счастью его выручил сам Сувор, который, выслушав разговор, молча направился к скамьям гребцов. Здесь он сел на свободное место и взялся за отполированное до блеска руками многих невольников весло – единственный из всех рабов без оков на запястьях. Со стороны – ни раб, ни господин…
Крисп выдохнул с облегчением, и тут же испуганно посмотрел на Злату: заметила ли та, что ее отец сам принял это решение или подумала, что это он, послал его выполнять тяжелую рабскую работу.
Но девушка по-прежнему не обращала на него внимания. Она, не отрываясь, смотрела на своего отца так, словно пыталась помочь ему взглядом. Потом к ней подбежал Млад, стал говорить что-то на языке жестов.
«Скорей бы полдень, чтобы смениться, и всё объяснить ей!» - начиная уже ненавидеть оружие, которым так гордился совсем недавно, вздохнул Крисп. Но солнце, под стать ленивому морю и небу, не торопилось подниматься в зенит.
Гребцы, почти уже не слушая келевста, затянули свою унылую, с одними и теми же, повторяющимися словами, песню.
Пассажиры продолжали слушать спор, в котором уже говорил только отец Нектарий, а философ, очевидно, исчерпав все свои аргументы, молчал.
Матрос-повар готовил обед…
Казалось, что на всем этом корабле никому не было дела до Криспа.
Только раз мимо него прошел бесцельно слонявшийся по палубе Плутий и поинтересовался, не слишком ли рано он начал карьеру Александра Македонского?
Крисп, обрадовавшись нечаянному собеседнику, подробно объяснил все, как есть.
В скучных глазах Плутия неожиданно проснулся интерес.
- Как ты сказал?.. Лекарь, снадобья?! – живо переспросил он и, оставляя опять Криспа в полном одиночестве, быстрыми шагами направился на корму, где вскоре заговорил о чем-то с греком в плаще, который совсем недавно лечил заболевшего воина…
3
Девушка вскрикнула, точно это ударили ее саму…
Снова невыносимо медленно потянулось время.
Палило солнце…
Оттягивал бок меч…
И, когда уже стало казаться, что так будет вечно, на смену Криспу неожиданно пришел выспавшийся и посвежевший воин.
… За обедом отец вручил сыну полновесный серебряный денарий.
- Что это? – удивился тот.
- Как что?! Дневной заработок легионера, независимо, поход это, строительство лагеря или сражение! – торжественным тоном объяснил Марцелл.
На монете был изображен Геренний Этруск. Крисп улыбнулся ему как старому знакомому и перевернул денарий на другую сторону: здесь цезарь был изображен во весь рост, а надпись гласила, что он является вождем молодежи.
- Совсем ты у меня уже вырос, сынок. Так скоро и кормильцем станешь! Тем более, когда займешь должность помощника цезаря! – кивая на монету, заметил отец. - Но ты, смотрю, совсем не слушаешь меня? Спешишь? А впрочем, мне тоже пора… Этот спор твоего Нектария с философом… Нет, я не хочу ничего сказать… - слегка смутился он и пробормотал: - Просто любопытно узнать, чем все это закончится!
Наскоро отобедав, они вышли из каюты и разошлись в разные стороны.
Марцелл - на корму, а Крисп, постояв немного на капитанском помосте, на нос корабля.
Он неловко подсел к девушке с мальчиком и только решился сказать то, что собирался все это время, но Злата неожиданно опередила его.
