который никогда не изменится.
— Да нет, не в этом дело. Не мучай меня.
Зазвонил телефон, он взял трубку, показывая мне пальцем «тсс», часть меня хотела подать женский голос, разбить пару стаканов. Но это напускное. Я просто развернулась и ушла.
Что-то отвлеченно напоминающее любопытство заставило заглянуть в его комнату, где на полу лежал чемодан и спортивная сумка, в которую были сложены аккуратными стопками свежепостиранные вещи.
Я слышала, как Романович пытается закончить беседу, говоря, что перезвонит и у него сейчас серьезный разговор.
— Маш, подожди, просто пойми — я не ожидал от тебя таких слов, я был уверен, что ты… — я не дала ему договорить.
Дверь перегородила любовь и не выпускала, мне не оставалось ничего, как обернуться.
— Уверен? Да ты меня вообще не знаешь. Ты снова уезжаешь?
— Переезжаю, — он посмотрел как виноватый щенок.
— А мебель?
— Там все есть. Маш…
— Там? Все! Хватит! Стоп. Дай мне уйти.
Когда девушка хватается за ручку входной двери — воспитанная на сказках, она мечтает, чтобы ее остановили. Этого никогда не происходит. Чудес не бывает. Мускулистая подруга дала мне уйти, тоскливо качнув головой.
Я шла по набережной, куря одну за одной чистый Parliament, начиная жалеть о сделанном, думая, что, может, стоило нам с ним хоть раз в жизни сесть за круглым столом и задать все вопросы, рука уже полезла в карман и замороженными пальцами начала набирать его номер, как вдруг пришла sms от Жанны: «Романович в Москве. Как у тебя дела?»
А еще она давно хотела «Мерседес CLK». Я же говорю — швабра.
В жизни всегда кто-то — идиот.
Пришла пустота. Грусть. Мысли испарились. Ничего не осталось. Захотелось по кому-то скучать, в голове перебирала все мужские лица — половины уже не помню, так странно, а ведь еще год назад…
Чем ближе к зимнему солнцестоянию, тем больше мегабайтов солнца закачивается в мою комнату.
Светлее кажутся стены, и тени на них более отчетливые, приходится нагибаться к клавиатуре, чтобы не болели глаза и солнце грело только макушку, а не сетчатку. Я пряталась за монитором. В коридоре висело несколько зеркал, там тоже сохранялось солнце, эти файлы открывались. И начинали блестеть.
Монитор становился зеркалом. Разговор с собой.
Кажется, это называют онанизмом…
Сновидения, Фрейд и обычные стечения обстоятельств
Обычный московский вечер проводился с друзьями в пледах на веранде ресторана. Мы ловили осенние листья руками, кормили голубей спагетти, снова пилось капучино и обсуждались последние новости. А в особенности секс Насти и Гоши… И тут я поняла, что мы воспевали культ секса в силу того, что не могли воспевать любовь, мы не знали, как это делать, несмотря на то что были глубоко влюблены друг в друга, да и просто в жизнь.
Бежевые замшевые туфли на высоких каблуках, джинсы, туника и меховая шаль, мысли и все тот же вопрос: «А была ли судьба?» Думаю — да, потому что все события нас изменили, мы плакали, смеялись, трахались, влюблялись и каждый день учились познавать новое и со временем переставали врать сами себе, учились жизни, хотели как хуже, получали как никогда, мучались, творили, писали, враждовали, и вот он, итог — каждый получил то, чего заслуживает.
Настя с Алиной уезжали в Лондон учиться, первая в университет телевидения, вторая в школу благородных девиц!
Настя сидела в белом кашемировом свитере и с обручем на голове. Пила чай с молоком, уговаривая Алину сделать глоток.
— В Англии тебе все равно придется его пить!
— Что? Все? Прощай, Москва? — спросила Линда, еле сдерживая слезы.
— Слишком жестокий город. Не хочу здесь жить!
— Города не бывают жестокими. Только люди, — сказала Алина голосом сорокалетней женщины. — И потом, наша жизнь только начинается, говорят, в двадцать лет ты полностью формируешь стержень, на который потом насаживаешь полученные по жизни навыки! А мне, в отличие от вас, до этого еще шесть лет!
— Это ты где такого начиталась? — удивилась Линда.
— Девчонки, расскажи соседнему столу наши истории — никто не поверит!
— И слава Богу, — сказала я, перебарывая страстное желание покурить.
Впервые никто из нас не курил!
— Я недавно в церкви была, поблагодарила Господа Бога, не поверите, за все испытания. Если бы не они — мы не сидели бы здесь и не надеялись! Не планировали бы жизнь с четкой уверенностью, что все впереди! Не плакали бы из-за вашего отъезда! Не дарили бы подарки, упакованные в Hallmark’е! — произнесла я, улыбаясь глазами.
— А знаете, что самое ценное — мы никогда друг другу не завидовали!
— Было бы чему завидовать, — ответила Алина на высказывание Насти.
— У нас было много забавных историй! Помните, как на Женю люстра упала, а как я вместо витаминов снотворное выпила? — мы заржали в голос.
— А самое смешное, как Настя лечила зуб мудрости травой, не прочитав аннотацию к употреблению, и вместо того, чтобы полоскать, выпила полбанки!
— И что было?
— Три дня поноса и выжила!
— А помните, как на меня карниз упал и я запуталась в шторах?
— Нет, самое смешное — когда ты трусы со стразами наизнанку надела!
И в этом «помните» была наша жизнь! И дружба, самая прекрасная дружба на свете!
Линда периодически убегала, ее тошнило — токсикоз. А мы радовались, ведь мы готовы продолжать род.
— Девочки, только бы у Линды мальчик родился! — сказала Алина.
Мы вопросительно посмотрели.
— А что? Мы же к девочке с года телохранителя приставим! А это две тысячи долларов в месяц!
— Заработаем!
Мы попрощались, долго обнимаясь и пачкая пальто тональным кремом, а шарфы — потекшей тушью, целовали друг друга в нос и губы, Настя кружила меня на руках, а я щипала Алину за щеки.
«Во дурные», — думали прохожие, не понимая ничего в женской дружбе!
Светофор заморгал и залился кровью, остановив «Мазду» Романовича. Он в силу увлеченности мыслями так и не видел меня, — а я рассматривала его, как всегда, хмурное выражение лица. Он был в десяти метрах от меня, а я в том самом никогда от него. Это была последняя правда, которую стоило принять.
Белая «Волга» дала задний ход, и я села на сиденье такси. Играла Sexual revolution. Я влипла в очередную московскую пробку. В машине слева было то самое «молчание», соизмеримое с тем страшным «нет». Я перевела взгляд направо и уткнулась в окно серого «Мерседеса», знакомая женская рука стряхнула пепел с сигареты More, другая открыла окно — и показалась швабра.
Я дала водителю двести пятьдесят рублей и вышла, аккуратно открыв дверь, чтобы не поцарапать
