управления силами флота. Из проекта 68 бис его превратили в проект 68У2. Представляюсь старпому, он внимательно прочитал моё предписание, куда-то позвонил, довольно долго разговаривал и, наконец, поздравил меня с повышением в должности. Оказывается и на «Сенявине» подобная должность занята, за то вакантна должность командира правой (первой) батареи дивизиона универсального калибра (ДУК), на которую меня и назначили, а по крейсерским традициям эта должность выше, чем комбат ДЗК (условно, только по калибру). Следует отдельно остановиться на личности тогдашнего старшего помощника командира крейсера «Адмирал Сенявин». Им был будущий Главком ВМФ России Феликс Николаевич Громов. Тогда он был энергичным капитаном третьего ранга. Уже было видно, что это человек волевой и властный, кроме того, чувствовалось, что он чрезвычайная умница. Отличная память, обязательность, сочетаемая с требовательностью порядочностью и справедливостью. Недостатки то же, наверное, были, но на меня, лейтенанта, он произвёл именно то впечатление, которое я описал. Это была наша первая встреча, длившаяся, из-за моего стремления служить по специальности, менее года. Но служба на крейсере, безусловно, наложила отпечаток на всю мою дальнейшую службу в ВМФ. В общем, принял я первую батарею ДУК под своё командование со всеми потрохами и недостачами при 87 матросах и старшинах, на радость командиру левой батареи старшему лейтенанту Н. Должину, который длительное время был в единственном лице комбатом на две батареи. При неумеренно пьющем командире дивизиона универсального калибра капитан-лейтенанте Симакине. Командиром БЧ-2 был свирепого вида капитан второго ранга Терских А.М., свирепость ему придавали густые чёрные усы. Одновременно со мной на корабль прибыли почти тридцать лейтенантов связистов из ВМУРЭ им. А.С.Попова. Боевая часть связи (БЧ-4) по численности личного состава приближалась к электромеханической и ракетно-артиллерийской боевым частям. Крейсер ведь модернизировали под корабль управления, а все виды связи в таком деле имеют первостепенное значение. Командовал кораблём капитан первого ранга Карпов Юрий Фёдорович (впоследствии контр-адмирал — начальник ЦКП ВМФ), специфика его командования состояла в том, что под его руководством крейсер к тому времени ещё не сделал ни единого выхода в море. Корабль стоял в строительных лесах, но все боевые части интенсивно готовились к выходу из капремонта и модернизации на государственные испытания. Одним из признаков подготовки к выходу из завода был бесконечный оргпериод. Выражался он в отсутствии увольнения рядового состава и крайне ограниченном сходе на берег офицеров. Для вновь прибывших лейтенантов вообще никакого схода на берег до сдачи зачётов на самостоятельное управление заведованием и несение дежурно-вахтенной службы по кругу обязанностей. Первое, что я сделал в ближайший выходной день после прибытия на крейсер, это в нарушение требований Корабельного устава без разрешения дежурного по кораблю побывал на клотиках всех трёх мачт, верхолазный монтажный пояс, разумеется, был со мной. Ждал реакции командования на моё «хулиганство». Реакция была неожиданной для меня: слава богу, нормального лейтенанта прислали, решило командование. Оказывается первое, что делали назначенные на крейсер офицеры, при удобном случае — это посещали все верхние точки мачт.
Не педагогично, но эффективно
Как-то раз при обходе своего артиллерийского заведования на крейсере «Адмирал Сенявин», после развода личного состава на работы во второй половине дня, я обнаружил пьянствующую и курящую группу матросов и старшин в артиллерийском погребе № 1 первой батареи дивизиона универсального калибра. К сожалению, при стоянке в заводах, такие эпизоды бывали. По случаю нахождения корабля у стенки завода снаряды в погребе конечно отсутствовали. А эта пьянствующая группа должна была заниматься чисткой и смазкой сотовых снарядных стеллажей. Ожидался приём практического артбоезапаса для испытательных стрельб после среднего ремонта артиллерийских башенных установок СМ5-1С. Вступать с выпившими подчинёнными в полемику о вреде пьянства и нарушений требований Корабельного устава у меня не было ни малейшего желания, дабы не создавать ситуацию для неуставных взаимоотношений и взаимных оскорблений. Поэтому я вставил в замочные ушки для навесного замка на входном люке в погреб толстый болт с гайкой. И вручную включил систему затопления погреба забортной водой. Время затопления погреба я знал точно (дня два назад как раз производилось затопление погреба с замером времени). Засёк по часам время на пятнадцать секунд меньше чем время полного затопления и выключил систему. После этого снял болт с люка и заглянул в погреб. Картина была живописная: пять испуганных физиономий плавающих и уже немного протрезвевших матросиков смотрели на меня через проём люка как на спасителя, посланного самим Господом Богом! Вокруг них плавали береты, окурки, куски хлеба, пластмассовые кружки и алюминиевые миски с остатками рыбных консервов и ещё какой-то непритязательной закуски. А три пустых бутылки из-под египетского бальзама «Абу Симбэл» убедительно лишали всю картину, как случайности, так и невинности. Находчивые любители египетского бальзама быстренько и не совсем трезвым языком объяснили всю эту картину остатками от обеда рабочих завода, а они тут честно вкалывали по моему плану. Я сделал вид, что верю в этот бред безоговорочно, хотя картина пьянства в погребе была очевидна. Несмотря на приём в погреб нескольких десятков тонн воды крейсер даже не накренился. Теперь воду из погреба надо удалить, пока факт затопления не стал известен в корабельном масштабе. Я знал, что под помещением погреба находится одна из креновых цистерн правого борта и её горловина выходит в погреб. Участники погребного застолья по очереди ныряли к горловине и наощупь откручивали гайки по её периметру (температура забортной воды позволяла). Благо дело их два дня назад уже откручивали с той же целью, правда, до затопления. Потом горловину осторожно поддели небольшим ломиком, и вода в образовавшуюся щель перетекла в креновую цистерну. Потом вся компания убирала остатки воды, досуха протирала соты и вообще приводила помещение погреба в надлежащий вид, под моё обещание никому о произошедшем не докладывать. В ходе ныряния кто-то оборвал проволоку автоматического запуска системы затопления погреба с термопредохранителем из сплава Вуда (есть такой сплав с температурой плавления 68.5°С) я именно это и назвал причиной затопления погреба. А болт, в ушках навесного замка погребного люка, который привлёк моё внимание, чьей-то дурной шуткой. Про воду в креновой цистерне я тихонечко сказал дежурному по дивизиону живучести — такому же лейтенанту, как и я. А он без лишнего шума и волокиты ночью откачал её за борт эжекторным насосом осушения креновых цистерн. На этом инцендент был исчерпан, а испуг у матросов и старшин от грубого нарушения Корабельного устава остался.
Эпизод первый: как ФНГ меня сажал на гауптвахту
У каждого из корабельных офицеров кроме обязанностей по своей боевой части есть общекорабельные обязанности. Так, например если на моём заведовании на верхней палубе размещался баркас правого борта, то я и являлся командиром этого баркаса. Спасательная шлюпка то же стояла на шкафуте правого борта, следовательно, её командиром то же был я. И за их содержание в соответствии с хорошей морской практикой тоже отвечал я. Правда я ещё был и комендантом взлётно-посадочной вертолётной палубы, но об этом потом. А команда баркаса была сборной: старшина и два матроса- крючковых из боцманской команды, моторист из БЧ-5, командир из БЧ-2. Вот так однажды было решено не кланяться заводскому начальству и не заказывать у завода автомашину для поездки на склады ГСМ за комплектом прецизионных смазок к артиллерийским счётно-решающим устройствам, а послать собственный баркас. Благо все эти склады находились на живописных берегах бухт и бухточек порта Владивосток. Выбор пал на баркас правого борта, т.е. командиром баркаса иду я. И вот рано утром баркас спущен на воду боцманской командой, подтянут к трапу, и я со всеми документами прибываю, после инструктажа у командира БЧ-2 и старпома, на борт баркаса. Нет одного человека — старшины баркаса, старшины 2 статьи третьего года службы. Задержки бывают и уважительные, поэтому за ним посылается рассыльный, ждём. Ждём двадцать минут, посылаем рассыльного ещё раз. Рассыльный второй раз докладывает, что приказание передано. Старшины баркаса нет ещё пятнадцать минут. Разрешение
