Семь сорок (В поисках счастья)

Джоанне показалось, что все вокруг вдруг потемнело. Она крепко обхватила колени руками. Темно- синие чашки и блюдца, и дерзкой расцветки скатерть потеряли свои очертания, поплыли и закружились.

— Какой девушки? — спросила она.

Ши уставился на нее.

— Это была не девушка. Это был парень по имени Борк. У него отобрали водительское удостоверение. Я говорю о столкновении, — добавил он.

— О! Да, конечно. — Все вокруг снова прояснилось, приступ головокружения отступил. Как могла она быть настолько глупой?

Ши, однако, все еще не сводил с нее глаз.

— Но я думаю, что девушка все же была там, куда направлялся Майлс, и я совершенно уверен, что Дуг тоже так считает. Мы оба привыкли узнавать эти признаки.

— Да, — коротко сказала Джоанна. Ничего нового в этом не было; надо было быть дураком, чтобы, зная Майлса, не предположить, что у него были девушки уже начиная с того времени, когда он ходил в садик. Но в словах Ши крылось что-то большее, и от этого «чего-то» она отчаянно страдала.

— Я не собираюсь делать вид, что Майлс был святым, — закончил Ши, — но такие вот девушки во всем виноваты.

Скажи что-нибудь, в отчаянии заставляла себя Джоанна, что- нибудь, хотя бы «да». Но она как будто совершенно потеряла дар речи. Гнетущее молчание нарушили другие звуки — шум колес по гравию и скрип тормозов.

— Это босс. — Ши поднялся и выглянул в окно. — О, все в порядке. С ним Дуг, — сообщил он.

Автомобиль стоял с открытыми дверцами. Частично загороженные им Дуглас и еще один мужчина помогали кому-то на переднем сиденье выйти. Она услышала раздраженный голос, произнесший:

— Нечего суетиться, я сам справлюсь!

— Такая неприятность с боссом. Временами он ужасно мучается. — Стоявший рядом Ши сообщил эти сведения тем же удивлявшим ее раньше тоном, сочувствующим, но безразличным.

— Черт возьми, дайте мне самому, — снова раздался полный боли голос, и Ши выразительно повернул вниз оба больших пальца.

— Это мистер Болдуин. Он и его жена довольно часто его возят, — сообщил он.

Болдуин! Имя прозвучало знакомо, и на этот раз она сразу вспомнила: секретаршу миссис О'Малли, смуглую и гибкую в красивом тканом платье, звали Джеральдина Болдуин. Так это ее родители? Тем временем послышались приближающиеся шаркающие шаги. Где-то совсем близко открылась дверь. Голос Дугласа произнес что-то, на что последовал все еще раздраженный ответ:

— Да, да, ладно.

Слушая, Джоанна изо всех сил старалась не поддаться отчаянию. Очевидно, у Мэттью О'Малли был один из плохих дней, также очевидно было, что именно об этом предупреждал ее Дуглас. Она не должна бы испытывать никаких других чувств, кроме жалости. Но они были. Стоя здесь и слушая, как плещется вода в раковине, она с отчаянием думала: если он действительно возьмет меня на работу, сумею ли я справиться?

Она осталась одна. Ши вышел за чем-то, что он забыл взять из своей машины.

Опять Джоанна подумала, как это странно, что Майлс никогда не упоминал Ши. Они были до того похожи, что почти могли бы сойти за близнецов, хотя спутать их было невозможно. Сколько лет Ши? Старше Майлса, но моложе Дугласа?

И тут, требовательно и так неожиданно, что она чуть не выронила чашку, которую вытирала, заверещал телефон, так громко, так крикливо, что он должен был находиться здесь, в кухне. Она заставила себя повернуться, увидела его, робко потрогала пальцем и сняла трубку.

— Зайди ко мне, ладно? — прохрипел звонивший и положил трубку прежде, чем она успела слово вымолвить.

Кто это был? Откуда? Видимо, он думал, что обращается к Дугласу или Ши? И снова возобладал разум. Она хотела получить эту работу, она ее выпрашивала, и если Мэттью О'Малли что-то нужно, тянуть нечего. Она положила белую трубку на место и решительно вышла в холл.

Она его еще не видела, потому что Ши провел ее через заднюю дверь, и теперь с удовольствием смотрела на зеленовато-голубые стены, темно-зеленый ковер и ярко окрашенные ниши. В холл выходило несколько дверей, и одна из них стояла приоткрытой. За ней была комната с темно-коричневыми стенами и ставнями на окнах, в которой часть выложенного белой плиткой пола прикрывал ковер цвета торфа. С порога она увидела длинную обитую черной кожей кушетку, коричневое кресло-качалку и выделявшийся среди остальной мебели почти как алтарь в церкви сияюще-белый письменный стол.

Человек за столом не поднял головы. У него были темные волосы, очень загорелые руки резко выделялись на фоне манжет его лимонной рубашки. Она подумала, что нельзя верно судить о человеке, когда не видишь его лица, и все же ее первое впечатление о людях впоследствии всегда подтверждалось. Мэттью О'Малли навсегда останется для нее сочетанием аккуратной темной головы, поплиновой рубашки и маленькой и очень загорелой руки, быстро записывающей в блокнот. Эта картина совершенно не вязалась с еле передвигаемыми шаг за шагом ногами.

— Как дела у матери? Ты передал ей мое письмо? — спросил он, не поднимая головы.

— Простите, мистер О'Малли, — нерешительно сказала Джоанна. — Это не Ши.

Рука замерла, и он резко поднял голову. Она заметила почти театральные крылья седины в темных волосах, небольшие мешки под фиалково-карими глазами — глаза Ши, не Майлса, — но лицо открытое, некрупное и полное удивления, выглядело почти мальчишеским. Это был мальчик, возможно тот самый, который, ухаживая лет тридцать с лишним назад за рыжеволосой девушкой, посмотрел на нее и выпалил смешно и застенчиво: «Я думаю, что нам не придется жалеть об этом». Он задал ожидаемые вопросы:

— Кто вы? Я вас знаю?

Хотя ему было по крайней мере не меньше пятидесяти пяти и он часто страдал от болей, он тем не менее был самым красивым из всех О'Малли. В Дугласе от него совершенно ничего не было, подбородок Майлса слишком выдавался; Ши походил на него больше других, но даже он не обладал в точности вот такими чертами, как у испанского аристократа. Лицо было из тех, что всегда вызывают отклик в женщине. Так сейчас случилось и с ней. Она чуть слышно сказала:

— Нет, но надеюсь, что узнаете. Меня зовут Джоанна Дайкс, и я хотела бы поступить к вам на должность экономки. Ваш сын знает об этом.

— Дуглас?

Она кивнула.

— Не понимаю, при чем здесь он, — резко ответил Мэттью. — Сколько вам лет?

— Двадцать. — Она поколебалась и выпалила: — Я знаю, вы сочтете меня слишком молодой, но…

— Напротив, я бы и минуты в вас не стал менять. — Темные, с длинными ресницами глаза оценивающе разглядывали ее. Даже Майлс никогда не смотрел на нее вот так волнующе, так вызывающе.

— Молодость — это не порок, — продолжил Мэттью О'Малли неожиданно деловым тоном. — При условии, что человек полон энтузиазма и не боится работы. Оба эти качества имеют тенденцию убывать с возрастом. Работа будет нелегкой; говорят, что со мной дьявольски трудно, так что нет смысла нанимать какую-то утомленную старушенцию. К тому же, — добавил он, — мы не соблюдаем никакого распорядка, приходим и уходим когда попало, по крайней мере Ши. Сам я теперь не могу приходить и уходить так часто, как раньше. Мне сказали, что это создает сложности с едой. Видите ли, мисс Дайкс, я считаю, что следует играть в открытую. Тогда потом вы не сможете пойти на попятную.

Джоанна затаила дыхание:

— Значит, я принята?

В последовавшей паузе она поняла, что ее внимательно изучают. Потом быстро, почти небрежно Мэттью О'Малли ответил:

— Да, годится. Во всяком случае, на первый взгляд. Мы еще поговорим до вашего отъезда.

Она воспряла духом. Ей понравился Мэттью О'Малли, и она чувствовала, что тоже ему понравилась.