Семь сорок (В поисках счастья)

— К чему? — выдохнула она. Это был момент странный, захватывающий дух. Лицо его казалось таким близким и выглядело… по-другому. Она смущенно отвернулась.

— A bean a tighe, — сказал он. — Для иностранцев перевожу: быть женщиной в доме.

— О! Вы имеете в виду экономкой? — неуверенно спросила она.

Наступила еще одна странная пауза.

— Да, экономкой. Кем же еще? — ответил он — неубедительно, как ей показалось. И добавил: — А это имеет значение?

Она как раз вешала посудное полотенце и вздрогнула. Это имело значение. Внезапно то, что у нее есть «способности», оказалось важнее всего другого. Сначала это имело значение из-за Майлса и потому, что обитатели этого дома нуждались в ней. Теперь это имело значение, потому что…

— Что именно? — резко спросила она.

— Станок. — Серые глаза-занавеси опять что-то скрывали.

— О… — А как ты думала, что он имел в виду? спросила она себя. — Да, — правдиво ответила она, — имеет, но я понимаю. И я бы не хотела, чтобы из-за этого были неприятности.

— Их не будет, — безмятежно ответил он.

На следующее утро, когда Дуглас вышел из комнаты Мэттью, он сунул голову в кухню, где Элис мыла посуду, Джоанна пекла печенье, а Ши чистил туфли.

— О, кстати, со станком все в порядке. Оставьте его до среды. Я поговорил с Джимом. — Голова исчезла прежде, чем Джоанна и Ши успели опомниться.

— Он сказал, что никогда не вмешивается, — первой пришла в себя Джоанна.

— И можете мне поверить, он никогда раньше этого не делал. — Ши, казалось, хватил паралич. Он стоял, выпучив глаза, с сапожной щеткой в руке. — Врожденная пассивность, и он делает из нее культ. — Он посмотрел на Джоанну. — Ну, не знаю, юная Джо. Что вы с ним сделали прошлой ночью в лесу?

Удачное утро. Элис, все еще в покладистой стадии, согласилась позаботиться о ленче, Джоанна приготовила его и помчалась наверх. Она усердно трудилась, когда раздался звонок в дверь.

На балконе стояла девушка, высокая, изящная, темноволосая, возможно, лет под тридцать. Извиняющимся топом она сказала:

— Наверное, я выбрала неподходящий момент, чтобы поймать мистера О'Малли?

Джоанна подтвердила, что Дугласа нет дома, и посетительница вздохнула.

— О Боже, я хотела объясниться, потому что знаю, он сыт нами по горло. — Только теперь Джоанна заметила на полу сумку с застегнутой молнией. И точно знала, что за этим последует.

— Я Джейн Ламб. Мой племянник Марк заполучил этого котенка две недели назад. Боюсь, в настоящее время я не могу его оставить. — Она объяснила, что ее муж должен уехать на шесть недель в Северную Африку по делам, а она рассчитывала быть дома, но теперь получила настоятельное приглашение от родителей мужа провести лето в Шотландии. — Они просто не примут отказа, — закончила она. — Может быть, мистер О'Малли сможет подержать его у себя до сентября… — Джейн Ламб нерешительно замолкла.

Джоанна подумала, что лучше все выяснить сразу:

— Значит, вы возьмете его обратно, миссис Ламб?

Наступила пауза.

— Конечно, я возьму его обратно, — решительно заявила Джейн Ламб. Она как будто что-то не договаривала. Джоанна молча ждала. — Честно говоря, это маленький негодяй. У меня не осталось ни одной пары чулок. Кстати, его зовут Клути.

Джоанна согласилась взять его на хранение. Выбора, похоже, не было.

Дуглас не рассказывал, как устраивался с ленчем и обедом. Он был не из тех, кто станет голодать, но у него определенно не могло оставаться времени, чтобы готовить что-нибудь по-настоящему вкусное. Сегодня, например, он сказал, что вернется не раньше половины первого, а прием в клинике начинался в два. Рейд по буфетам подтвердил, что они обескураживающе пусты, в то время как внизу под присмотром Элис готовилась весьма приятная еда: гамбургеры с салатом ассорти и яблоки, запеченные в соусе из сидра.

Во всяком случае, следовало позаботиться о Клути, который в этот момент буйствовал на сушильной доске, выгибая длинный белый живот, чтобы дотянуться лапкой до посудного полотенца.

Она заглянула во все уголки в надежде найти что-нибудь из расписных тарелок или блюд для духовки, которые в изобилии имелись в семейной кухне, но вся посуда Дугласа была чисто белая, и по состоянию его скатертей, стираных, но измятых от многомесячного забвения, можно было предположить, что он ел на голом столе. Наконец она нашла веселую скатерть, изумрудно-зеленую, все еще упакованную в целлофан.

Как это на него похоже — не позаботиться о себе. Она решительно вынула скатерть и расстелила ее, нашла к ней полосатую тканую салфетку и хорошенькую тростниковую подставку.

Даже простая белая тарелка выглядела не так уж плохо, когда все было па ней положено — кружочки огурца, завитки салата, помидор и два толстых поджаристых гамбургера, по правде говоря, ее собственные, но зачем ему знать. Неожиданно для себя она запела, пританцовывая по кухне, похлопывая Клути по голове, заправляя салат лимонным соком, посыпая его петрушкой. Для печеного яблока блюдо пришлось занять, бледно-зеленое, так что на его фоне золотистый фрукт в золотистом соусе, посыпанный жареным миндалем, выглядел совершенно роскошно.

Незадолго до часу дня на дорожку въехал большой зеленый фургон, Дуглас вышел и открыл заднюю дверь Фланну. Он машинально взглянул па балкон, увидел ее и помахал рукой. Темные волосы рассыпались по лбу, и глаза были прищурены от солнца. Она не совсем понимала, что на нее нашло, когда побежала вниз по лестнице ему навстречу.

— Привет, — произнес он в сдержанной манере, которая несколько недель назад так сбивала ее с толку.

— У вас посетитель, — сказала она.

— В такое время? Кто?

— Я не совсем уловила, как его зовут, — нахально заявила она и ухватила ближайшую к ней ладонь. Это оказалось совсем просто. Рука, большая и теплая, совершенно естественно оставалась в ее руках, и он не выглядел ни удивленным, ни рассерженным. Она начала понимать, что именно в этом заключается жизнь: накрыть на стол, услышать машину на дорожке, увидеть машущего тебе мужчину, ощутить его руку в своих ладонях, — и тут, когда они добрались до верхней площадки, она вдруг вспомнила Джеральдину. Это был как удар грома. «Один из этих чудесных дней» может стать для Дугласа обычным, никаких больше простых тарелок, никаких больше мятых скатертей…

С какой стати она решила, что ему требуется тепло и уют? Он никак не мог чувствовать одиночество. У него была своя девушка. Она сразу выпустила его руку.

— А теперь смотрите, что вы получили за то, что не держали пальцы скрещенными!

В центре изумрудной скатерти Клути лизал масло.

— Этого только не хватало! — с отвращением простонал Дуглас.

Через несколько минут он сказал кое-что еще:

— Что все это значит?

— Ленч. А вы что думали? — бодро ответила Джоанна. — Я приготовила его для Клути и подумала, что заодно и вы можете присоединиться.

— Ах, вы подумали? — Как это ни грустно, но было совсем незаметно, чтобы он пришел в восторг. — Послушайте, вы хотели сделать, как лучше, но я вам уже говорил, что забочусь о себе сам.

— Ах, сами, вот как! — Джоанна дошла не только до двери, но и до предела своего терпения. — Ну и на здоровье! — выплеснула она. — И ладно! Я и не собираюсь больше ничего делать, если на то пошло, никогда, даже если вы будете на коленях умолять. И это все! — Она отпустила дверь. Дверь хлопнула, и она сломя голову слетела по лестнице.

Ей уже было стыдно за свою вспышку и за то, что за ней стояло. Ей следовало знать, что с человеком