покурим…

В кабинете — была такая роскошь в этой трехкомнатной квартире — Палыч пошарил за книгами, достал початую бутылку коньяку, два коньячных, широких, сужающихся кверху бокала. Плеснул по чуть- чуть. Совин на время решил забыть, что он за рулем, отхлебнул коньяку, покатал его во рту, почмокал, вдохнул запах напитка, возвел очи к потолку, всем своим видом показывая, что коньяк хорош.

Ну ты, эстет! — отреагировал хозяин на пантомиму Совина. — Чего припёрся-то?

Какой ты нетактичный всё-таки, — тяжело вздохнул Дмитрий.— И что самое страшное, тебя ведь уже не перевоспитаешь.

Болтай-болтай. Чего надо?

Ладно, раз так — бери ручку и записывай. Где-то в марте тремя пьяными подростками был забит насмерть некий Владислав Семенов. Подростков (Совин делал ударение на первой в слове букве «о») нашли сразу. Посадили. Мне нужны их имена. Это первое. Второе: адреса мест заключения. Третье: свидание со всеми тремя.

И ключ от квартиры, где деньги лежат? — печально осведомился подполковник Корзунов.

Денег у тебя, мента, нетути. Так что и ключ мне твой не нужен.

И когда тебе это все нужно?

Вчера.

Палыч пригорюнился

Палыч, надо. Мне не хотелось бы тебя так напрягать, но деваться некуда. И не к кому идти.

Я, конечно, напрягусь. Но в любом случае — информация будет не раньше вечера понедельника. А что случилось? Не расскажешь?

Не расскажу. Пока.

А потом?

А потом, Палыч, сдается мне, что твоя помощь понадобится. И не только твоя. Может быть, и парней в камуфляже и масках придется вызывать на подмогу.

Что, все так серьёзно?

Не исключено.

Слышь, Димка, а тебя не убьют? — тихо спросил подполковник.— Может, это… посерьёзнее как- нибудь к твоим вопросам подойти? Может, все-таки расскажешь?

Спасибо, Палыч. Ты настоящий друг. Это я не шучу, так что ты не обижайся. Меня два раза уже пытались убить. Я думаю, что третьей попытки не будет. Не оттого, что они не хотят, а от того, что у них просто не получится со мной встретиться, где бы они меня ни искали. Сегодня я ночую на работе. Завтра, возможно, у тебя. Ты уж извини за такую наглость. А потом съезжу по адресам, которые ты мне дашь.

В зону?

Да, Палыч. И ты мне еще три письма к начальникам колоний напишешь, чтобы я смог с этими ребятами встретиться. На фирменном бланке. С печатью и подписью. Ну, типа, журналистское расследование, цикл программ и тому подобное. Сам додумаешь. Ученого учить — только портить. Ведь напишешь?

Мне башку свинтят, если узнают. Может быть, как-нибудь без писем, а?

Не свинтят. Думаю, тебе такое дело в руки приплывёт, что тебе всё простят.

Смотри, Дима.

Палыч, я тебя когда-нибудь подставлял? Нет. И в этот раз не подставлю. Давай ещё по чуть-чуть, прячь коньяк и пошли обедать…

Хозяин кабинета тщательно замаскировал заветную бутылку и бокалы.

Ну, выпили, мужички? — встретила их Наталья.

Мужички попытались сделать честные глаза.

Вы мне глазки не стройте, Шерлоки Холмсы занюханные, Эркюли Пуары примитивные. Я жена. Я вас, подлецов, насквозь вижу. И бутылку вашу за книгами тоже. Давай, Николай, тащи остатки, допьём, и я с вами тоже выпью.

Палыч, ты от нее деньги в ствол пистолета не прячешь? Помнишь в «Месте встречи…» сыщик один?..

Вы ещё заминируйте что-нибудь в квартире! — отозвалась Наталья. — Лейтенанты Коломбы! Миссисы Марплы! — Подумала мгновение и добавила в сердцах: — Блин!

Палыч построился по стойке «смирно» и печатным парадным шагом ушел за остатками коньяка.

Вот так-то лучше, — сообщила ему вслед супруга. — Садись, Дим, на своё место. Рассказывай, как сам-то. Только не ври.

В другой раз, Наташа. Вот дельце одно закончу, тогда и расскажу.

Договорились. Не хочешь рассказывать, не надо. Давай просто поболтаем. Как там Татьяна?

…Обед прошел, без ехидства, в теплой дружеской обстановке. Совин любил этот дом и этих людей. Здесь ему было тепло и хорошо.

И безопасно, что тоже немаловажно. Несколько устал Дмитрий Георгиевич от покушений. Пусть даже неудавшихся.

* * *

После обеда, поставив машину, как уже говорилось, на незнакомой стоянке, Дмитрий Георгиевич Совин поиграл в DOOM и занялся компьютерными художествами.

Хорошая это штука — компьютер! Кто в детстве не пририсовывал усы и бороды на портретах писателей и исторических персонажей в школьных учебниках? Не исключено, что эта тайная страсть подвигла повзрослевших и ставших программистами школьников на создание интереснейших программ. В этих программах на фотографии реальных людей можно было и пририсовывать усы, и надевать очки и шляпы, и вообще творить с ними что угодно. Чем Совин не без успеха и занимался этой ночью. Фотографий было несколько. Человек, на них изображенный,— только один.

Далеко за полночь компьютерный художник Дмитрий Совин критически оглядел еще раз создание своих рук.

И, само собой разумеется, в голову начитанного художника пришла бессмертная цитата из бессмертного произведения Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев». И именно из главы, где рассказывалось о прибытии парохода в город Васюки. Да, то место, где описывается гигантский плакат, изготовленный художниками Бендером и Воробьяниновым: «...шкодливая рука Остапа изобразила некий обрубок с сахарной головой и тонкими плетьми вместо рук…»

Впрочем, нет. Пожалуй, коллега сына турецко-подданного Остапа-Сулеймана-Берты-Марии-Бендер- бея был к себе излишне критично настроен. Получилось очень даже ничего.

Совин вывел на цветном струйном принтере несколько вариантов фотографий, выключил всю технику и улегся спать. Точнее было бы сказать — уселся. Кровати не было, но было кресло…

Вечер двадцать восьмой

ВОСКРЕСЕНЬЕ, 31 МАЯ

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату