— Оно при мне. Хотите взглянуть? — Наджиб снова раскрыл чемоданчик и протянул ей конверт. — Насколько я понимаю, вы читаете на парванском языке? В письме об этом упоминается.
Рози взяла письмо дрожащей рукой. Буквы прыгали перед ее глазами, и она отчаянно моргала, прогоняя слезы, чтобы дочитать последние слова, которые дошли до нее от Джемшида.
«Дорогой дедушка, мне очень стыдно, но я не мог сообщить вам и всем родным о своей женитьбе. Свадьба состоялась в Англии…
Я знаю, вы считали, что мне следует взять жену, в чьих жилах текла бы кровь нашего племени, но когда вы увидите Розалинду, то полюбите ее. Судьба наградила эту женщину всеми возможными достоинствами, и она будет прекрасной матерью нашему ребенку, которого она, к моей величайшей радости, уже носит в своем чреве. Мы думаем, у нас будет сын. Если Аллах распорядится так, что я не вернусь с войны, и вы узнаете о нашем браке из моего письма, то я верю…»
Слезы душили Розалинду; она уронила лист и уткнулась лицом в ладони.
— О, если бы я знала, если бы я только знала! — всхлипывала Рози. — Я-то думала, он предал меня. Я думала… — Она закусила губу и перевела дух. — Он любил меня. — Голос изменял ей. — Он меня действительно любил.
Человек с глазами Джемшида поднялся и пересел на диван, рядом с ней.
— Да, — успокаивающе шепнул он. — Да, должно быть, он очень вас любил.
— Почему же Джемшид не рассказал обо мне деду?
— Нашему деду в жизни довелось испытать много превратностей судьбы, и женитьба любимого внука на англичанке была бы для него… — Наджиб запнулся. — Пожалуйста, успокойтесь и найдите утешение в том, что последние мысли вашего мужа перед тем, как он ушел на войну, были о вас. О вас и о ребенке.
Звуки его глубокого, ласкового голоса лишили Розалинду остатков самообладания. Слезы душили ее, и когда она почувствовала, что руки мужчины обнимают ее, это показалось ей естественным и правильным. Он — родной Джемшиду человек. Рози опустила голову на плечо Наджиба и зарыдала. Боль от совершенного пять лет назад предательства наконец оставила ее.
Наджиб гладил густые, длинные, медовые волосы и думал о том, какую трагедию пережила эта женщина, когда ей пришлось усомниться в любви его кузена. Но у Джемшида имелись веские причины не говорить деду о своей женитьбе…
Наджиб вспомнил, какая буря поднялась, когда Джемшид заявил о своей решимости участвовать в войне на стороне принца Кавьяна. Близкий друг принца, воспитанный в убеждении, что мужчина обязан принести жизнь на алтарь Родины, Джемшид стоял на своем: он должен исполнить свой долг в годину опасности. Дед угрожал, кричал, что у Джемшида есть долг перед семьей, перед страной его отца, перед судьбой…
Старик в ярости бушевал несколько недель, пока продолжалось первое Кельджукское вторжение и все усилия дипломатов пропадали втуне. Джемшид держался твердо, но, разумеется, не время ему было объявлять о своем браке с англичанкой, против которого дед, несомненно, возражал бы, давая волю своему темпераменту. Возможно, это известие убило бы старика.
В конце концов Джемшид, любимец и официальный наследник своего деда, отправился на войну, хотя в его ушах еще гремели дедовские проклятия. А через несколько недель его безжизненное, искалеченное, израненное тело было внесено в дом как предвестие бед, ожидавших Парван. Потеря подкосила старика; он так и не оправился от удара. Всех родственников потрясла происшедшая в нем перемена. Этот колосс в одночасье превратился в развалину.
Наверняка весть, содержавшаяся в письме Розалинды, довершила разрушение некогда могучего разума. Людям свойственно гневаться на других, когда в глубине души они ощущают собственную вину; вероятно, это и произошло. Проклясть внука, идущего на битву, — страшное дело…
То, что он в такое время поддался эмоциям, привело к трагическим последствиям. Если бы в те месяцы Розалинда была принята в семью, то теперь и она, и ребенок Джемшида находились бы под покровительством его родных. Впрочем, хвала небесам за то, что о ней стало известно именно сейчас, когда еще не поздно что-то предпринять. Наджиб понял, что теперь забота о ней должна лечь на его плечи. Это решение отрезвило Наджиба, и он выпустил Розалинду.
Она смахнула слезы со щек, достала из ящика стола носовой платок и, всхлипывая, высморкалась.
— Спасибо, что подставили мне плечо, — пробормотала она.
— Я опоздал на пять лет, простите.
Розалинда покачала головой, и ее все еще дрожащие губы сложились в полуулыбку.
— И что же теперь?
— Думаю, мне нужно прежде всего ознакомить вас с завещанием.
Наджиб аль-Махтум извлек из чемоданчика завещание, бегло просмотрел несколько страниц и заговорил:
— Джемшид оставляет вам в полное владение свои квартиры в Париже и Нью-Йорке. Кроме того, вы будете пожизненно получать доход с его виллы в Восточном Баракате, которая затем отойдет вашему сыну. Прочим имуществом вы должны распоряжаться в интересах сына, пока ему не исполнится двадцать один год. Здесь говорится о некоторых ценностях и капиталовложениях, которые предназначены для того, чтобы обеспечить вам ренту. — Наджиб коротко перечислил все упомянутое и добавил: — Завещание предусматривает несколько другие условия на случай рождения дочери, с тем чтобы обеспечить неприкосновенность ее собственности после замужества. — Он положил документ на колени. — К счастью, за минувшие годы ничто из недвижимости не было продано. Естественно, причитающаяся вам сумма ренты будет выплачена немедленно.
Изумление Розалинды росло с каждым его словом. Он протянул ей перечень сумм, и она в полном шоке взглянула на итоговую цифру.
— Неужели все это действительно принадлежало Джемшиду?
Наджиб аль-Махтум бросил на нее быстрый взгляд, чтобы определить, не наигранное ли ее удивление. Наверное, Джемшид спятил, если и в самом деле ни словом ей не обмолвился. Но с другой стороны, от такой женщины, как Розалинда, можно легко сойти с ума.
— Отец Джемшида умер, когда тот был ребенком. В двадцать один год он вступил в неограниченное владение наследством. Я взял на себя смелость привезти вам одну драгоценность из тех, что отныне принадлежат вам.
Наджиб снова нырнул в чемоданчик и вытащил оттуда желтый бархатный мешочек. Затаив дыхание, Розалинда следила за тем, как он уверенным движением развязал шнурок, вытряхнул на ладонь кольцо, повертел его в пальцах и передал ей.
Это был перстень с колоссальным бриллиантом, помещенным — на старинный манер — между двумя рубиновыми пирамидками. Камень светился изнутри, и Розалинде пришло в голову, что это кольцо носила исключительно пылкая женщина и ее аура еще сохранилась в камне.
— Кольцо принадлежало нашей прабабушке, — пояснил Наджиб. — Она славилась красотой и очарованием.
Он поднял глаза на Розалинду и подумал, что ни разу ему не встречалась женщина, которая бы обладала такой притягательностью. Если верить семейному преданию, именно такой и была Мавийя.
Розалинда ошеломленно смотрела на кольцо.
— Я не… Вы уверены?
Тогда Наджиб с каким-то нетерпением, словно сознавая, что Розалинда отныне очень богата и этот перстень является не более чем символом, забрал его у Розалинды и стиснул ее запястье.
— Наденьте.
И он сам надел кольцо на ее безымянный палец. На какое-то мгновение окружающий мир погрузился в мерцание, и вдруг они оба поняли: кольцо оказалось на левой руке. Они моргнули и тут же выбросили из головы мысль о том, что только что совершили ритуал, навеки соединяющий мужчину и женщину.
Они заговорили одновременно, охрипшими голосами:
— Оно очень красивое!
— Это только одна из тех вещиц, которые теперь ваши.
