сделаем так. Вы оденетесь в костюмы, и в оставшееся время, мы сможем спокойно продолжать наше знакомство с магией. Встретимся через полчаса. Надеюсь, этого вам будет достаточно?
Мадлен сделала обреченное лицо, Полет сложила молитвенно руки, а Мишель сделала очень умильное лицо, такое, как маленькие детишки используют для действия его на маму.
— Ну извольте! Действительно это было бы не справедливо, подарить цветы одной даме в присутствии других. Это мой промах.
Он залез в карман и достал оттуда две розы. — Это вам, а это вам! — протянул Алекс цветы.
— О! — восхищенно выдохнули Мишель и Полет, взяв в руки по цветку.
Мадлен, не получившая такого знака внимания, немного взгрустнула, отнеся это к своему не интересному возрасту, но не подала вида. Она зачем то полезла в сумочку.
— А это вам, мадам, — Алекс полез за пазуху и достал оттуда букетик ландышей.
— Это мои любимые цветы! Мне их всегда дарил Арманд, — заулыбалась Мадлен, нюхая букетик и едва сдерживая слезы. — Жозефине фиалки, а мне ландыши! А как…
— Все вопросы потом, а сейчас к переодеванию, а то мадам администратор очень рассердится, — сделал Алекс испуганное лицо, не давая Мадлен задать свой вопрос до конца.
— Вы профессиональный фокусник? — тихо спросил Пьер, после того, как женщины с костюмами удалились в свои комнаты.
— В некотором роде да! — развел руки Алекс. Хотя раньше меня эти слова могли и обидеть. Но если вам угодно…
— Что же здесь обидного! — удивился Пьер. Это такая же работа, как и все остальные! И носить имя Капперфильда ничем не хуже, чем носить имя какого-нибудь банкира или профессора.
— Вы так полагаете… — ухмыльнулся Алекс.
— Ну конечно. И я думаю, ваше мастерство тоже признано не только в нашем маленьком обществе? — польстил Пьер.
— Да… Я не смогу счесть мест, в которых я давал показы своих возможностей. За столько лет, география довольно большая. Можно сказать весь мир! И как удивлял! — взгляд Алекса ушел куда-то и в себя и вдаль одновременно. Лицо его стало вдохновенно упоенным.
Пьер усмехнулся в душе, слушая, как старикашка входит в раж, совсем не замечая его ироничный тон.
— Весь мир! Ну конечно! В лучшем случае Европа. И почему бы и нет. Но весь мир! И сколько форса! Любитель приврать и преувеличить. И я не удивлюсь, если здесь он подрабатываете в виде «случайного посетителя». Ну конечно! — догадался Пьер. Эта комната с зеркалами, где он, то исчезал, то появлялся, эти цветы, эти штучки с оздоровлением. И вообще я никогда не видел его по телевизору. Наверное, не так уж и искусен.
— А сейчас вы работаете здесь?! — победно сказал он. И все эти рассказы о путешествиях, любви к истории, не иначе как необходимость хранить в секрете нюансы вашего выступления… У вас здесь и реквизит, иначе вы не смогли бы сделать эти фокусы, — торжественно закончил он, довольный разоблачением. — Только я не понимаю зачем. Ведь мы ничего здесь не оплачиваем. Или, вам нужно признание? Тогда здесь слишком мало публики, после таких славных «турне»! уже с маленькой издевкой сказал он.
— Мастер всегда должен быть в форме, — ничуть не обидевшись или просто не подав вида на замечания Пьера, которые граничили с фамильярностью, ответил Алекс. — Работать, искать и утверждаться постоянно, — вот мой девиз.
На самом деле это не фокус, а вполне реальное преобразование материи, хотя этот же результат можно было бы получить сдвигом времени, проникновением в пространство, параллельное… — снисходительно глядя на Пьера, произнес Алекс.
— Ладно, ладно, — миролюбиво сказал Пьер. Если вам все так просто, покажите что-нибудь посложнее, чем первые фокусы.
— Слова и понятия для этого мира дело относительное. Что, например, вы приняли за более сложное, и что за менее? — обратился к нему Алекс с простодушным выражением лица.
— Фиалки! Они были спрятаны у вас в рукаве. Это просто, и этот фокус могут делать все даже начинающие фокусники. Зеркала, тоже всего лишь техника. Специальное построение отражений и вы, то пропадаете, то возникаете. Это не ваша заслуга. Это знают все.
— И вы сможете настроить так зеркала, чтобы в них исчезла ваша любовница, когда внезапно в дом возвращается жена? — шепнул Пьеру Алекс, ехидно усмехнувшись. — Тогда вы достойны внимания с моей стороны. Может быть, пойдете работать со мной в паре? — почти заговорщически спросил он.
Пьер не смог уловить, вредничал ли Алекс, или действительно предлагал ему свое сотрудничество.
— Немного почитать, поэкспериментировать и конечно смогу, — ответил он.
— Так вот, к вашему сведению, самое сложное, это получить живое, ведь оно кроме своей матрицы, которая дает ему образ, цвет, запах, обладает еще и жизнью. А еще энергией, памятью и флюидами, разумом и чувствами. Вот сколько составляющих! Даже для меня это требует напряжения. И из всего, что вы назвали, фиалки, самый затратный вариант. Но я обязан этой даме и хочу, чтобы она всегда получала от меня то, что безумно любила при жизни. Это была ее прихоть. И я ее исполняю. Хотя и теряю при этом частичку запаса своих магических сил. Цветы — это мой первый шедевр, который я научился делать, создавая живое. Я поклонник Бонопарта, и конечно, его дамы сердца, которая при жизни любила эти цветы. Они оба многое сделали для меня. Даже тогда когда я умер.
— Понесло, — подумал Пьер, уже немного подумывая о не совсем нормальности старикашки. Он решил увести разговор из непонятной ему философии в естественное русло. — Я думал что они искусственные! — удивился Пьер, предполагая в этих своих словах отступление в пользу собеседника и выражение своего восхищения.
— Да нет же, живые! — воскликнул довольно Алекс. В этом и весь феномен! Я еще не упал настолько, чтобы дарить женщинам, искусственные цветы. Это больше подходит для кладбища, — сморщил он нос. Подойдите и посмотрите внимательно. Они издают аромат. А лепестки так нежны, как будто только что сорваны где-нибудь под яблоней в весеннем саду. Смог бы я так долго держать их в рукаве, и они при этом не потеряли ни, своей формы, ни свежести. Да и где возьмутся фиалки в конце лета? Не проще было бы нарвать маргариток, эффект был бы тот же, но с меньшими усилиями с моей стороны.
— Да! — хмыкнул Пьер, почти соглашаясь с Алексом.
— Но если смотреть с вашей позиции, простого обывателя, не обладающего достаточными знаниями и не посвященного в иные законы… — как бы анализируя разный взгляд на вещи, — медленно сказал Алекс. Он внимательно проследил за реакцией Пьера, подошедшего к портрету Жозефины, и приглядывающемуся к букету, который как будто находился и на изображении картины, и был здесь в пространстве.
— Не понятно… — услышал он.
— Что ж, пожалуй, я вам покажу то, что приведет вас в еще более, неописуемый восторг и еще больше вызовет ваше недоумение и задаст вам загадку. Такого вы не увидите больше нигде, потому что это могу делать только я! Есть мои последователи, но они ограничиваются, гораздо, более, поверхностным результатом. А я?! Я провожу его со сто процентным эффектом. Конечно, это мой секрет. Но, имея в виду, ваше положение и вашу наивность, я покажу вам это, и даже объясню, потому что все равно вы ничего не поймете, ничего не вспомните и ничему не поверите. Ведь так, мой сомневающийся друг, — обратился он к Пьеру.
Последние фразы Пьер отнес также за счет чудачества Алекса, который, как ему показалось, все больше и больше входил в образ великого.
— И если даже бы вы знали, как это делается, то все равно не смогли бы повторить. Поэтому я покажу вам кое-что. Идите, быстро одевайтесь сами и зовите сюда своих мадам, они вероятно уже скоро будут готовы. Я хочу публичного выступления!
Мосье Алекс, распрямился и встал в величественную позу. Пьеру показалось, что в этот момент у него по телу пробежали очень крупные мурашки.
