к чему и как делается, понимаешь. Время подумать у тебя было. Короче, мне нужен взрывник.
Петруха медленно покачал головой и отвел взгляд.
– Чибис мертв, Дядя Вася тоже, – продолжал Стас. – Не осталось твоих никого. Карташов вряд ли в бегах, скорее всего, давно закопали. Те, кто наверху, про тебя забыли. Никто твоего геройства не оценил. Что, скажешь, не так? Использовали, как туалетную бумагу, и выкинули. Можешь не верить, но ни со следствием, ни с судом никто даже не попробовал насчет тебя договориться. Ну, ты это и сам понял по приговору.
– Ладно, хорош!
– У меня друга убили, – Скрябин навалился локтями на стол. – Ты за своих мазу тянешь, я – за своих. Должен меня понимать.
– Соловьев случайно попал. Шилова убирали.
– Это понятно. Кто убирал?
Петруха как-то обреченно покачал головой:
– Я не знаю. Из Москвы шли приказы, Карташов был на связи.
– Исполнял кто?
– Допустим, я кое-что вспомню. Что мне за это будет?
– Что ты хочешь?
Петруха усмехнулся:
– Миллион долларов и вертолет с полным баком.
– А бабу не надо? Могу предложить надувную. – Стас закурил, качнулся на стуле, пустил дым в высокий пожелтевший потолок. – Правда, на твой срок их не один десяток потребуется. Знаешь, когда я сюда собрался лететь, меня все отговаривали. И я теперь начинаю думать, что они были правы… Дурак ты, Петруха. Я больше не приеду. И никто не приедет. Так что второго шанса договориться не будет. Придется сидеть свои двадцать лет до звонка. Сколько тебе будет, когда выйдешь? Если выйдешь, конечно… Пятьдесят? Здоровье ни к черту, денег нет, жилья нет, никому ты не нужен… Давай, сиди! Страдай за «благо воровское». А взрывника мы и без тебя сможем взять. Ты ж понимаешь, что он не остановится и за кордон не рванет. Рано или поздно, но мы его вычислим. С таким послужным списком и с такими приметами – сколько он еще сможет прятаться? – Про приметы Стас сказал почти наугад, вспомнив показания опера из «наружки», который видел, как к машине Романа утром в день взрыва подходил какой- то бомжара в темных очках…
Про приметы Стас сказал наугад – и почувствовал, что попал. Именно эта фраза заставила Петруху дернуть щекой и как-то очень суетливо, немотивированно перевести взгляд на окно.
– Так что можешь молчать, – отхлебнув остывшего кофе, сказал Стас. – Утешайся собственной стойкостью. Не забудь похвастаться, когда вернешься в отряд: менты, гады, кололи, но я им ничего не сказал.
– Мне нужно УДО,( Женская колония рядом с Нижним Тагилом.) – решился Петруха, придвигаясь ближе к столу.
– Ну, маханул! Года еще не прошло… Две трети всяко отсидеть придется.
– Тринадцать – это не двадцать.
– Как ты себе это представляешь? Через тринадцать лет меня уже в системе не будет. И все начальство десять раз поменяется.
– Ничего, этих не будет – другие придут. Я тут к «хозяину» присмотрелся – он нормальный мужик. Ты с ним поговори, пусть отметочку в деле поставит. Глядишь, она потом и зачтется.
– Вербовать начнут.
– Ничего, это мои проблемы.
– Хорошо, поговорю. Но это смотря что сольешь.
– Что знаю, то и солью.
– Я тебя слушаю.
– Взрывник со стороны был. Мастер! Чибис как-то по пьянке гордился, что половину «глухарей» по взрывам в городе можно смело на него вешать. Погоняло – Румын. Где искать – не знаю, но Чибис его бабе завидовал. Она работает официанткой в «Астории». Чибису не дала, а с Румыном – все что угодно. Чибис потом охреневал: и чего она в этом уроде нашла? – Упомянув про уродство, Петруха испытующе посмотрел Стасу в лицо и продолжил: – Он ведь одноглазый, ему глаз взрывом выбило.
Скрябин кивнул, словно подтверждая слова Петрухи. Одновременно лихорадочно думал: если лицо пострадало, то и рукам наверняка доставалось… Рискнуть?
– У него не только рожа, но и клешни все покарябаны. Правильно?
– Верно, – Петруха кивнул. – Так сразу в глаза не бросается, но вообще заметно, если присмотреться.
