– Во дает, – пробасил парень, – пять минут назад зашла к хирургу с огромным рубильником, а вышла обратно с точеным носиком.
– Чудеса, – кивнула женщина.
Домой Ката приехала в прекрасном расположении духа, казалось, никто и ничто неспособно омрачить ей настроение. По дороге ей удалось избавиться от подбородка, правогоуха и одной бородавки. Жизнь потихоньку налаживалась!
– Наталья, – закричала она с порога. – Иди сюда!
Натка появилась в гостиной, сияя от счастья.
– Катка, получилось!
– У меня тоже!
Они обнялись.
Внезапное появление Розалии нарушило идиллию.
– Катарина, нам с тобой нужно очень серьезно поговорить, – пробасила свекровь, смахнув со лба непослушную огненно-рыжую прядь парика.
– О чем?
– Немедленно пошли в кабинет.
Пожав плечами, Ката переглянулась с Наткой и прошествовала за родственницей.
А как только она села на стул, Розалия взяла ее за руку и дрожащим от волнения голосомпробормотала:
– Детка, почему ты скрывала от меня правду?
– Правду? Какую правду?
– Не надо притворяться, я уже в курсе. Тебе сразу следовало обратиться ко мне, излить душу, поплакаться в жилетку. Ну неужели я не вошла бы в твое положение, в конце концов, я не сухарь, а современная женщина, идущая в ногу со временем.
– Розалия Станиславовна, я вас не понимаю, выражайтесь яснее.
– Ты не переживай, мы живем не в девятнадцатом веке, в наше время все лечится, вылечим и тебя. Антибиотики, мази, крема, и будешь как новенькая.
Катарина поежилась, внезапно ей сделалось жарко, а потом вдруг пробрал озноб.
– От чего вы собираетесь меня лечить? Я здорова, как бык.
– Понимаю, тебе трудно признаться, но я терпелива, подожду.
– Господи, да в чем я должна признаваться?
– В своих грехах.
– Нет у меня грехов.
– Конечно, конечно, ты только не нервничай, в твоем положении противопоказанопереживать.
– Розалия Станиславовна, я сейчас уйду!
– Мне звонил Андрей.
– И?
– Он поведал мне о твоем диагнозе.
– О каком диагнозе?!
– Андрей сказал, что у тебя сифилис.
– Что он сказал?! – Катарина сорвалась на крик.
– Сифилис.
– Он с ума сошел, как он вообще посмел нести подобную чушь?
– Но Андрей говорит, что у тебя проблемы с носом, вроде там что-то отваливается.
– Сумасшедший дом! И Андрей тоже сумасшедший! Отвалился бутафорский нос, тот, который мне приклеили лично вы.
– Бутафорский?
– Ну да, я ездила к врачу, и по странному стечению обстоятельств прямо у него в кабинете нос отвалился. В это время позвонил Андрей, я поделилась с ним радостью, а он… Молодец! Уже успел позвонить вам и сообщил о сифилисе. Браво!
– Не обвиняй его, ты сама во всем виновата, кто тебя просил ехать к врачу? И потом, Андрей не сказал прямым текстом про сифилис, я сама додумала. А что такого, у меня с детства развита интуиция. О чем еще можно подумать, если слышишь, что у кого-то отвалился нос? Молчишь? То-то! Тебе должно быть стыдно. Но я тебя прощаю.
Ката не нашла что сказать. От вопиющей несправедливости у нее онемел язык.
//-- * * * --//
Со стороны могло показаться, что в уютной гостиной Люблинских царит полнейшая идиллия. Артур Генрихович, дымя сигарой, был полностью поглощен разгадыванием кроссвордов, а Лера, перебирая в руке янтарные четки, читала любовный роман. Вернее, она лишь делала вид, что увлечена чтением, тогда как на самом деле Валерия безучастно водила глазами по строчкам, изредка поглядывая на довольного супруга. В голове Люблинской роились тяжелые мысли. Пытаясь избавиться от нахлынувших воспоминаний, она потянулась за сигаретой. На секунду Артур оторвал взгляд от газеты, стряхнул в пепельницу пепел, после чего вновь погрузился в разгадывание слишком легкого, по его мнению, кроссворда.
Леру передернуло. Стараясь не закричать от отчаяния, она яростно затянулась сигаретой, проклиная всех мужчин на планете Земля. Предательство Антона явилось для нее полной неожиданностью: уж кто- кто, а она ну никак не ожидала быть однажды брошенной мужчиной. Это так унизительно, так отвратительно и больно чувствовать себя бывшей. Ощущение собственной раздавленности и ненужности тисками сжимало горло. Лера на мгновение представила, что ждет ее впереди без Антона? Неужели она теперь будет вынуждена коротать вечера напролет, сидя в коттедже вместе с престарелым супругом, уткнувшись в роман или уставившись в голубой экран? Она ведь еще так молода, ей жизненно необходимо развлекаться на полную катушку, совершать безумные поступки, заводить новые интрижки. Похоже, бурному времяпрепровождению пришел конец, судя по всему, придется поставить жирный крест на развлекухе и постепенно перевоплощаться в примерную семьянинку спостной улыбочкой на устах и жуткой неудовлетворенностью в душе.
Лера кашлянула. Артур Генрихович отложил газету в сторону:
– Дорогая, что с тобой? По-моему, ты не в духе.
– Это настолько заметно?
– У тебя неприятности? Последние дни ты сама не своя.
Люблинская скривила губы.
– Сама не своя, – повторила она, затушив окурок. – Если бы ты знал, Артур, какие правильные слова произнес. Я действительно уже не принадлежу сама себе.
Полковник резко поднялся с кресла:
– Господи, Лера, не пугай меня, быстро говори, что стряслось?
Валерия молчала.
– Ты здорова?
– Здорова.
– Тебя кто-то обидел?
– Артур, у меня плохое предчувствие.
– В смысле?
– Ну, понимаешь, я кожей ощущаю, что-то должно произойти. Причем нечто довольно страшное.
– С кем произойти, дорогая?
– Со мной, разумеется! – выпалила Люблинская, глядя в упор на супруга.
Обняв жену за плечи, Артур Генрихович тихо проговорил:
– Ну-ну, не забивай голову ерундой, ничего с тобой не случится. Обещаю, я лично за этим прослежу.
– Артур, мне не до шуток. У меня на сердце тяжесть, я пытаюсь от нее избавиться, а она… Я – как кошка перед землетрясением. Знаю, что скоро произойдет нечто ужасное, а сделать ничего не могу.
– Это банальная хандра, не более. Расслабься, завтра с утреца съезди по магазинам, уверен, шопинг пойдет тебе на пользу.
