решения на карте! В общем, то рутинная процедура швартовки к топливному причалу, не требовала решения на карте даже в свежую погоду, но адмирал всегда прав. Поэтому офицеры аж целых трёх штабов (флотилии, бригады, дивизиона) и корабля, конечно, ретиво принялись излагать «гениальный» замысел командира на швартовку на карте и в цвете. Когда решение на швартовку было готово, его все, кому положено подписали, утвердили, согласовали и доложили Скворцову (потеряли минут сорок и испортили карту). «Вот теперь другое дело» — сказал первый зам., разрешил сняться с якоря и следовать на повторную швартовку. Кстати и ветер ослабел. Но к этому времени даже женская ВОХРа смогла разглядеть флаг Командующего Флотилией на рее нашего корабля (Скворцов в это время оставался за Командующего) и встреча на пирсе была вполне подготовлена, поэтому и швартовка была удачной. Опять разбор на этот раз выполнения ранее принятого правильного решения. В итоге Скворцов сказал: «Вот, товарищи офицеры, следовало только принять решение на карте и обстановка резко изменилась в лучшую сторону». «Командир у вас есть что добавить?». «Есть — сказал командир — дело, товарищ адмирал, в том, что изменился ветер за время принятия решения и поправку на ветер я, как и в первый раз брал «на глаз», исходя из своего личного опыта управления кораблём проекта 1124, а не из решения на карте». Конечно, после таких высказываний отношение адмиралов к командирам лучше не становится. А ещё Скворцов постоянно требовал от командиров «Альбатросов» нахождения не у экрана МИЦ-224 или РЛС «Дон», а на одном из крыльев ходового мостика (со стороны вероятной навигационной опасности), вплоть до наказаний. Однажды выполнение его требования (вошедшего в привычку, к сожалению) сыграло со мной злую шутку, но это было уже не на Камчатке.
Так как Флотилия готовилась к зиме, то был собран Военный Совет, посвященный в основном этому вопросу, были приглашены и командиры кораблей. Докладывал начальник МИС (морской инженерной службы) флотилии, полковник. Речь шла об утеплении казарм, создании запасов угля и мазута, ремонте и строительстве котельных и трубопроводов. Приглашенные командиры кораблей дружно сидели в последних рядах, и им это было не интересно, так как их корабли были всепогодными и всесезонными. Да и приглашены они были на последний вопрос, на котором, им в назидание, должны были образцово- показательно снять с должности командира торпедного катера — большого жизнелюба, гуляку и бабника. И вдруг Командующий КВФ вице-адмирал Капитанец, председатель Военного Совета, обращает внимание на какую-то неконкретность в докладе начальника МИС. Доклад полковника прерывается речью Капитанца о конкретности в его работе и работе всего Военного Совета. В конце речи он нашёл взглядом командира бригады кораблей ОВР капитана второго ранга Л. И. Головко «Да, кстати, Головко, этот матрос с «Альбатроса 2», как его фамилия?» Секретарь военного совета громким шепотом подсказывает: «Шайдуров». «Так вот этот матрос Шайдуридзе выучил свою книжку «Боевой номер» или нет?». «Так точно, товарищ командующий, выучил» — ответил комбриг. Капитанец еще поискал взглядом в зале: «Кто у нас тут есть из радиотехнического отдела?» Нашелся капитан третьего ранга Македонский. «Македонский» — обратился к нему Командующий — возьмите мою машину, хотя нет, возьмите машину начальника штаба, поезжайте на «Альбатрос 2», найдите этого матроса, как его там (Шайдуридзе — подсказывает секретарь) да этого матроса Шайдуридзе и проверьте знает ли он Книжку «Боевой номер»». «Есть» — ответил Македонский и быстро вышел из зала. Военный Совет шёл своим чередом. Полковник из тыла флотилии докладывал о героической готовности вверенных ему подразделений к встрече зимы. А я подсчитывал: 20 минут на езду туда, 20 там и 20 на обратную дорогу. Так и получилось. Где то через час с небольшим возвратился Македонский. Доклад был прерван в очередной раз и все внимание аудитории обратилось на диалог между командующим и Македонским. «Так, Македонский, выучил ли наш «любимец» книжку «Боевой номер?» — спросил Капитанец. «Так точно, товарищ командующий — выучил на «отлично» — докладывает Македонский. «Вот, товарищи офицеры, — говорит вице-адмирал Капитанец — потребовалось личное вмешательство Командующего Флотилией(!) для того чтобы, в общем, то не плохой матрос — сын грузинского народа (сделанный грузином Шайдуридзе лично Командующим на глазах у ничего не понявшего зала) выучил, наконец, книжку «Боевой номер». Вот так последовательно и настойчиво должен работать каждый из нас на своем месте» — сказал Командующий и взглядом из подлобъя обвел притихшую аудиторию. «Продолжайте доклад, товарищ полковник». И Военный Совет продолжил рассмотрение первого вопроса, предвкушая спектакль, который может разыграться на последнем вопросе.
Через непродолжительное время Пашу Шайдурова у нас забрали для доукомплектования экипажа сторожевого корабля проекта 159А (СКР), идущего на боевую службу. У Паши была единичная воинская специальность: он был оператором станции «Бизань 4Б» — поиска и обнаружения излучения работающих радиолокационных станций. На боевой службе Пашин СКР попал в зону вооруженного конфликта между Сомали и Эфиопией. Именно благодаря личной бдительности матроса Шайдурова был заблаговременно замечен сигнал от РЛС, выходящего в атаку на СКР самолета «Фантом». Дежурная артустановка русского сторожевика вовремя открыла заградительный огонь и пилот самолета, обнаружив разрывы снарядов прямо по курсу, отвернул с боевого курса, даже не применив бортового оружия. У Эфиопии были корабли этого проекта, поэтому пилот вполне мог ошибиться. Инцидент развития не имел. По итогам боевой службы Паша был награжден орденом. После увольнения в запас он, как орденоносец, поступил в Томский институт связи.
Времени прошло много. Будем надеяться, что у этого, конечно толкового парня все хорошо: и инженером-связистом он стал и очаровательную пару себе нашёл, и дети у них есть — среди них обязательно не менее одного рыжего мальчишки с отцовскими глазами. А о своей службе на «Альбатросе 2» КВФ он возможно иногда и с юмором рассказывает за столом в кругу друзей и близких. Не исключено, что и меня вспоминает.
Меня на Камчатке «терпели» почти три года. А так как поводов для снятия с должности я так и не дал, при первой же возможности послали получать новый корабль, как «опытного и не заменимого» в этом деле специалиста. Корабль предназначался для другого места базирования, и поэтому комплектовался в соответствии с традициями, о которых я выше уже рассказал, позабыв о собственной «героической» борьбе с ними.
(КНР, порт Циндао, борт БМРТ «Мыс Юдина» 28.1.1998 года.)
Предыстория будущего моряка
У нас в семье моряков не было, ни гражданских, ни военных. Ещё до той большой войны, в десятом классе, отец посылал заявление военкому на поступление в одно из имеемых тогда ВВМУ, но сразу после школьного выпускного вечера был мобилизован и стал артиллеристом противотанкистом и в этом качестве, с перерывом на лечение в госпитале после тяжёлого ранения, провоевал всю войну. После войны работал сначала десятником, потом помощником маркшейдера на шахте Южно-Сахалинская. Я уже существовал. Оттуда отец поступил по направлению от шахты в Сучанский (ныне город Партизанск) горный техникум, который и закончил с отличием. А в послевоенное время таких выпускников сразу направляли на третий курс института по профилю. Таким образом, мы попали в Днепропетровск, где отец окончил Днепропетровский горный институт по специальности горный инженер-маркшейдер и вернулся работать на ту самую шахту «Южно-Сахалинская» (которая и направила его на учёбу) в посёлок Синегорск. А юношеская мечта о море осталась не реализованной. Иногда на досуге он делал из дерева макеты эскадренных миноносцев. Осмелюсь сказать — очень качественно и с душой он их делал. Именно макеты, а не модели. Внешне они прекрасно смотрелись, когда стояли на подставке, хотя были импровизациями на тему эсминцев. Конечно, у меня возникало непреодолимое желание пустить кораблики поплавать. Но кораблики категорически не хотели стоять на ровном киле, они плавали с устойчивым креном на левый или правый борт (это надо отметить). А мой папа — признанный мною авторитет во всём точном, не мог внятно мне объяснить, почему это происходит. Потом я и сам строил кораблики, они нормально плавали, а запятулька от ТЕХ макетов осталась. И вообще все мои увлечения не связанные с улицей отец всячески поддерживал. Например когда я увлёкся радиолюбительством он не жалел денег ни на радиодетали ни на измерительные приборы, а запятулька от ТЕХ макетов осталась. В общем, моё решение стать военным моряком только внешне было трудно объяснимо, а внутренне всё было в гармонии: просто родительские
