Эрнест Сетон-Томпсон
Красношейка
1
У подножия лесистого Тейлорского холма мать-куропатка вывела птенцов. Внизу протекал ручей с кристальной водой. Ручей этот, по какому-то странному капризу людей, назывался Илистый. К нему-то куропатка и повела в первый раз пить своих птенцов, которые вылупились только накануне, но уже твердо держались на маленьких ножках.
Она двигалась медленно, пригибаясь к траве, так как лес был полон врагов, и по временам тихо кудахтала, призывая птенцов, похожих на маленькие шарики пестрого пуха. Птенцы, переваливаясь на тоненьких красных ножках, нежно и жалобно пищали, если отставали хотя бы на несколько шагов от матери.
Они были такими хрупкими, эти птенчики, что даже стрекозы казались неуклюжими и большими по сравнению с ними.
Их было двенадцать. Мать-куропатка зорко следила за ними и осматривала каждый куст, каждое дерево, заросли и даже небо. Она, по-видимому, всюду искала врагов, потому что друзей было слишком мало. И одного врага ей удалось найти.
По ровному зеленому лугу пробирался большой зверь — лиса. Этот зверь как раз шёл по их дороге, и через несколько минут он должен был наверняка почуять птенцов и напасть на их след. Времени терять было нельзя.
«Крр, крр!» («Прячьтесь, прячьтесь!») — крикнула мать твердым, но тихим голосом, и маленькие птенчики, величиной чуть-чуть побольше желудя и имеющие всего только один день от роду, разбрелись в разные стороны, чтобы спрятаться. Один птенчик залез под листок, другой спрятался между двумя корнями, третий забрался в свернутую бересту, четвертый забрался в яму. Скоро все спрятались, кроме одного, который не мог найти для себя подходящего прикрытия и, прижавшись к большой желтой щепке, лежал на ней, совсем распластавшись, закрыв глазки, уверенный, что теперь-то ему уже не грозит никакая опасность.
Птенцы перестали испуганно пищать, и все затихло.
Мать-куропатка полетела прямо навстречу страшному зверю, смело опустилась всего в нескольких шагах от него и затем бросилась на землю, хлопая крыльями, как будто она была ранена и уже не могла подняться. Она пищала, пищала и билась. Быть может, она просит пощады — пощады у этой кровожадной, свирепой лисицы?
О нет! Куропатка была не так глупа. Мы часто слышим о хитрости лисицы. Так вот подождите, и вы увидите, как глупа лиса по сравнению с матерью-куропаткой.
Восхищенная тем, что добыча внезапно очутилась так близко, лисица прыгнула и схватила… Нет, ей не удалось схватить птицу! Птица одним взмахом крыла отодвинулась дальше. Лисица опять прыгнула и на этот раз, конечно, достала бы птицу, если бы не маленькое бревно, очутившееся между ними.
Куропатка неловко протащилась дальше под бревно, но лисица, щелкнув челюстями, прыгнула через него. Тогда птица, как будто немного оправившись, сделала неуклюжую попытку полететь и покатилась вниз по насыпи. Лисица смело последовала за ней и уже почти схватила её за хвост, но промахнулась. Как ни быстро прыгала лисица, а птица двигалась ещё быстрее.
Это было уже совсем необычайно. Как это быстроногая лисица не могла поймать раненую куропатку? Какой позор для лисицы!
Но у куропатки как будто прибавлялось сил по мере того, как лиса гналась за ней. Отведя врага на четверть мили в сторону, птица вдруг стала совсем здоровой и, решительно взмахнув крыльями, полетела через лес, оставив лисицу в дураках. А самое досадное было то, что лисица вспомнила, что она уже так попадалась прежде.
Между тем мать-куропатка, описав большой круг в воздухе, окольным путем спустилась к тому самому месту в лесу, где укрывались её маленькие пуховые шарики.
Дикие птицы обладают чрезвычайно острой памятью местности, и потому мать-куропатка опустилась как раз на ту самую кочку, поросшую травой, где она была перед тем, как полетела навстречу лисице. На мгновение она остановилась, восхищаясь, как тихо, не шелохнувшись, сидят её дети, спрятавшиеся по её приказанию. Её шаги не заставили пошевелиться ни одного из них, даже того малютку, который притаился на щепке. В сущности, он не так уж плохо спрятался. Но вот раздался голос матери: «Криит!» («Идите сюда, дети!») — и моментально, точно по волшебству, из всех тайников вылезли маленькие птенцы-куропатки, и тот крошка, лежащий на щепке, самый крупный из птенцов, открыл свои глазки и побежал с нежным писком «Пиип, пиип!» под защиту широкого материнского хвоста. Его голосок, конечно, враг не услышал бы и в трех шагах, но мать услышала бы его, далее если бы расстояние было втрое больше. Все остальные тоже подняли писк и, без сомнения, воображали, что страшно шумят. Они были счастливы.
Солнце стояло высоко и грело жарко. Чтобы добраться до воды, надо было пройти открытую поляну. И вот, высмотрев хорошенько, нет ли поблизости врагов, мать-куропатка собрала малюток под тень своего распущенного веером хвоста и повела их, защищая от солнечного удара, к зарослям шиповника на берегу ручья.
Из зарослей выскочил белохвостый кролик и очень напугал куропатку. Но белый флаг мира, который он нес позади, скоро успокоил её: кролик был старым приятелем. И малютки научились в этот день, что не надо бояться кролика. Они узнали, что кролик больше всего на свете любит мир.
А затем они стали пить кристально чистую воду из ручья, который глупые люди почему-то назвали Илистым.
Сначала малютки не знали, что надо делать, чтобы напиться воды, но они стали подражать своей матери и скоро научились пить так же, как она, и кланяться после каждого маленького глотка. Они стояли в ряд вдоль берега ручья, эти двенадцать маленьких золотисто-коричневых шариков на двадцати четырех крохотных ножках, и кивали двенадцатью маленькими золотыми головками, точно благодарили кого- то.
Затем мать-куропатка повела их короткими перегонами, держась все время под прикрытием, в дальний край луга, где возвышался большой бугор. Она давно обратила внимание на этот бугор. Такие бугры необходимы куропаткам для того, чтобы вырастить своих птенцов. Это муравейники.
Мать-куропатка остановилась на верхушке муравейника, осмотрелась и, не заметив ничего подозрительного, стала разрывать его своими когтями. Земля была рыхлая и быстро осыпалась. Муравейник открылся, и разрушенные подземные галереи провалились вниз. Муравьи рассыпались по земле и, очевидно, не сообразив, что им надо делать, вступили друг с другом в бой. Они растерянно дрались вокруг муравейника, и лишь немногие, наиболее сообразительные, начали выносить наружу толстые белые муравьиные яйца. Но мать-куропатка тут как тут — схватила одно из этих сочных яичек и, клохча, бросила его на травку перед своими птенцами. Затем с новым клохтаньем опять подняла его и проглотила.
Малютки окружили мать и смотрели на неё с любопытством. Наконец маленький желтый птенчик, тот самый, который спрятался на щепке, схватил муравьиное яичко. Он несколько раз ронял его и затем, словно повинуясь какому-то внезапному побуждению, проглотил. Так он научился есть. Минут через двадцать уже весь выводок умел есть.
Как весело было разыскивать в земле превосходные муравьиные яйца, пока мать-куропатка разрывала муравейник и обрушивала подземные галереи! Так продолжалось до тех пор, пока каждый птенчик не наполнил свой маленький зоб до отказа и уже больше не в состоянии был есть.
Потом все осторожно отправились вверх по течению ручья, на песчаный берег, хорошо закрытый кустами терновника. Там они пробыли весь день, наслаждаясь прохладным песком, в который они погружали свои горячие маленькие лапки.
