чужую машину…
Между нами было столько чужих кроватей, улиц, где мы проводами свисали со столбов вне возможности перебороть силу притяжения и достичь коннекта, что мы перестали верить в само его существование. Никто, ни Алек ни Жанна, не заметили меня, да — я могла постучать в любую из дверей и вернуться в неясность, могла дальше следовать судьбе, но она не выбирает за нас — она предлагает варианты.
Помните, как Джульетта Мазина в «Ночах Каби-рии» шла по дороге и улыбалась новому поколению? Так и я шла между сотнями судеб, тоннами покрашенного железа и миллиардами мыслей и улыбалась.
Я оставила их позади, у меня впереди целая жизнь — застыть в вечном девятнадцатилетии очень просто, а вот набраться сил и мужества строить новую судьбу без приставки teen требует куда большей смелости откровений. И тем более паспорт рано или поздно обнародует факт моего возраста.
Что бы ни случилось, и Романович, и Макс, и каждая из их швабр останутся неизменной частью моего прошлого, а я — их, нельзя ничего вычеркнуть. Мы такие, какие мы есть.
Вспомнились вечные слова: «Если я, вдруг, часть твоей судьбы, ты ко мне обязательно вернешься, или я к тебе». Ближе к делу будет видно.
Спустя несколько километров кто-то из них припаркует машину, другой пересядет на пассажирское кресло. Поцелует в губы, спросит про погоду и пообещает никогда не поднимать тему меня в их жизни. Хотя это опять мои домыслы.
Я пешком дошла до Новинского пассажа, поднялась в ресторан и села за белоснежный стол. И там, глядя на Садовое кольцо, я набрала Жанне.
— Привет! Это Маша! Можешь приехать? Это срочно!
— Хорошо, а где ты?
— В «Иль-Патио» на Новинском.
Спустя час я окунулась в ее глаза.
— Линзы?
Жанна удрученно кивнула. Ее ресницы хлопали со скоростью сто ударов в минуту. Она припудривала родинку на верхней губе.
— Алек к тебе вернулся?
— Ты сейчас меня выслушай. Он не уезжал во Францию. Это был блеф. Он же тебе диск отдал?
— Этот диск спас мне жизнь, но я так и не раскрыла тайну Александра Романовича.
Жанна обхватила мою руку, держащую стакан кока-колы со льдом и лимоном. Прошлый опыт общения с Максом взбудоражил воспоминания. Я думала, вот-вот она сожмет и снова осколки пронзят мою плоть.
Она просто погладила пальцы. И улыбнулась.
— Он пытался закончить вашу историю. Ломал голову: «Просто секс — не просто секс?» Вот мы с тобой — одна ночь, а какая история. Случайного секса не бывает. Я же в тебя чуть не влюбилась.
Будь я в аптеке, выпила бы бутылочку «Коделака».
— Ты только ответь мне честно, пусть гадко с моей стороны спрашивать. Если у меня есть какой-то шанс, я буду бороться. Глупо, дурость, но я его люблю! И сейчас впервые это озвучиваю!
Жанна улыбалась. А спустя минуту линзы лежали в хрустальной пепельнице.
Я посмотрела в глубокие карие глаза.
— Я не хочу ни с кем спать, никому утыкаться в шею. Я уверяла себя, что даже если это судьба, то нам рано быть вместе. Что мы рискуем пропустить важные повороты судьбы. И тут пришло сознание, что жизнь — она здесь, сейчас! — Я дала волю всем своим эмоциям.
Жанна смотрела на меня и тихо шмыгала носом. Иногда поправляла отросшую челку и теребила сережки с изумрудами, обрамленными бриллиантами.
Внутри было чувство, что ей не больно. Что она, как я в ту ночь, просто слушает истерику загнанной в угол женщины. Тогда я держалась надменно, было страшно показать слабость, пыталась зарыть в молчании чувство вины.
— Мне нужно все или он. С ним не надо ничего. Всю жизнь смеялась над влюбленными людьми! Горькая расплата.
Позади официанта мускулистая подруга поправляла волосы, давая свободу моим рвениям.
— Объясни, почему ты этого ему не скажешь? Чего ты боишься? Ты прошла через схватку с насильником и столько сложностей, чтобы теперь бояться дать волю человеческим чувствам? Ты знаешь, когда я с тобой общалась, то долго не могла понять, почему Алек еще не послал тебя на хер! Теперь-то я понимаю, дай и ему это узнать.
Я оторопела:
— А ты не ревнуешь? Он же к тебе переехал, машину купил!
Жанна рассмеялась, стряхнув пепел на одну из линз.
— Нет, он переехал к своему другу Марату, пока у него соседи сверху делают ремонт и он работать не может. А машину он просто выбрать помог. Я замуж выхожу в октябре!
Я начала рыдать во весь голос, и каждый всхлип падал в молочную грусть, провисшую в воздухе. Шведский стол казался красочным и инородным обрамлением Москвы сквозь окна. Моей Москвы, где есть место не только жестокости!
— А что было на диске?
— Его воспоминания. Ты же ничего не знала о его проблемах, друзьях, хронической астме и погибшей кошке Натали, ты ни разу не видела его школьных фотографий. Ты его не знала.
— С кем он сейчас встречается?
— Со своей правой рукой.
— Это положительный момент! И знаешь что, если надумаешь изменять, только позвони!
Я поцеловала Жанну в губы у дверей Новинского пассажа и назло злободневному пошла в сторону метро. Оказывается, одна поездка стоит пятнадцать рублей!
Господи, спасибо Тебе, самое сильное человечное спасибо — первые слезы счастья в моей жизни покатились по щекам, я снова закопалась в домыслах. Одним словом, дура!
Я шла пешком от метро «Университет», сквозь рынок, купив петушка на палочке, а дойдя до цирка, села на детский аттракцион и на самой высокой точке, глядя на мир с десяти метров, позвонила Алеку:
— Знаешь, мне столько всего надо тебе рассказать. Ты просто приезжай!
Мы с Романовичем встретились возле цирка, где уже чувствовался наступающий на пятки и ломающий каблуки октябрь, грузная и давящая темнота поднялась на несколько метров, и мы стали чуть выше. Давление снизилось, наконец невыносимая легкость поступила в кровь, короткая аритмия от вечера порождала приятный страх.
Не решаясь дотронуться друг до друга, мы поднялись к двери подъезда.
Алек, улыбнувшись, спросил:
— А где Ира?
— Ездит на том самом Rav 4.
— Как сильно все перетасовалось за год.
А мы все так же просто перебираем плоскость под натиском куда-то топающих трамваев, заходим в лифт и представляем, как небольшая компания выдыхает никотин белесыми дуновениями этажом выше.
Он понятия не имел о женщинах, я не разбиралась в мужчинах, но друг друга мы начали узнавать. Швабры менялись, одни факты трансформировались в другие, порождая новые противоречивые домыслы.
Да, мы не знаем, что будет завтра, выберут ли Ходорковского в депутаты, на что я буду надеяться, опуская бюллетень в ящик с половой створкой, какое стихийное бедствие упадет на штат Техас, кому из моих друзей достанется Нобелевская премия, мальчик или девочка родится у Линды, моей любимой пергидрольной швабры, и чем закончится наша с Романовичем история.
Его знакомая привычка прилеплять жвачку на край чашки, запах Armani, звук наливающейся воды в ванной, его отросшие волосы, его манеры — все было на своих местах. Это и есть смысл — миллион секунд
