Возлежащие перед соседним столиком сенатор и всадник говорили о том, что еще вчера было для него роднее и важней всего на свете: о Господе Иисусе Христе, о тайном эдикте Деция и предстоящих в неминуемо близком будущем гонениях – пытках и казнях. Оба они были готовы исповедовать Христа до конца и укрепляли в этом друг друга.
«Так вот что мне не давало покоя там, в порту!» - ахнул про себя Крисп.
И понял, что он потерял.
И вспомнил всё.
Он достал подаренную отцом монету и какое-то время смотрел то на золотой профиль, то на живого императора, который, поймав его взгляд, узнавающе улыбнулся ему…
Крисп опустил голову и едва не бросил на пол монету с изображением того, кто обрекал своим эдиктом его собратьев по вере на неслыханные муки и смерть. Только то, что отец Нектарий приучил его с уважением относиться к властям, удержало его от этого…
«Господи, что я наделал! – мысленно простонал он. - Солгав, я лишился Твоей благодати! Скорее к отцу Нектарию, на исповедь… скорей снять оковы греха, разделившего меня с Тобою!..»
Даже на корабле он не ждал встречи с отцом Нектарием так, как жаждал её сейчас.
Лицо его горело. Руки были холодны, как лед…
Вернувшийся с золотой наградной цепью на шее Марцелл, на радостях, сразу и не заметил перемены, которая произошла в его сыне.
- Поздравляю! Счастье-то… счастье какое!… А ты не хотел ехать… Мой сын – друг и помощник цезаря! Да мог ли я когда-нибудь даже мечтать об этом?
Крисп оторвал ладони от щек и умоляюще взглянул на него:
- Отец, - попросил он. – Давай уйдем отсюда? Мне… плохо!
Ему, и правда, было нехорошо.
Марцелл с тревогой посмотрел на сына и неожиданно быстро согласился:
- Да-да, конечно, это от радости… так иногда бывает… Да и на сцене сейчас начнется такое, что неприлично смотреть в твоих летах. Вон и цезарь… твой друг… тоже собирается уходить. Только я должен сообщить об этом распорядителю пира!
Крисп с трудом дождался возвращения отца и, только чтобы не подвести его (а то бы он побежал!), стараясь идти, как можно сдержаннее, направился вон из ненавистной теперь ему залы…
4
- Нет, отец, нет! – в испуге воскликнул Крисп…
Марцелл и Крисп ехали в роскошной повозке по улицам Афин из центра, по направлению к порту.
Марцелл был счастлив.
- Даже в самом прекрасном сне я не смог бы увидеть то, что произошло сегодня наяву! – не уставая, повторял он. – Мой сын будет жить во дворце и находиться в ближайшем окружении цезаря, а значит, и императора!
Крисп, напротив, был молчалив и подавлен. Всего полчаса назад он и сам был, как казалось ему тогда, счастливейшим человеком. А теперь не было на земле человека несчастней его!
С моря дул не по-летнему холодный, влажный ветер, нагнавший на город низкие, мрачные облака. Шел мелкий, колючий дождь. Эта резко изменившаяся погода была как раз под стать его настроению.
Колеса повозки стучали по тем самым камням, по которым ходили когда-то великие эллины.
«Где теперь величие Солона, мудрость Сократа, ученость Аристотеля? – мучительно размышлял Крисп. – А души давно умолкнувшего Демосфена; лечившего других, но самого не уберегшегося от болезни, Гиппократа; завоевавшего почти весь мир, и все равно побежденного смертью, Александра Македонского – где теперь все они?»
Марцелл что-то спросил, Крисп что-то ответил невпопад…
«Но все они жили до прихода в мир Спасителя, и будут судиться по закону своей совести… А я? Какой ответ дам Богу я, если карета вдруг сейчас перевернется, и мы погибнем, или на нас нападут грабители?.. Ведь сказал же Господь: в чем застану, в том и буду судить! А отец Нектарий говорил, что неложно каждое Божье слово…»
Вспомнив про отца Нектария, Крисп застонал. Отец с тревогой взглянул на него и велел вознице ехать помедленней.
- Нет, отец, нет! – в испуге воскликнул Крисп, понимая, что только исповедь у отца Нектария теперь может спасти его. – Прошу тебя, пусть наоборот, едет, как можно скорее!
