Когда-то Брэнд полностью контролировал свою жизнь, а на следующий день уже не знал, откуда ему перепадет еда и будет ли она вообще…
И какой будет его судьба. Смерть или жизнь?
Четыре года эти чаши весов раскачивались в руках его похитителей.
Дворецкий кивнул, но все еще закрывал проход.
Брэнд шагнул вперед.
— Найди его, Кертис! — рявкнул он. — Я не буду стоять здесь весь день.
Пять минут спустя Брэнд был внутри своего собственного дома.
Улыбающийся Смиз стоял рядом, слезы струились по его морщинистым щекам, в то время как Брэнд внимательно осматривал дом, который не видел несколько лет.
Дом изменился. Белые стены уступили темным оттенкам, которые стали замечательным фоном для картины Кандинского — они с Клеа приобрели ее на аукционе месяц спустя после покупки этого дома. Огромный корабельный сундук, когда-то стоявший у стены, заменил ореховый сервант.
А чему он удивляется? Клеа изменилась до неузнаваемости — новый мужчина, беременность, новая жизнь, — так какого черта дом должен был остаться без изменений?
Брэнд быстро поднялся по покрытой ковром лестнице и, дойдя до конца коридора, с одной стороны которого были арочные окна, зашел в главную спальню.
Занавески были новые — цветочный орнамент, который добавил света и нотку зелени к роскошному богатству обоев цвета слоновой кости. Его взгляд двинулся дальше в поисках знакомых признаков повседневной жизни Клеа. Кроме вазы с высокими белыми цветами и флаконов с духами на туалетном столике, не было никаких женских штучек.
Едва уловимые нотки жасмина витали в воздухе.
Послеполуденное солнце пробивалось сквозь ветви каштана, росшего за окном, играя бликами на нетронутом покрывале. Великолепная кровать из красного дерева, которую они с Клеа выбирали вместе, после того как весело провели День святого Валентина, все еще наполняла комнату уютом и контрастировала с белоснежным постельным бельем.
Он занимался любовью со своей женой на этой кровати столько раз, что потерял счет. Здесь они делили мечты. Обещания. И страсть…
Ворсистый ковер заглушал шаги. Брэнд остановился перед большими окнами и смотрел сквозь ветви каштана через двор на серебристые березы. Вечернее солнце чуть грело лицо. Ничего общего со знойной пустыней Ближнего Востока.
Внезапно он вспомнил тот острый момент в кабинете Клеа, жар ее языка, когда он коснулся ее губы… Боже, он был готов идти до конца, не останавливаться, прижать ее к себе в крепком объятии…
Но он слишком разозлился. Здесь, в этой спальне, где они провели столько счастливых часов, все могло бы быть по-другому.
Это был их дом. А Клеа — его жена, не вдова.
Положив руки на широкий белый подоконник, Брэнд наклонился и вдохнул аромат жасмина и гардении, доносившийся из сада.
Картина из прошлого возникла у него перед глазами. Одна из тех, что придавали ему сил в самые мрачные дни, укрепляя желание вернуться к Клеа, но сейчас приносящая только невыносимую боль.
…Первый раз, когда они обсуждали тему детей, был прекрасный летний день — такой, который может быть только в Нью-Йорке. Клеа собрала корзинку для пикника, и они отправились в Центральный парк.
— Четыре мальчика, — заявила она, откинувшись назад на локти на свежескошенной траве, после того как стряхнула последние крошки вкусного яблочного пирога с губ…
— Что? — Шок, который Брэнд ощутил от ее заявления, заставил его переключить внимание с ее губ на глаза. Он надеялся найти там подтверждение того, что она шутит. Она не шутила. Брэнд повторил: — Четыре мальчика?
— Или пять. Все мальчики. Я хочу большую семью.
— Пять мальчиков? — фыркнул он. — Это дело отнюдь не из легких.
Ему ли не знать! У него было три брата, и он знал: Клеа ему завидовала.
— Мне все равно, — сказала она, ее губы растянулись в улыбке. — Мне не нравилось, что я была единственным ребенком в семье. Ты счастливчик! Я бы хотела, чтобы у меня были братья или сестры.
— Можешь забирать моих в любое время.
— Хорошо, ловлю тебя на слове. Жаль, что твои братья живут так далеко — я бы хотела чаще встречаться, быть семьей.
Двое его братьев все еще жили в Новой Зеландии, а младший был в Лондоне.
— Ты не отвертишься. Пятеро детей. Минимум. Он отодвинулся от грубой коры дуба и упал на траву рядом с ней.
— Рад услужить, но тогда нам лучше поторопиться — пять мальчиков потребуют некоторой работы. — И он поцеловал ее приоткрытые губы.
На этом разговоры о детях на некоторое время прекратились…
Теперь, облокотившись на подоконник в их спальне, Брэнд смотрел на слезливые ветви берез в конце двора, едва замечая, насколько они выросли за время его отсутствия.
И вот Клеа беременна. Но не от него! Это не их мечту она воплотила. Это была новая мечта Клеа — часть ее будущей жизни с Холл-Льюисом.
Впрочем, их брак с Клеа еще не окончен.
Дыхание Брэнда с шумом вырвалось из груди, когда он выпрямился. Серебристые листья берез дрожали от летнего ветерка.
Развода не будет! Может, он и не отец ребенка, но, несмотря ни на что, Клеа все еще его жена. И в радости, и в горе.
Не невеста Холл-Льюиса.
Может, это и не та семья, которую они планировали, но ребенок уже был. Ребенок от другого мужчины. Брэнд сунул руки в карманы джинсов. Он смирится. Это гораздо проще, чем возможность жить без Клеа.
Приняв такое решение, Брэнд ощутил, как чудовищное напряжение внутри его начало слабеть.
Он не позволит Холл-Льюису отнять у него Клеа! Брэнд вернулся домой, чтобы остаться.
Клеа вошла в погруженный в полумрак дом.
Канделябры отбрасывали слабые тени в углах прихожей, и ее каблуки застучали по темным деревянным доскам, когда она подошла к покрытой ковром лестнице.
Кертис уже, наверное, выключил верхний свет, оставив лишь приглушенный свет лампы на серванте, чтобы осветить ей путь.
В конце коридора виднелась слегка приоткрытая дверь в спальню. Клеа знала, что кровать уже заправлена. Широко распахнув дверь, Клеа направилась к неясному силуэту кровати и присела на ее край.
Выскользнув из туфель на высоком каблуке, она наклонилась и включила светильник.
Встав, Клеа расстегнула молнию на черном платье и стянула бретельки с плеч.
— Стриптиз — не совсем то, что я подразумевал, но пусть это тебя не останавливает.
Клеа обернулась, прижимая лиф платья к груди, и уставилась на мужчину, лежащего в большой кровати, скрестив руки за головой.
— У меня чуть сердечный приступ не случился. Что ты здесь делаешь? — спросила она, ее сердце все еще колотилось от страха. — В моем доме?
— Жду тебя.
— Ты без одежды!
Его рот скривился.
— Ты забыла — я всегда сплю голый.
Клеа вспыхнула. Она видела Брэнда голым миллион раз. Они занимались любовью. Страстной