свежий, а тети-то и след простыл. Настроение было испорчено. К нарастающей усталости добавился еще и животный ужас. Что теперь будет-то?! Наверное, меня посадят в тюрьму. Или, что еще страшнее – просто выкрадут. Вот прямо дернут за руку, и окажусь я по другую сторону Берлинской стены.
Ночью рассказали шепотом эту душераздирающую историю нашим девчонкам.
– Да, ну вы даете! И кто вас за язык тянул? Ведь было же сказано, говорено-переговорено. Про Родину ничего плохого не говорить. Мы своим СССР только гордимся. Только. У нас все замечательно.
– Ой, да уж знаем! Что вы нас еще больше расстраиваете?
– Все, девчонки, не переживайте. Ходим только вместе. На всякий случай к стене близко не приближаемся. Может, и обойдется, – как всегда правильные выводы сделала Ирка. Не зря она у нас уже который года комсорг класса.
Все равно уснуть спокойно не удалось. А ведь на следующий день еще одно испытание – день в семье.
Когда Петра была у нас, все было значительно проще. Все-таки я была на своей территории. Задействована на это мероприятие была вся моя семья в полном составе. Долго выбирали меню. В итоге остановились на нашем фирменном блюде – пельменях. Лепили заранее, дружно, все вместе. Культурная программа – ходили в Пушкинский музей. Развлечения – Парк Горького. Тихий отдых – просмотр дома всей семьей фотографических альбомов. Устала я от напряжения, как собака. Потому что одно дело просто говорить на немецком языке, а совсем другое – еще и переводить, что хотят спросить мои любознательные родственники и что отвечает воспитанная Петра. Петра осталась довольна: и фотографии наши понравились, и американские горки, и пельмени. А то у Кузи мама окрошку сделала. И что? У немецкой девчонки потом живот разболелся. Вся культурная программа свелась к туалету. И объясниться она с Кузей не смогла. Он же не понимает ничего. И как его в нашей школе держат?!
Что преподнесет мне семья Петры? Теперь-то я понимаю, что самым лучшим бы для меня было, если бы просто где-нибудь в углу комнаты посадили и одну бы на целый день оставили.
Семья Петры Линдт так не думала. Видимо, они хотели не ударить в грязь лицом и программу подготовили еще более насыщенную. Причем о том, что будет следующим номером их обширной программы, они заранее не рассказывали. То есть один сюрприз должен был идти за другим. Пока я не ошалею от их изобретательности. И действительно, как мне удалось не ошалеть? Не понимаю сама.
Начнем с того, что у Петры большая семья. Папа, мама и еще два младших брата. Четырнадцати и четырех лет. Так, вшестером, и провели целый день. Общались они со мной без пауз, эти разновозрастные и разнополые граждане далекой мне национальности. Да, да, это очень непросто. Есть языки немецкий мужской и немецкий женский, они разные! А мальчик четырех лет – он картавит и коверкает слова, но тоже хочет мне что-то сказать, и услышать ответ. А мальчик четырнадцати лет – он, видите ли, подросток. Он говорит сквозь зубы, слова не договаривая и смотря все время куда-то мимо меня. Типа видал я этих русских! А отвечать все равно ему надо! Предварительно поняв, хотя бы приблизительно, о чем это он? Перенервничала, придумывая, что он от меня хочет, до дрожи в коленках.
Дальше – совместные трапезы. Это отдельный разговор, это не наши пельмени ложками. Здесь и четырехлетний Торстен ест ножом и вилкой! Ужас уже начался с завтрака, когда дали вареное яйцо в подставке.
По этому поводу у нас перед поездкой было специальное занятие для отъезжающих – «Хорошие манеры, и как правильно вести себя за столом». Проводила занятие Нина Павловна, наша учительница по техническому переводу. Почему она преподавала у нас технический перевод, было непонятно. Нам, во всяком случае. Что это за перевод такой, кому он нужен? Все-таки мы все были очень гуманитарными, поэтому и в технике-то слабо разбирались, а уж техника, оплетенная в немецкий язык, нам была точно недоступна. Нинпаллна это прекрасно понимала, головы нам наши молодые не дурила, и просто учила нас приемам. Как что-то понять из того, про что вообще ничего не понятно. С какой стороны ко всему этому подойти. И как совсем идиоткой не выглядеть, когда переводить уже надо, все от тебя что-то ждут, а ты вообще не понимаешь, на какую это тему. Надо сказать, что занятия ее были необычайно полезны. Не молчали мы в дальнейшем никогда, даже если совсем ничего не понимали. Пытались тянуть время, искали знакомые слова, улыбались. То есть вели себя достойно. И никто, понимаете, никто и никогда не соображал, что мы пока еще не в теме! И что мы ищем знакомые глаголы и однокоренные слова. Нинпаллна, огромный Вам поклон. Но в основном на этих уроках по техническому переводу мы беседовали о жизни. Нинпаллна у нас женщина далеко «за». Думаю, это «за» уже исчисляется цифрой 50. И вот как это в этом самом «за» так хорошо выглядеть? Она нас учила маленьким женским и просто житейским хитростям, которые должны были нам, молодым девчонкам, помочь перейти все эти разные жизненные «за». И первое, и главное, правило, которое мы все уяснили – свой возраст надо любить, ему соответствовать и его не стесняться. Но тем же временем стараться для окружающих его не подчеркивать.
– Первое, что мы снимем, почувствовав морщинки, это украшение с шеи. Потому что шея стареет у женщины раньше всего. Зачем нам на этом акцентировать внимание? И кольца. Как только вы почувствуете, что руки стали не теми, которыми всю жизнь любовались мужчины, все кольца сразу же раздариваете племянницам. Сразу и без сожаления. Нам не нужно, чтобы видели наши старые руки. Руки должны быть ухоженными, с маникюром, но уже без колец. Колени не открываем никогда, если вам уже за сорок. Даже если они у вас идеальные. Даже если очень охота этим похвалиться. Сдержанность и еще раз сдержанность.
Из этих лирических отступлений мы узнали много более для себя полезного, чем из всего услышанного про технический перевод, вместе взятого.
Так что «хорошие манеры» – это была тема, специально созданная для Нинпаллны. И как правильно разговаривать, и с какими интонациями, и что чай только вечером пить надо, а после обеда только воду, или сок, или пепси. То есть чай на обед просить не надо. А на завтрак просить только кофе и обязательно с молоком. Но главная проблема, это как правильно съесть яйцо. Про это Нинпаллна говорила долго и подробно. Первое, это как его разбить. Нельзя яйца бить об стол, об яйцо соседа и тем более об его лоб. И вообще ни обо что нельзя его бить. Нужно аккуратно срезать верхушку ножом. И потом, вопрос второй и очень важный, куда девать скорлупу?! Не в тарелку, не на скатерть рядом с собой, а вот в эту самую подставку для яйца. Поскольку Нинпаллна рассказывала про эти яйца подробнее всего, мы поняли, что, наверное, это из этикета самое важное и есть. Или самое сложное.
До последнего момента я все-таки надеялась, что на завтрак дадут просто кусок ветчины. Нет, дали яйцо. И как я напряглась с самого начала, это яйцо увидев, так и расслабилась только уже под вечер, когда в парке аттракционов вдруг услышала истошный крик:
– Ленка!
Господи, неужели ж моя подруга Зверева? Нет, этого не может быть! Родное лицо! Родной голос. Мы кинулись друг другу, обнимались, целовались, как будто бы расстались не утром, а год назад, и не отдыхали целый день, а были на исправительных работах. Сопровождающие нас немцы еле успели в сторону отскочить, чтобы мы их с ног не сбили, ринувшись в объятия друг другу:
– Лен, ну ты как?
– Еле держусь. А ты?
– Тоже. Ну ничего. Осталось каких-нибудь два часа и нас опять в школу вернут.
– Наташка, я, наверное, не выдержу. Не могу больше улыбаться, не могу больше восхищаться!
– Ленка, не хнычь! Смотри, как они стараются. Ничего, дотерпим.
И мы понуро пошли каждая к своей семье, все время оглядываясь на подругу, оставшуюся позади.
Вечером все делились впечатлениями, что, где и как.
У меня, по впечатлениям, было – со многими не сравнить. Меня и на катере по Шпрее возили, и на даче я под Берлином пироги с ревенем ела, и на аттракционах каталась, и по Берлину пешей прогулкой ходила. И мне куртку подарили, которая Петре мала стала. И главное, про все это уже можно было рассказывать с удовольствием. Напряжение прошло, я была уже среди своих, бояться было нечего, и можно было со смехом вспоминать:
– Ну вы представляете, у них на этой даче все в клеточку. Все в цветочек. Веселенькое такое. А где, говорю, у вас тут туалет? А вот, говорят, иди. И на дверь мне деревянную указывают. А на двери окошко
