В эту ночь в офисе дежурила Валентина Тимофеевна — их третья ночная дежурная — грузная женщина пятидесяти лет. Она долго не открывала дверь, разглядывала нежданных визитеров. Сначала на экране монитора, затем через окно и, будто не веря приборам и своим глазам, вновь и вновь переспрашивала:
— Кто там?
— Валентина Тимофеевна, это я — Константин Полянский, а со мной Софья Громова! У нас срочное дело, вопрос жизни и смерти, откройте!
Соня поежилась от неудачного каламбура — вопрос жизни и смерти, а Костик тем временем продолжал увещевать бдительную охранницу. Наконец, послышался звук проворачиваемого в замке ключа. Дверь открылась.
Валентина Тимофеевна еще раз недоверчиво осмотрела нарушителей спокойствия.
— Что случилось? — спросила она и попыталась прижаться к проему двери, чтобы пропустить внутрь Константина.
С первого раза проскользнуть мимо тучного тела Валентины Тимофеевны у Костика не получилось. Со второго — тоже. Отказавшись от бесплодных попыток просочиться в узкую щель, Костик изящно взмахнул рукой и склонился в полупоклоне:
— Только после вас, Валентина Тимофеевна!
Женщина приняла подобное обхождение как должное и прошла в зал. Костик юркнул следом. Соня семенила за Костиком, попутно оправдываясь:
— Валентина Тимофеевна, мы на минутку, нужно важные документы забрать. Вы только ключи нам дайте от моего кабинета, я свои это… потеряла. А потом мы сразу уедем.
Валентина Тимофеевна укоризненно покачала головой и полезла в стол за ключами.
Костик протянул раскрытую ладонь, однако Валентина Тимофеевна посмотрела на нее с недоверием и передала ключи Соне.
— Подождите хотя бы, пока я кабинет с охраны сниму, — сказала Валентина Тимофеевна и сняла телефонную трубку. — А то охрана приедет, разбирайся потом…
Нетерпение Костика пересилило разумное предостережение Валентины Тимофеевны. Он бежал по коридору, и Соня еле успевала за ним — слишком широкое Шурино платье мешало, опутывало ноги. Наступив на собственный подол, Соня споткнулась и упала на колено. Поднимаясь, она краем глаза уловила некое движение. Повернулась. Она ослышалась, или раздался легкий щелчок замка двери Тамариного кабинета?
— Костя, — позвала Соня, все также стоя на одном колене посреди коридора. — Костя!
Но Константин уже скрылся в приемной.
— Солнышко, дай ключи! — послышалось оттуда.
Соня в мгновение ока преодолела десяток метров и спряталась за Костину спину, беспрестанно косясь на коридор.
— Там кто-то есть, — дрожащим голосом проговорила Соня.
— Где?
— В кабинете Тамары. Мне показалось… нет, я видела, как кто-то закрыл дверь изнутри!
Костик повернулся к Соне, затем выглянул в коридор.
— Тебе показалось, — не очень уверенно проговорил он, — кабинеты сданы на сигнализацию. Если б, кроме нас, в здании кто-нибудь был, то Валентина сказала бы нам об этом.
— Я видела, — упрямилась Соня. — Валентина может и не знать. Вдруг в здании вор!
— Ну, ладно, проверим, — Костик нахмурился.
Осторожно, чуть ли не на цыпочках, он прошел по коридору, остановился у двери Тамариного кабинета, протянул руку…
Истошный кошачий мяв взорвал тишину. Соня отпрыгнула назад и чуть не потеряла сознание — кровь ударила в голову, сердце поднялось вверх и, казалось, застряло посреди горла, мешая дышать.
— Смени звонок! — просипела Соня и опустилась на корточки, прижимая руку к груди. — У меня когда-нибудь случится инфаркт от твоего мявканья…
— Я есть, — ответил в трубку Костя и, осмелев, с размаху толкнул ладонью дверь — заперто. Повернувшись к Соне, он показал на дверь пальцем и махнул рукой, объясняя жестом — внутри никого нет, а затем продолжил разговор по телефону: — Не мог. Сейчас в офисе. Да. Я сам собирался позвонить.
Дальше Соня не слушала. Она медленно поднялась, опираясь на край Нининого стола, и заковыляла к двери своего кабинета.
Первое, что бросилось в глаза, едва она открыла дверь и переступила порог — ее сумка, она все также стояла посреди стола. Сиротливо. Обычно торчащие вверх жесткие ручки завалились на бок, будто сумка устала от ожидания, обмякла. Соня подошла, провела по ней рукой. Смотреть цело ли содержимое, Соне не хотелось. Почему? Не хотелось и все. Работники полиции наверняка проверили содержимое сумки, перебрали все бумажки и записки, но вряд ли взяли оттуда хоть что-нибудь.
На столе рядом с сумкой лежал помятый, запачканный грязью и зелеными разводами от травы, договор с новым поставщиком. Накануне Соня не успела его изучить, а потому второпях сунула в сумку, надеясь поработать дома. Договор выпал вместе со всем содержимым, когда Соня прогоняла злобную собачонку — отсюда и такой внешний вид у документа. Рядом с договором ворох бумажек — все это Соня вытащила из сумки вместе с медальоном.
Соня вновь посмотрела на договор. Тяжесть камнем легла на сердце. Накануне договор был важен для Кононова, как и прочие мирские заботы. Но что важно для него теперь? Что важно для человека там, в запределье?
Прочитала преамбулу договора. «Легат, Фирсов» — тут же завертелось в голове. «Фирсов, Легат…».
Открыла сейф — аккуратные стопки документов, пустые папки, запас канцтоваров. Соня одной рукой приподняла тяжелую стопку, а другой стала шарить под оберточной бумагой, которой было покрыто дно сейфа.
— Ну? Там?
Соня вздрогнула — Константин вошел бесшумно и склонился над ее плечом.
— Да…
И снова оглушительный мяв ударил по натянутым нервам.
— Я есть, — рявкнул в трубку Костя, а затем повернулся к Соне: — Не вскрывай без меня, я скоро!
Костик пулей вылетел в коридор.
Соня вертела в руках большой белый конверт, на душе стало тревожно и волнительно. Они не правильно поступают, они не имеют права вскрывать, читать завещание, заглядывать в чужую тайну. Их это не касается! Или уже касается? Или это уже и их дело тоже? Кто-то из так хорошо знакомых людей — убийца! С другой стороны, Кононов хотел, чтобы Соня вскрыла конверт. Вдруг он смотрит на нее сейчас и ждет, когда она прочитает содержимое и разоблачит его убийцу?
Соня встала в центре комнаты и подняла конверт вверх, к свету, идущему от лампы. Попыталась рассмотреть через неплотную бумагу содержимое.
И вдруг… ни удара, ни боли она не почувствовала. Краткий миг непонимания. Лишь краткий миг, а затем бежевый в крапинку линолеум устремился к ее лицу.
— Солнышко мое, милая…
— Софи, Софьюшка!
Соня начала приходить в себя. Сначала был шум. Затем сознание начало различать голоса — то приглушенные, то оглушительно резкие. Каждое слово сопровождалось, как эхом, глухой пульсирующей болью. Что с ней, где она находится и зачем — Соня еще не понимала.
— Солнышко мое, как же так, что…
Чьи-то руки приподняли ее голову, и вспышка боли тут же пронзила мозг. Соня попыталась закрыться рукой, отпихнуть обидчика. Однако ни закрыться, ни, тем более, отпихнуть, у Сони не получилось — руки стали чужими, и движения вышли плавными, неуверенными.
