ночных метаний. Когда же он снова обернулся, Анхела стояла перед ним без платья, в одном лишь черном кружевном белье, что так восхитительно сочеталось с ее золотистым загаром. И, хотя в темноте судить трудно, ему померещилось, будто молодая женщина краснеет. Клайв нахмурился: никогда еще Анхела его не стеснялась, если не считать того, первого раза, когда они стали любовниками. Тогда, не знай он скандальную предысторию, он мог бы поклясться, что имеет дело с девственницей.
Но худшее было еще впереди. Анхела собиралась лечь в постель как есть, ничего больше не снимая! Почему? Из-за треклятых картин? Из-за его матери? Или сам он виноват в том, что молодая женщина научилась стыдиться того, чем прежде гордилась?
— Нет, — проговорил он. И снова повторил: — Нет, — но на сей раз вкладывая в это коротенькое словечко совсем иной смысл. Первый раз оно прозвучало протестом, второй раз — мольбой.
И, видя, что Анхела колеблется, воспользовался моментом, шагнул к ней и расстегнул замочек лифчика. Черное кружево соскользнуло на пол, открывая взгляду роскошную грудь. Остальное Анхела сняла сама, ни словом не возразив, а затем, все так же молча, забралась под одеяло, старательно пряча лицо.
Стиснув зубы, Клайв сбросил халат и присоединился к ней. Все так же молча он привлек молодую женщину к себе. Анхела устроилась поудобнее, — так, как обычно, — однако незримые барьеры остались.
Клайву отчаянно захотелось нарушить леденящую тишину.
— Я не хочу с тобой воевать, — мягко проговорил он и, рискуя вызвать очередную бурю, зарылся лицом в ее благоуханные волосы.
— Да, — отозвалась она. — И Клайв понял, что и в самом деле не сказал ничего для нее нового. До чего неприятно признавать, что Анхела знает его куда лучше, чем он — ее! — Но это ровным счетом ничего не меняет, — с видимым усилием добавила она.
Что она имеет в виду? Неужто по-прежнему намерена его бросить? Мрачно нахмурившись, Клайв властно положил руку ей на грудь, перебросил ногу через ее бедро, словно предотвращая любую попытку сбежать, и притянул совсем близко, — так, чтобы всем телом ощущать ее близость.
— Засыпай, — тяжко вздохнув, посоветовал он, про себя гадая, как бы заставить себя самого воспользоваться сим мудрым советом. Что за безумие, право слово! Попробуй засни, если только что прошел сквозь такие эмоциональные бури! Попробуй засни, если отголоски этих потрясений в душе еще не утихли!
Попробуй усни, если женщина, покоящаяся в твоих объятиях, недвусмысленно дает понять, что намерена тебя бросить!
Что тут остается делать? Остается лишь привлечь эту женщину к себе — как можно крепче. Остается лишь властно сжать ее в объятиях. И зарыться лицом в шелковистые черные волосы.
Под ладонью его запульсировал тугой сосок, а его собственный отклик, — в том, что касается нижней части тела, — заставил ее поневоле расслабиться и неодолимо потянуться к нему навстречу. Вот его большой палец легонько коснулся соска и принялся неспешно описывать круги вокруг прелестного, оживающего розового бутончика. Пульс ее участился, дыхание сбилось с ритма. Глухо застонав, он припал губами к основанию шеи, упиваясь дурманящим благоуханием разметавшихся прядей.
Анхела развернулась лицом к нему. Глаза их встретились. Взгляд изумрудно-зеленых не оставлял места сомнениям, но молодая женщина все еще пыталась сопротивляться.
— Ты играешь не по правилам! — запротестовала она.
— Благодарю, — отозвался Клайв, словно услышав самый лестный из комплиментов, и припал к ее губам с исступленным, жадным поцелуям, не оставляющим места для споров и пререканий.
То, что последовало за поцелуем, в полной мере подтвердило: их отношения и впрямь — редкий, бесценный дар, от которого просто так не отказываются. его тело напряглось от возбуждения, а ее, напротив, обмякло, растаяло, сделалось воплощением покорной уступчивости.
Анхела прекрасна. Он ее обожает, обожает безоглядно. Ни одна другая женщина не будила в нем чувств настолько глубоких. Он осыпал поцелуями каждый дюйм ее благоуханной, нежной, точно лепестки цветка, кожи, пока, наконец, она не оставила попыток сопротивляться и, беспомощно вздохнув, вступила в игру. Жаркие губы состязались с ласковыми, чуткими пальцами. К тому времени, как Клайв овладел ею, она всецело принадлежала ему; тут сомневаться не приходилось. Он следил, как она близится к апофеозу блаженства; вот она перешагнула через край и рухнула в сверкающую бесконечность; стиснув зубы, напрягая бедра, Клайв длил ее полет, сколько достало сил. И лишь когда Анхела наконец-то открыла глаза и потрясенно глянула на него, Клайв сдался — и вручил ей себя столь же самозабвенно и безоговорочно, как она только что отдавалась ему.
Отныне он больше не принадлежал себе.
Что за неизъяснимое блаженство заключало в себе это мгновение! Сколь отрадно позабыть обо всем, что ему предшествовало, и неспешно погружаться в мягкое облако сна, зная, что с этим бесценным даром — их любовью! — они ни за что не расстанутся.
Прижимаясь щекой к его плечу, ощущая под ладонью ровное биение сердца, Анхела понемногу задремывала, чувствуя себя на вершине счастья.
Но у Клайва еще оставались вопросы. Все сомнения оставили его отныне и навсегда, на смену им вновь пришла несокрушимая уверенность в себе, и на сей раз он не побоялся произнести слова, преследовавшие его весь вечер:
— Расскажи, что тебя связывает с Анхелем Дорадо.
— Ты неисправим! — фыркнула она, резко усаживаясь. Мир и гармония, достигнутые с таким трудом, грозили вновь разлететься на тысячу осколков.
— Я ненавижу тайны, — кротко пояснил он. — А этого человека ты знаешь, любимая, что бы ты уж ни говорила!
Знает? С губ ее сорвался короткий смешок. Ну что ж, устало размышляла Анхела, рассказать ли, или все-таки оставить эту последнюю из тайн при себе?
— Много лет назад моя мать была его любовницей, — призналась молодая женщина, решив-таки утаить часть правды. — Он снял для нее квартирку в Мадриде, постоянно бывал у нее, водил в рестораны и в театры, знакомил с друзьями. На взгляд стороннего наблюдателя, Анхель в ней души не чаял… вот только отчего-то позабыл сообщить, что женат. Узнав об этом, мама с ним рассталась.
— И все это происходило у тебя на глазах? — тихо проговорил Клайв. Проследить направление его мыслей было несложно. На чужих ошибках учатся…
— Я уже была у мамы, да, — чуть слышно ответила молодая женщина, нервно теребя бледно-голубое покрывало. И, вдруг решившись, подняла взгляд:
— Так что сам видишь: сегодня он и впрямь обознался.
— Что ж, стало быть, завтра мы первым делом исправим ошибку.
И до чего же самодовольно это прозвучало!
— Ты что, задумал дать объявление в газеты? Дескать, твоя любовница — вовсе не «Женщина в зеркале»! И ты всерьез считаешь, что тебе поверят?
— Мы можем попробовать.
— А зачем? — устало поинтересовалась она. — Кому от этого будет лучше? Тебе? Твоей матери? Мне? Ты что, не понимаешь? Кто именно позировал для картины, уже неважно! Но во мне люди всегда будут видеть именно эту женщину — эту, и никакую другую! И я не в силах этого изменить! Я похожа на мать как две капли воды! И вполне могла бы оказаться на ее месте! Я такая же, как она — во всем, если не считать имени! И либо ты с этим примиришься, либо нам с тобой останется лишь…
Сильные руки рывком опрокинули ее на спину.
— Заткнись, — скрипнул зубами Клайв. — Я знаю, что ты хочешь сказать, так что лучше заткнись!
— Ты первый начал, — вздохнула она.
— Я начал, я и закончу! — И, верный своему слову, Клайв с новыми силами приступил к обольщению.
На сей раз сближение было яростным, самозабвенным и стремительным, но… секс — это же не панацея от всех бед! Допустим, в постели они идеально подходят друг другу. Но за ее пределами?..
За ее пределами все осталось как есть. Он, Клайв, задался целью восстановить то, что восстановлению не поддается. Ведь Анхела не рассказала ему всей правды про Анхеля Дорадо! Да, она любит Клайва,
