прут на «отдых».
У нас в России отдыхать означает строить свой сарай за городом, ковыряться на огороде и пить горькую. Купив билет, маюсь в толпе полупьяных дачников, ожидая электрички. По перрону ковыляет жирная неопрятная тетка с большой корзиной, предлагая сомнительного вида пирожки с мясом. Этими образчиками вокзальной кулинарии я не стал бы кормить даже бездомных собак. Жалко песиков.
Четверо мужиков, однако, покупают эти пирожки на закусь в дороге. С ними, я думаю, ничего не случится — судя по их фиолетовым носам, мужики настолько проспиртованы, что никакая отрава их не возьмет. Стоя рядом с ними, ощущаешь крепчайший дух невыветриваемого алкоголя и термоядерных сигарет отечественного производства.
Подходит электричка. Я пережидаю, когда основная масса «курортников» занесет свои пожитки в вагон. Повалив чье-то огромное оцинкованное ведро, как будто специально поставленное в проходе и набитое тяпками и совочками, пристраиваю наконец свой велосипед в тамбуре у стены, поставив его «на дыбы».
— Можно и поаккуратней! — рычит обиженный хозяин сбитого мной ведра.
Мужику лет сорок, на мясистом носу большие, в роговой оправе очки.
— Можно, но трудно, — усмехаюсь я и придерживаю свой транспорт, чтобы он не грохнулся кому-нибудь на голову.
Напротив меня на небольшом рюкзачке примостилась молоденькая девчушка. У нее на коленях сумка, откуда неожиданно высовывается забавная мордочка таксы. Собака с любопытством рассматривает рассерженного мужика в очках. Подумав немного, она тявкает на него разок-другой и снова прячется в сумку. Девчонка весело смеется.
— Расплодили собак, мать вашу, прохода от них нет… — бормочет мужик с ненавистью. — Выродки!
Девчушка с наивным удивлением косится на мужика. Что ж тут удивляться, милая. Злобы в людях за годы «реформ» накопилось достаточно. И все-таки, тятенька, вести себя следует скромнее. По крайней мере, в публичных местах.
Электропоезд тронулся. Оставляю велосипед у стенки и, сделав шаг, резко сдергиваю очки с носа мужика.
— Если тебе, мешок с тухлыми костями, не нравится то, что ты видишь каждый день, — говорю ему мягко и с любезным оскалом, — то я, как окулист-кооператор, бесплатно могу выдавить твои шнифты прямо здесь и сейчас.
Водружаю очки на место и, похлопав мужика по дряблой щеке, улыбаюсь:
— Подумай, родной, ведь бесплатно… Мужик, подхватив свои манатки и ни слова не говоря в ответ, ломится в забитый народом вагон. Гремят железки в его дурацком ведре.
Пожилая пара тихо засмеялась ему вслед. Такса снова высунулась из сумки и победно тявкнула.
Выгружаюсь на платформе в Комарове. Первая мысль на свежем воздухе: нужно обязательно купить машину. Права у меня есть, денег трофейных уже вполне достаточно для приобретения транспорта посерьезней, чем велосипед.
Пролетаю по пустынным в этот час улочкам дачного поселка. Народ разошелся по домам.
Нахожу нужную улицу и проезжаю по ней до конца, к лесу. Улицы здесь не асфальтированы, а плотно утрамбованы местным грунтом. Немного пыльные, усеянные прошлогодней хвоей. Низкие кустики вереска подступают из леса вплотную к дорогам. Раньше тут можно было, выйдя из дома и не углубляясь в лес, набрать корзину черноголовых боровиков за двадцать минут, а сейчас в окрестных лесах все вытоптано несметными полчищами городских грибников и ягодников. В тех укромных уголках, где по осени после первых заморозков мы собирали белые грузди и волнушки, папоротник полег под ногами сотен тысяч искателей даров леса.
Засекаю номер дачи, которая мне нужна. Во дворе за низким заборчиком две иномарки — японские. В этом тихом уголке и снимает дачу Бенгал, если верить его дружкам, которые теперь уже просто удобрение. Не стоило тебе, Бенгал, сюда приезжать. Скоро ты в этом убедишься.
Углубляюсь в лес, ведя велосипед за руль. Хочу пока его припрятать. Найдя воронку от авиабомбы, прячу в ней свой транспорт. Начало двенадцатого. Все еще светло. Темнее и не будет, но делать нечего, с природой не поспоришь.
Собираю «стечкина», навинчиваю глушитель. Проверяю работу затвора, подачу патронов из обоймы в казенник. Удостоверяюсь, что машинка работает как надо, кладу ее возле себя на рюкзачок. Закинув руки за голову, лежу, глядя в чистое небо. Хорошо так лежать, не думая ни о чем хреновом в этой жизни. Через час слышу попискивание таймера. Смотрю на часы. Пора заняться делом. Покурив, затаптываю окурок в песок, оправляюсь. Из рюкзачка достаю тонкие лайковые перчатки. Иду в поселок, подсунув пистолет под куртку. По дороге никого из отдыхающих не встречаю. Уже легче. В поселке лениво брешут собаки. Вот и нужный мне дом. Большой, но одноэтажный. Готовят на ночь шашлычки. Отворяю калитку и, пройдя между машин, направляюсь прямо в дом. Один из абреков замечает меня.
— Эй, парэн? Ты к кому?!
— К друзьям, — бросаю в ответ, поднимаясь на крыльцо.
Краем глаза вижу, как он, что-то сказав приятелю, быстро идет к дому. Я уже в коридоре. Несколько шагов — и оказываюсь в большой гостиной, обставленной удобной мягкой мебелью. В комнате четверо, расселись по углам, кто в креслах, кто на диванах. Все они пузатые, с круглыми жирными лицами и, конечно же, при золотых цепях, перстнях, браслетах. В общем, все как положено солидным бандитам от коммерции.
Большая четверка смотрит на меня с недоумением. Вслед за мной в гостиную влетает парень из сада.
— Я тэбя спрашивал?.. — говорит он мне в спину и осекается, ожидая, как будут реагировать на мое появление хозяева. Может, они меня действительно пригласили. В воздухе запах дорогого одеколона. Скоро здесь запахнет порохом. У всех четверых в руках тонкие высокие бокалы с янтарным вином. Смотрю через плечо на охранника.
— Я же сказал: я друг… Но только не ваш… — объясняю ему.
Парень соображает туго, он хмурится, пытаясь догнать сказанное мной.
Ударом правой ноги под горло отбрасываю тупицу к порогу комнаты. «Стечкин» у меня в руке готов к действию. Странно, однако, почему так мало охранников? Или я кого-то проглядел?
У одного из кавказцев из руки выпадает бокал, но не разбивается, — пол застелен пышным импортным паласом. Дальняя стена — сплошь стеклянная. Широкие раздвижные двери выходят на веранду. Вот как раз со стороны веранды и слышится топот ног — в дверях появляется второй охранник, держа в обеих руках по пучку шампуров с уже готовыми шашлыками. Он застывает на пороге, глядя на пистолет в моей руке.
АПСБ плюется свинцом, две тяжелые пээмовские пули дырявят грудь любителя шашлыков, он отлетает на веранду, навеки потеряв аппетит.
Мои намерения теперь ясны, кажется, всем присутствующим. Четверка сидит молча, засунув языки в задницы.
— Кто из вас Бенгал? — спрашиваю их. В ответ — молчание. За спиной начинает шевелиться, приходя в себя, первый охранник. Резко заведя руку назад, двумя выстрелами успокаиваю его теперь уже окончательно.
— Говоришь ты! — навожу ствол на дальнего от меня, сидящего, в кресле.
Он нервно сглатывает слюну и икает.
— Ях-ха… — вырывается у него из горла хрип, но мужик, кашлянув, тут же поправляется: — Я хочу сказать, что здэс Бенгала нэт.
Я саркастически усмехаюсь.
— И где же он, неуловимый и властвующий? — интересуюсь у него.
— Я нэ могу сказат… — отвечает он. «Стечкин» клацает и сплевывает гильзу на пол. На месте носа у хрипуна теперь зияет приличная дыра от пули. Не очень эстетично получилось, но что поделаешь.
— Теперь ты… — целюсь в следующую жертву, довольно, надо отметить, упитанную. Нервы у пузана не выдерживают, и он указывает пальцем на господина в сером костюме, сидящего на диване.
— Что ты на это скажешь? — спрашиваю «серого кардинала».
