От стандартных «предостережения», «обнуления», «возвращения» до совсем уж замороченных, вроде «скорейшего изъятия знаковых предметов из собственного гардероба и подкидывания их тому, кто сотрудничает с вашими врагами».
– Ты не учи гадать, ты мне результат давай, – потребовал вопрошающий.
– Прогноз самый благоприятный. Желающий обретёт желаемое, но в иной форме.
– Что же здесь благоприятного? Если я хочу, например, женщину, а вы мне подсовываете, например, сову, то извините, лажа выходит у Господа Всемогущего. Перепутал бандероли, так сказать.
– Это тебе так кажется. На самом деле, милый мой дружочек, если наши желания сбываются буквально, это приводит к разочарованию, а если они сбываются метафорически, это приводит к радости. Теперь посмотрим на форму, – Даша вскрыла левую карту. – Эта карта называется «эпигон». В «эпигоне» «Солнышко» выпало, но перевёрнутое. Значит, желающий секса получит его от первой встречной, причём она сама предложит желаемое. Теперь вскроем правую карту – «прогон» – и определимся со временем… В «прогоне» у нас перевёрнутая «Жрица». Замечательно! – Даша прохлопала в ладоши аж целых три раза. – Поздравляю тебя, Егор, потому что случится чудо. В тот момент, когда человек этого не ждёт, и появится прекрасная незнакомка. Обычно таких моментов за один день набирается около сотни… Что ж, можешь передать хороший прогноз своему другу и поблагодарить его за вопрос.
Даша вполне земным движением собрала карты и упрятала их в расшитый белым бисером конопляный чехол. Егор неискренне хмыкнул:
– Позолотить колпачок твоего «Паркера» не предлагаю, всё равно ты займёшься расточительностью под маской благотворительности. Деньги для тебя – презренная бумага, ага? Даже гадаешь бесплатно.
– Я просто не придаю им того катастрофически серьёзного значения, которым спекулируют адепты твоего общества.
– Ну да, ну да. Ты у нас вся такая изнеженная и воздушная, хоть кол на голове теши. Ну а секс? Ты тут упоминала про какое-то бескорыстное наслаждение. По-моему, ты себе противоречишь, ведь сексу в моём презренном обществе придаётся такое же ураганно серьёзное значение, как и деньгам! Оглянись вокруг – посмотри в глаза своим никчёмным людишкам! Все они бегут, бегут, бегут куда-то, не различая сигналов светофора, а зачем? За деньгами и за сексом. И я… – Егор выправил осанку, вздёрнул ястребиный нос, смахнул невидимую пыль с короткой чёлки. – И я ничуть не лучше их! И я имею мужество в этом признаться, в отличие от тебя. А ты женственность свою не имеешь и признаваться не хочешь!
– Ошибаешься. Деньги – человеческое изобретение, а секс – божественное. Егорушка, отдели, пожалуйста, мух от яичницы в своём оскорблении!
– Ага! Ну ты корова! Боишься признаться, что ты такая же, как все? Ну хоть раз будь ты нормальным человеком, а?
– Ну прямо вся в тебя, – Даша, аристократически сцепив кисти на груди, упёрлась в них направленным взрывом. – Я ничуть не против секса, потому что секс – природа наших тел. Но я знаю, что я – не тело, поэтому я секс не выбираю.
– Блять! – Егор не выдержал такого хамства. – Да что же ты выбираешь тогда?
– Я выбираю любовь.
– Без секса? Платоническую что ли?
– Я не против секса. Но выбираю любовь. Понимаешь?
– Ни хрена я не понимаю. Выбор – всегда из двух. Либо одно, либо другое. А ты опять хочешь и в японском ресторане отобедать, и сделать себе харакири. И что? Кишка тонка!
– Когда-нибудь поймёшь… – Даша артистично зевнула, прикрыв рот ладонью, и наморщилась, после чего её лоб обзавёлся неприятными складками.
Егор ответил на это пикирующим взором, направленным точно мимо Даши в пустоту.
– Лучший способ выйти из интересного положения, – заявил он, – это плюнуть на прихожан с высокой колокольни и сказать, что вам, сирым и убогим, никогда не понять моих великих духовных идей. А вот я не выпендриваюсь на пустом месте и честно говорю, что я – нормальный мужик!
– И гордишься этим, как рыба зонтиком, – по-прежнему зевая, ввернула Даша.
– А, ну издевайся, издевайся. Только и умеешь, что обижать собеседника. А про любовь я тебе уже всё сказал. Хренотень это. Я предпочитаю то, что можно пощупать – тело. От тела и предлагаю отталкиваться.
– Хорошо! Я уже готова, – Даша засияла, как только что огранённый алмаз, и зашептала томным меццо-сопрано: – Мною овладело ужасное желание забиться розовой пантерой в его грязных объятиях. Я мечтала превратиться в лепёшку под чугунным прессом его груди и раствориться в Беломорканале его дыхания…
– На нём были влажные джинсы в горошек, – подхватил эстафету Егор, эротично завывая тенором. – И трусы, расклешённые на уровне талии. Его невинность прикрывала простая ковбойская рубашка, надетая наизнанку через голову под свитер…
– Одним движением руки я отгрызла все его пуговицы, и он сполз по стеночке от удовольствия. Прозрачный халат, висящий на мне, как седло на корове, распахнулся и упал, словно голодный Адам с древа познания, – Даша сложила правую руку змейкой и запшикала на прохожих.
– По нашим телам пробежали пупырчатые мурашки и… скрылись в ближайшей подворотне! – Егор наконец улыбнулся, да так, что весь Голливуд скопом ушёл к дантисту. – Мне показалось, что пол, крыша, стены и мебель раз и навсегда исчезли в бездне её широченного рта…
– Теряя остатки одежды и здравого смысла, я рванулась к нему навстречу… – Даша выставила напоказ торчащие соски и почти задавила Егора, – …но опять поскользнулась на разлитом слесарем солидоле…
– Не прошло и месяца, как в кромешном экстазе слились два северо-западных полюса: «инь» и «ян», эстонец и финка, дворник и снеговик, борщ и запеканка, женщина и утюг! – патетично завершил Егор и почти поцеловал Дашу куда придётся.
Даша скептически похлопала себя по плечам, поправила футболку и едва не достигла письменного оргазма.
– Вот это я понимаю! – Егор вернул тело в одежду и уткнулся в бесстыжий бесовский взгляд своей женской половины.
– И что ты же понимаешь? Тебе до сих пор кажется, что всё это… – Даша взмахнула руками, и на её полотне расцвела картина окружающего мира, – …существует?
– Ты опять за своё? Так хорошо начали… – Егор кое-как справился с возмущением. – Ну, чем тебе эти деревья-то не угодили? А чем провинились белые лебеди? А несчастные прохожие, которые…
Но Егор не закончил мысль. Где-то позади него раздался непревзойдённый человеческий вопль. Вслед за ним весёлым похоронным маршем прозвучала тревожная трамвайная трель, которая, как всегда, отставала на октаву от своей кармы.
Взмыленная Даша и ополоумевший Егор обернулись одновременно, а затем вскочили, ошпаренные шпанской мушкой.
Брутальные крики мужчин, спорадические аханья женщин, глупые вопросы детей, слезливые причитания завидующих, скрип тормозов автомобилей и смертельно побледневшая девушка- вагоновожатый – все они вмиг оказались на Дашином полотне. Картина вышивала сама себя под пристальным наблюдением Мастера, не прикладывающего к созданию шедевра ни малейшего усилия.
– Что случилось? – огорошил вопросом Егор, чётко, будто по сержантской команде, развернувшись к собеседнице.
– Снимай с себя тело, и голеньким в рай[2], – ответила Даша. – Зато теперь ты знаешь, что абсолютно все желания сбываются, а не только твои.
Егор не выдержал, и, бросив мир, шагнул за пределы лавочки, чтобы взглянуть собственными глазами. Он увидел «Аннушку» – из трамвая-трактира причудливой горсткой высыпали толстенькие буржуи, на ходу доедающие авокадо. Буржуи сходили на землю, тут же смотрели на сломанное трамваем тело и моментально давились едой. Тело лежало неподалёку от «Аннушки», оно было мужским и без признаков насильственной смерти. Перед гибелью усатый гражданин в шляпе и с тросточкой, на которого сам Бог велел нацепить клеймо консультанта, читал книгу – его морщинистая рука сжимала небольшой томик в красном узорчатом переплёте. Вокруг уже толпились эмоциональные участники трагедии. Поседевшая
