чтобы кто-то все время находился на месте, даже в ночное время. Что касается красавицы Николь, в ней интерес к профессии возник после просмотра сериала о следователе Квинси, который, если мне не изменяет память, был патологоанатомом. Впрочем, любой ответ человека, избравшего такую профессию, меня удовлетворяет не до конца. Пара облачилась в пластик и латекс, так же как и я, и любой другой, входящий в «зону брызг». Здесь работают с кровью, и одежда должна защитить от крови и всего, что может в ней находиться, к примеру ВИЧ или вируса гепатита.
Объектом внимания в этот день являлось тело семидесятипятилетнего человека, или труп трехнедельной давности, как вам будет угодно. Этот человек пожертвовал свое тело на научные цели, но, поскольку его вскрывали, наука вежливо отказалась. Анатомическая лаборатория разборчива, как ищущая любви женщина из высшего общества: претендент не должен быть слишком толстым или слишком высоким или иметь хронические заболевания. После трехнедельного хранения в университетском холодильнике тело перенесли сюда. Я согласилась не описывать каких-либо деталей, позволяющих идентифицировать этого человека, однако это не трудно, поскольку, как я предполагаю, внешний вид уже в значительной мере изменился в результате потери воды за время хранения. Тело кажется высушенным. Оно чем-то напоминает засохший пастернак.
До начала бальзамирования тело обмывают, как если бы его хоронили в открытом гробу или показывали семье в частном порядке. Хотя в данном случае этого тела не увидит никто, кроме служителей крематория. Николь обрабатывает рот и глаза дезинфицирующим раствором, затем смывает его водой. Хотя я знаю, что этот человек мертв, мне почему-то кажется, что он вздрогнет от прикосновения тампона к глазам и закашляется от воды, попавшей в гортань. Его неподвижность, его нечувствительность совершенно нереальны.
Студенты действуют по-деловому. Николь разглядывает рот мужчины. Ее рука покоится на его груди. Ее что-то беспокоит, и она приглашает Тео взглянуть. Они тихонько переговариваются, а потом Тео обращается ко мне: «Во рту скопился материал».
Я киваю головой, представляя себе вельвет в мелкий рубчик или хлопчатобумажную ткань в клеточку.
«Материал?»
«Отрыжка», — пытается объяснить Николь.
Это мне не помогает.
Инструктор колледжа Хью Макмонигл, или просто Мак, который руководит сегодняшним занятием, останавливается позади меня: «Дело в том, что содержимое желудка вернулось в рот». Газ, образующийся при работе бактерий, накапливается и создает давление, в результате чего содержимое желудка может выдавливаться обратно в пищевод и в рот. Кажется, что подобное осложнение не очень беспокоит Тео и Николь, хотя отрыжка — нечастое событие в лаборатории для бальзамирования.
Тео объясняет, что намеревается использовать аспиратор. Кажется, чтобы отвлечь меня от наблюдаемой картины, он похлопывает меня по плечу: «По-испански пылесос называют aspiradora».
Прежде чем подключить вакуум, Тео кладет на подбородок мужчины салфетку, а затем начинает отсасывать вещество, которое по виду напоминает шоколадный сироп, но совершенно определенно имеет другой вкус. Я спрашиваю, как ему удается преодолеть неприязнь при контакте с мертвыми телами и их выделениями. Подобно Арпаду Вассу, он говорит, что старается сконцентрироваться на позитивной стороне дела. «Если завелись паразиты, или у человека грязные зубы, или он не высморкался перед смертью, мы просто пытаемся исправить ситуацию, чтобы он выглядел привлекательнее».
Тео — холостяк. Я спрашиваю, не повлияло ли его решение заняться похоронным бизнесом на его сексуальные связи. Он выпрямляется и смотрит на меня: «Я маленького роста, я худой, я небогатый. Я бы сказал, что моя работа стоит на четвертом месте в списке факторов, ограничивающих мою эффективность в поисках партнерши». (Возможно, смена работы, напротив, помогла, поскольку в следующем году Тео женился.)
Затем Тео покрывает лицо мужчины чем-то наподобие крема для бритья, как я думаю, в качестве дезинфицирующего средства. На самом деле оказывается, что это и есть крем для бритья. Тео вставляет в бритву новое лезвие: «Когда вы бреете мертвого — это совсем по-другому». «Наверное».
«Кожа неспособна заживать, так что нужно быть очень внимательным, чтобы ее не порезать. Мы пользуемся каждый раз новой бритвой». Я представляю себе человека, который в последние дни перед смертью смотрится в зеркало с бритвой в руке и думает о том, что, возможно, это его последнее в жизни бритье. И не знает о том, действительно последнем, которое приготовила ему судьба.
«Теперь займемся чертами лица», — говорит Тео. Он приподнимает одно веко мужчины и заполняет пространство, обычно занимаемое глазным яблоком, плотно свернутым ватным тампоном. Странно, но в Египте, который для меня прочно связан с культурой хлопка, для восстановления глазного яблока при мумифицировании не использовались хлопковые тампоны. В Древнем Египте для этой цели применяли жемчужный лук [19]. Лук. Я говорю сама с собой. Если бы мне пришлось выбирать наполнитель для век из того, чем украшают коктейли с мартини, я бы выбрала круглые оливки.
Сверху на тампон кладут колпачок. «Людям не понравится, если глаза откроются», — объясняет Тео и опускает веко. Я представляю себе, как срабатывают маленькие шипы. Madre de dio! Aspiradora! Меня в открытом гробу вы не увидите!
Похороны в открытом гробу — это сравнительно новый вариант процедуры похорон, появившийся всего около 150 лет назад. Как считает Мак, он выполняет несколько функций, кроме того что позволяет создать «прощальное изображение» покойного, как говорят работники похоронной службы. Близкие покойного, во-первых, окончательно убеждаются в том, что дорогой для них человек действительно умер и не будет похоронен живым, во-вторых, они видят, что в гробу лежит их покойник, а не кто-нибудь другой. В книге «Принципы и практика бальзамирования» (The Principles and Practice of Embalming) я прочла, что похороны в открытом гробу вошли в моду по той причине, что это давало возможность специалистам по бальзамированию показать свое искусство. Мак не согласен. Он утверждает, что тела умерших, положенные поверх льда, выставлялись в открытых гробах задолго до того, как стало применяться бальзамирование. Я склонна ему верить больше, чем книге, в которой встречались довольно странные фразы вроде: «Многие ткани тела также обладают определенной степенью бессмертия, если их хранить в надлежащих условиях» или «Таким образом, теоретически возможно увеличить куриное сердце до размера вселенной».
«Ты уже осмотрел нос?» — спрашивает Николь; она держит в руке тоненькие хромированные ножницы. Тео отвечает, что нет. Она залезает в нос: сначала подрезает волосы, потом обрабатывает дезинфицирующим раствором. «Так покойный выглядит более достойно», — говорит она, вычищая левую ноздрю ватным тампоном.
Мне нравится слово «покойный». Оно позволяет думать, что человек не умер, а просто стал участником какого-то затяжного правового спора. По понятным причинам в сфере ритуальных услуг используют множество эвфемизмов. Книга «Принципы и практика бальзамирования» советует не употреблять слов «труп», «тело», «мертвец», а вместо этого говорить «покойный господин такой-то», «останки господина такого-то». Вместо «хранить» следует говорить «поддерживать сохранность». Морщины в этой книге называются «приобретенными характеристиками лица». Разложившийся мозг, вытекающий через поврежденный череп или через нос, назван «пенящейся массой».
Последней «чертой» лица, которой нужно заняться, является рот. Если его не закрыть, то он останется открытым. Тео комментирует действия Николь, которая, вооружившись кривой иглой и прочной ниткой, сшивает между собой челюсти. «Задача состоит в том, чтобы нить входила и выходила через одно и то же отверстие, обойдя зубы сзади», — сообщает Тео. «Сейчас нитка выходит из одной из ноздрей, пересекает перегородку и вновь проникает в рот. Существует множество способов закрыть рот», — добавляет он. И мы начинаем обсуждать некое устройство, называемое иглой-инжектором. Моя челюсть опускается вниз, как у человека, который сильно напуган, и это действует достаточно эффективно, поскольку Тео сразу закрывает свой рот. Наложение шва происходит в тишине.
Тео и Николь отступают назад и рассматривают свою работу. Мак кивает. Мистер Неизвестный готов к бальзамированию.
Современная процедура бальзамирования использует кровеносную систему человека для распределения консерванта по всем клеткам тела с целью остановить автолиз и воспрепятствовать
