под горячим душем. Закутался в толстый махровый халат. Растопил камин, и сжег все бумаги из красной папки. Смотрел, как огонь лижет бумагу, как она сначала коричневеет, занимаясь по краям синеватым пламенем, затем обгуливается, на мгновенье на черном фоне выступают строчки, чтобы тут же рассыпаться черными лепестками, превращаясь в пепел. Пеплом становилось его прошлое, столько лет мучившее его, не дававшее ему вздохнуть свободно. Теперь он свободен, думалось ему, нужно только пережить завтрашний день. Завтра их найдут. Начнется следствие. И все обойдется, если никто не видел его, и если не начнут выяснять, кем на самом деле была Алена. Ведь поэтому в самый последний момент он решил забрать с собой пистолет. Чтобы все случившееся выглядело так, словно кто-то посторонний ворвался в дом и убил известного бизнесмена и его женщину. А ведь если бы он оставил пистолет, непременно возник бы вопрос: зачем она убила своего жениха, каковы мотивы, кто она? И далекая таежная история стала бы известна всем. Если завтра все обойдется, то прошлое пройдет мимо, немного не достав до него, не дойдя всего нескольких шагов, и уйдет туда, откуда оно возникло… туда, где никто больше его не потревожит. Он будет свободен. Ему захотелось вздохнуть полной грудью, но острой болью кольнуло слева. Он приложил руку к груди, пытаясь успокоить боль, вскоре она стихла. Он смотрел на огонь, который, тихо потрескивая, чуть дрожал голубоватыми язычками, согревая своим чудесным живым теплом. Ничего, подумал он, все будет хорошо, все обойдется. Завтра он увидит Леру.
Глава девятнадцатая
1
Она позвонила рано утром.
- Я на вокзале? Ты сможешь приехать за мной?
Она как-то неуловимо изменилась. Волосы гладко причесаны, стянуты в низкий узел на шее. Лицо без косметики казалось чуть усталым. В джинсах, короткой черной курточке она выглядела совсем девчонкой.
- У тебя все хорошо? – спросила она, прижимаясь к его плечу. Они шли к машине, и он чувствовал, как легко и спокойно ему рядом с ней.
- Отлично, - улыбнулся он. – А ты как? Успокоилась немного?
- Да, - тихо сказала она, - но только я все время думаю об этой женщине, о Полине.
Они остановились перед машиной, и он, встав перед ней и, обняв ее за плечи, взглянул в ее глаза:
- Ты не должна больше думать об этом. Понимаешь? Тебе не нужно больше об этом думать. Ты должна забыть обо всем, что произошло тогда, и никогда не вспоминать больше.
- Ты все выяснил? – спросила она тихо, опустив голову, не глядя на него. - Ты выяснил, почему у нее оказалась огнестрельная рана?
- Лера, милая, тебе не нужно об этом думать. Ты понимаешь? Все это не должно тебя беспокоить. Когда-нибудь, возможно, я все тебе объясню… Но сейчас ты не должна говорить и думать об этом.
- Хорошо, - сказала она, вздохнув. Обняла его, положила голову ему на плечо. – Я не буду больше об этом.
Всю дорогу она молчала, смотрела в окно, за которым просыпался, начинал новый день город.
- Как все изменилось, - сказала с грустью, - когда я уезжала, деревья были золотые, а теперь – листья облетают… - она нарисовала на запотевшем стекле кленовый пятипалый лист.
- Ничего, - он погладил ее коленку, - зато теперь мы вместе.
Она улыбнулась ему и снова отвернулась к окну.
- Ну вот, надеюсь, тебе здесь понравится.
Она огляделась.
- У тебя здесь красиво.
- У нас красиво, у нас! Проходи. Проходи, не стой у порога. Ты пока посмотри дом, или можешь по участку погулять, почувствуешь, какой здесь воздух, не то, что в городе!
- Я погуляю.
- Хорошо, а я пока завтрак приготовлю. Такой омлет ты в жизни не ела, пальчики оближешь, м-м-м, - он причмокивает, целует кончики пальцев.
Улыбнувшись, она уходит в сад.
Ему просто нужно на некоторое время остаться одному. На кухне он первым делом включил телевизор. Скорее всего, то, что произошло в доме бывшего мэра, уже попало в новости. Ему нужно знать, какие уже имеются версии по поводу этого преступления, которое, несомненно, не пройдет мимо прессы незамеченным. Единственным источником для него пока будет телевизор. В газетах, наверное, только с завтрашнего дня что-либо появится, печатное слово не так оперативно. Обращаться к кому-либо за информацией сейчас опасно, особенно к Рудницкому, тот очень и очень смекалист, нельзя сейчас вызывать никаких подозрений. Сейчас нужно затаиться, и просто ждать, надеяться, что все обойдется. Тот, кто приехал ночью и обнаружил убитых, без сомнения сообщил в милицию немедленно, а там уже по цепочке… Наверное, уже в утренних новостях покажут. И не надо, чтобы Лера это видела. И хотя она не знает ни Алену, ни Володьку, не знает, какое отношение они имели к Максиму, но все же… Она человек чувствительный, ранимый, может расстроиться от вида крови, убийства. И потом, он боялся, что не сможет оставаться спокойным, выдаст себя.
Он уменьшил звук телевизора. Достал из холодильника яйца, масло, сыр, помидоры, все, что нужно для омлета, который когда-то в юности научила его делать Полина. Сейчас он вспомнил об этом, и это воспоминание не казалось ему тяжелым или неприятным, и только чуть-чуть кольнуло слева в груди, в памяти возникло почему-то не лицо Полины, а маленькая девочка с двумя черными косичками по обе стороны круглого милого личика. Девочка, которая, наверное, все еще ждет Полину в своей маленькой темной комнатке. Он вздохнул, взглянул в окно. Лера стояла перед разросшейся клумбой с пунцовыми отцветающими хризантемами. Зря Макс уволил садовника, тот хотя и закладывал, но дело знал хорошо, теперь же сад принял немного запущенный вид. Нужно будет вернуть горемыку. Он взбивал яйца, нарезал помидоры и лук, руки быстро и умело совершали множество действий, но он прислушивался… он ждал…
Наконец он услышал: «Сегодня около двух часов ночи в своем загородном доме был убит известный в нашем городе предприниматель Владимир Лемехов. Также в доме обнаружена молодая женщина, убитая по данным следствия из того же оружия, что и Лемехов.
Убитые обнаружены одним из помощников предпринимателя, который в этот поздний час привез в загородный дом Лемехова срочные документы на подпись…»
Максим застыл с ножом в руках, не сводя глаз с мерцающего экрана. Снимки с места происшествия - тело Алены с расплывшимся на блузке пятном, Володька в багровой лужице, а вот их уносят на носилках к машинам скорой помощи…
Грохот и звон стекла заставил его обернуться. Он не заметил, как вошла Лера. Она уронила вазу, в которую поставила несколько сорванных хризантем, ваза была массивной, и она, наверное, просто не смогла ее удержать.
Он быстро выключил телевизор.
Она встала на колени, и стала собирать осколки, и цветы - осыпавшиеся, истерзанные, с обломанными стебельками.
- Прости меня! – она подняла на него полные слез глаза, - я такая неуклюжая. Разбила такую красивую вазу!
- Ничего, ничего! оставь, я сам уберу. И не плачь, не плачь, ну! - он улыбнулся, поцеловал ее, вытер слезы, - это все пустяки. Давай накрывать на стол, и будем завтракать!
За завтраком он говорил без умолку, пытаясь сгладить какой-то неприятный осадок, что-то возникло недосказанное между ними, словно они притворялись, и оба это понимали. Он думал, видела ли она эти безобразные кадры с места убийства? Заметила ли напряженное внимание, с которым он смотрел на все
