У Мишель лицо выражало мечтательную отрешенность. Глаза ее были уставлены в одну точку, а на лице блуждала благостная улыбка.
Она вспоминала Филиппа, его прикосновения, его взгляд. Она снова и снова ощущала все те чувства, которые возникли между ними, и все это было настолько ярко, что она уже не могла не ждать продолжения знакомства. Она хотела, она мечтала, она жаждала. И поэтому искала оправдания своему маленькому недовольству, маленькому несоответствию, которое появилось в тот момент, когда ей пришлось уйти.
Она уже хотела поцеловать его на прощание, так, чмокнуть в щечку, потому что ей показалось, что после этого танца, они стали чуть ближе, чем просто посетитель музея и его работник.
— Но он, почему— то не проявил такого порыва. Он просто закрыл дверь. Но для этого могло быть множество причин… Мишель чувствовала, что это было не пренебрежение. Такое с Филиппом, который ей показался таким тонким, таким открытым и сентиментальным.
Полет, нахмурив брови, курила, постукивая сигаретой о пепельницу, и двигая ее пальцем то туда, то сюда по поверхности стола. Казалось, что она сейчас решает какую-то задачку, продумывая различные ходы, и прощелкивая в уме, только ей понятные вычисления, и все же не могла соединить воедино все события, которые вывели ее из себя.
Первое, она не могла понять, откуда у нее взялся такой приступ ревности. Она уже давно не обращала внимания на маленькие интрижки Пьера. Тем более, она знала сестру, и знала, что нужно ей. И уж конечно не этот тряпка, ее муж.
Но с другой стороны, это замешательство Мишель, когда они с Мадлен возвращались из дамской комнаты. И эти бесконечные комплименты, которые Пьер расточал Мишель, и эта прогулка перед сном, в последний день перед отъездом.
— Ушли за занавеску они вдвоем, так почему Пьер там оказался один? — думала она, — да еще в таком виде. А она, аж, вся в тумане, ничего не слышит и ничего не понимает, а? Вся красная! И почему они вернулись по одному? Нет здесь что-то не так. Неужели этот предатель, уже совсем потерял совесть!? Мало ему интрижек на стороне, так решил опозорить меня перед сестрой?! Хотя, и она хороша. Если бы ей не нравилось, то, наверное бы, она пожаловалась мне. Значит они заодно! — думала Полет. — Нужно сходить и посмотреть, что там за занавесками, и что там за темный коридор. Если я найду их местечко…!
Полет опять уловила себя на том, что в ней бушует злость, обида и ревность. Ей необходимо было успокоиться. А это можно было сделать, если она увидит там вторую дверь и посмотрит, что за ней.
Пьер, откинувшись на стул, загадочно улыбался, и на лице его время от времени поднимались вопросительно брови, которые опускались, придавая его лицу, снова задумчивое выражение под отстукивание пальцами какой-то мелодии. Это была песня Азнавура. Он вдруг краснел и тут же менял положение на стуле, что не мешало ему предаваться все тем же мыслям. Он ерзал, вспоминая духи и талию, рыженькой, нежные глазки блондиночки, и огонь, исходивший от брюнетки. Мысли его неслись по кругу, как на карусели. От рыжей — к блондинке, от блондинки — к брюнетке, и снова…
Одна Мадлен сидела виноватая, и испуганно посматривала на всех.
— Господи, я чуть не натворила неприятностей, — подумала Мадлен, глядя на злое лицо Полет, курившую нервно сигарету, на растрепанный вид своего сына и на светящееся счастьем лицо Мишель вернувшихся за стол, после того, как за ними уже хотела отправиться Полет.
— Пусть сами разбираются, это их дело, я больше ни слова! А Полет, Господи, я и не знала что она такая ревнивая. Всего-то и сказала вслух, что, — чего — й — то они так долго не идут? Ну не идут и не идут! Чего она так взбесилась? Сорвалась, побежала… — Мадлен втянула голову в шею, переживая за свои легкомысленные слова, и уже желающая, скорее закончить поездку и отправиться домой. Она не любила скандалы. А самое страшное, она боялась быть виноватой…
— И что они и правда там делали? — вдруг подумала она себе в оправдание, вспоминая, как Пьер поглядывал на Мишель, когда этого не видела Полет, и как скрывала Мишель свои губы, когда они с Полет вернулись из дамской комнаты. Пошли в музей, так смотрите на экспонаты! — возмутилась она в душе. Бесстыдники!
— Голова все болит? — спросила она Пьера, первой нарушив молчание. И ты что так и не дошел до музея? Все лежал там, в коридоре? — голос ее перешел на слабый петушиный крик. Господи, какой кошмар. Это как же ты споткнуться мог? Я же тебе говорила, там темный коридор, иди на свет. А где же была Мишель? — спросила Мадлен, все-таки запутавшаяся в произошедшем. Почему она нас не позвала?
— Я зашла в другую дверь, а Пьер, вероятно, пошел в музей, — охотно объяснила Мишель.
— В дверь?! В какую такую дверь? — снова закукарекала Мадлен. И что там было? — недоверчиво возмущенно спросила она. — Там же, кроме музея, ничего больше нет! Длинный коридор и вход в зал! — продолжала она, стараясь добиться ясности.
— Нет там никакого музея. Он был в прицепном вагоне, и уже давно уехал… — сказал неопределенно Пьер, и осекся, увидев настороженный взгляд, сидящих за столом, и в первую очередь Полет.
— Нет, что-то мне это все не нравится, — подумала Полет, взглянув на мужа. Чего он полез выручать ее. Куда-то уехал вагон! Какой вагон! Заврался! — Спокойно Полет, спокойно! — уговаривала она сама себя.
— И правда, мои слова были похожи на бред, — подумал Пьер, и сам не понимая смысла того, что он сказал.
— Уехал? Почему я решил, что он уехал, — судорожно думал он.
— А! Это я просто не дошел до следующих залов! — подумал он. Ведь был зал Мон Мартра, а если бы не девчонки, то увидел бы и весь музей! А вот оно что! Странно, что он понял это только сейчас. А девчонки, удрали, когда я отключился, испугались появления метрдотеля, или…они все заодно? Увидели, что я иду, свет выключили и сцену ужаса разыграли! Во! Теперь все сходится. Ну и девчонки! — усмехнулся Пьер. Он готов был им простить все. Тем более, что их исчезновение и эта маленькая афера со светом была как нельзя к стати. Не мудрено! Такой стресс! Три мадам и все ему! Пожалуй, я погорячился, мечтая о гареме. С таким объемом и до старости не дотянешь! — трезво решил он.
Он почувствовал, что сил то у него поубавилось. Он прямо был как выжитый лимон. Пьер быстро взглянул на Полет, та не отвела взгляда, а как старая и строгая учительница, ждала признания вины своего подопечного.
Пьер, быстро сменил выражение лица на беспечное, и даже обиженное. Но решил, что нужно еще раз зайти за занавеску и обследовать музей.
— Верни деньги, — протянула Полет руку.
Пьер поспешил полезть в карман и не нашел там ничего.
— Я же покупал шампанское, на Мон Мартре! — вспомнил он. У меня их нет! — ответил он, пожав плечами.
— Как нет! Я же тебе дала десять евро! — возмутилась Полет.
— А это я думаю ваше, вы обронили в музее, — протянул, подошедший к столику, официант банкноту евро Пьеру.
— Вот они! — обрадовался Пьер, победно протянув жене бумажку.
— Мадам, вы просили «квис де грануй», — подошел к Мадлен с подносом повар. Блюдо сделано специально для вас, по очень сложному старинному рецепту. Приятного аппетита.
Повар поставил дымящееся блюдо с горкой лапок залитых коричневым ароматным соусом.
— О! — обрадовалась Мадлен. Спасибо. Она вдохнула аромат с тарелки, и, перевернув парочку ножек туда— сюда, проверила содержимое соуса.
— Мама, тебе какого налить вина? — спросил Пьер, поднимая кувшин с белым.
— Да, этого, — важно сказала Мадлен. И аккуратно пригубив из фужера своим аккуратным сморщенным ртом, принялась за маленькую лапку. Лицо при этом отобразило блаженство. Бесподобно! — воскликнула она. У нас в ресторане так не делают, и ты Полет, делаешь хорошо, но не так.
Повар, следящий за реакцией Мадлен, улыбнулся и удовлетворенно, со знанием результата удалился в дверь кухни.
— Мосье, это для вас, поставил официант перед Пьером огромное блюдо с горкой сырого фарша и многочисленными дополнениями к нему.
Пьер вооружился вилкой и ножом и, отпив глоток красного вина, с воодушевлением приступил к
