всем сердцем жалею о том, что совершила.
Родилась я и выросла в селе. Сколько себя помню, я никогда не ела досыта. Нас у мамы было шесть человек детей. Отцу же – законченному алкоголику – до нас и дела не было. Я не могу о маме сказать ничего плохого, она очень добрая, но зачем же было рожать столько детей, да еще и от такого человека!
У меня никогда не было не то что хороших, но хотя бы более или менее приличных туфель и платьев. Несчастных заколок для волос и тех я не имела. Я всегда стыдилась своего вида и нашей убогой семьи.
Как-то к соседке из города приехала знакомая, которая помогла мне устроиться на работу к так называемым новым русским.
В мои обязанности входили уборка в доме, стирка и глажка белья. К кухне меня не подпускали – у них была профессиональная повариха. Мне выдали рабочую одежду: платье, фартук, кружевную наколку на волосы, беленькие туфельки и даже колготки. Никогда у меня еще не было такой красивой и нарядной одежды!
Работать в их большом и красивом доме мне очень нравилось: широкая лестница, паркетные полы, яркая мозаика на дне бассейна… Красота да и только.
У меня была своя просторная комната с мягкой и широкой кроватью и двумя тумбами по бокам. Я вы двигала и задвигала ящички и думала, какое счастье иметь все это великолепие.
В доме нас хорошо кормили. Первое время я так наедалась, что мне потом каждый раз становилось плохо. Повариха это заметила и сказала: “Не лопай так много, не жадничай, иначе испортишь себе желудок. Еда здесь шикарная, всего не перепробуешь. Ешь понемногу, иначе так и будешь маяться”.
Постепенно я привыкла к хорошей жизни, фигура моя обрела женственные формы: грудь и бедра округлились. Намного лучше стала кожа, на лице заиграл румянец, глаза светились. И каждый раз, глядя в огромные зеркала, я не могла на себя налюбоваться.
Всем в доме управляла экономка Роза Мустафовна. Я ее жутко боялась, впрочем, как и вся остальная прислуга.
Шли дни, и я усвоила все уроки, которые мне преподавала Роза: “Не шуметь, не крутиться у хозяев перед глазами, убирать быстро и хорошо, не подслушивать, не задавать вопросов и ничего не пред принимать без моих указаний”.
От других я узнала, что мой хозяин засматривается на молоденьких девушек, а хозяйка моя молода и удивительно красива. С прислугой она никогда не общалась и все приказания отдавала через экономку. Та в свою очередь информировала хозяйку о том, что происходит в доме, кого следует поощрить, а кого – выгнать вон.
И вот как-то, когда я отработала уже месяцев пять, экономка велела мне подняться в комнату Елизаветы Петровны, моей хозяйки. Не знаю почему, но у меня затряслись колени: я боялась, что меня вызвали для того, чтобы дать расчет.
Но хозяйка приняла меня с улыбкой и предложила присесть. Я присела на краешек стула и услышала от нее, что она довольна моей работой: в доме чисто и я не даю никаких поводов к сплетням, – по этому моя зарплата будет увеличена. Услышав такие слова, я невольно покраснела и начала глупо улыбаться. Хозяйка усмехнулась и сказала, что уже давно не видела такой искренней улыбки, как у меня. Затем попросила: “Расскажите мне о себе”.
И я стала рассказывать про свою прежнюю жизнь. Не знаю зачем, но я говорила о том, о чем не хотела никогда вспоминать: о стоптанных, рваных туфлях, о вонючем мыле, которое моя мать варила бог знает из чего, потому что наши шесть вшивых голов нужно было по вечерам чем-то мыть, о том, что я не очень хорошо училась, так как от слабости и голода засыпала на уроках.
Я говорила, потому что хоть раз человеку необходимо облегчить душу.
У Лизы было такое лицо, будто она сейчас встанет, подойдет ко мне и погладит по голове своими красивыми, ухоженными руками. Но она не подошла, а только сказала: “Ладно, ты сейчас иди. Я уверена, что у тебя все будет хорошо. Если тебе что-нибудь потребуется, то ты можешь ко мне обратиться лично, и я думаю, что всегда смогу тебе помочь”.
С этого дня Елизавета Петровна стала довольно часто вызывать меня к себе. Она просила меня расчесать ей волосы или просто помассировать плечи. Всякий раз моя хозяйка угощала меня конфетами или отдавала какие-нибудь старые вещи, которые ей, видимо, уже надоели. Все ее безделушки, как она их называла, были необыкновенно изящны и красивы. Это могли быть заколка для волос, украшенная красивыми стразами, музыкальная шкатулка, открыв которую, ты слышал красивую и немного грустную мелодию, или же духи, которые не очень ей нравились, а по мне так пахли божественно, да и флакончик казался мне настоящим произведением искусства.
Постепенно в моем шкафчике скопилось множество таких подарков, которые я перед сном перебирала, удивляясь тому, что все это богатство принадлежит теперь мне.
Я думала, как, должно быть, счастлива моя хозяйка, если у нее в каждой комнате навалом таких красивых вещей.
Каким-то женским чутьем я угадывала, что моя хозяйка скучает в этом огромном красивом доме.
“У него всякие дела”, – говорила Лиза о своем муже, махнув изящной, красивой ручкой.
И я радовалась отсутствию хозяина, так как кто знает, прижилась бы я в этом доме, если бы он был домоседом? Вряд ли в этом случае Лиза стала бы звать меня к себе почти каждый вечер, а так я все время болтала со своей хозяйкой, и она уже не могла без меня обходиться.
Однажды я случайно услышала, как наша экономка Роза сказала Лизе:
– Я прошу прощения, но я думаю, вы зря переходите границу и так мягко обращаетесь с прислугой. Люди, которые делают грязную работу, не ценят добро и впоследствии всегда садятся на шею.
Я, затаив дыхание, ждала, что ответит Розе хозяйка. Впервые за все время я услышала ледяной и высокомерный тон моей покровительницы. Она отчеканила:
– Я попрошу вас впредь никогда не сметь пытаться делать мне замечания. В следующий раз я вас просто выставлю из моего дома.
После этого случая Роза перестала меня задевать, стала заискивать передо мной, будто я и вправду могла повлиять на хозяйку.
Прошло еще полгода, и мы с Лизой разговаривали уже как самые близкие под руги. К тому времени я узнала, что она старше меня всего на четыре года! Я поняла за это время, что она безумно любит своего мужа и ревнует его к бесчисленным друзьям и подругам. Как я уже сказала, наши отношения с Лизой стали столь близкими, что она велела Розе взять еще одну помощницу по дому, чтобы немного освободить меня от дел.
Мы часто ездили по магазинам, где она покупала красивые платья не только себе, но и мне.
За это время я многому научилась и легко могла нанести макияж, сделать прическу себе и Лизе.
Правда, кое-что отравляло мне жизнь, но рассказать об этом Лизе я не могла. Ее муж, мой хозяин, когда заявлялся домой, всегда улучал момент для того, чтобы зажать меня где-нибудь под лестницей и поцеловать. А однажды, когда Лиза плавала в бассейне, он зашел ко мне в комнату и принудил меня к тому, чтобы я переспала с ним.
Потом это повторилось. Я научилась скрывать свои чувства, чтобы меня не выгнали с позором – я уже слишком привыкла к определенному образу жизни.
Однажды я без стука вошла к хозяйке и мельком увидела, как она под несла к губам и поцеловала какую-то маленькую куклу, которую тут же спрятала за иконкой, стоявшей на ее туалетном столике. Я сделала вид, что ничего не видела.
В этот вечер мы с ней никуда не поехали, хотя обычно по средам Лиза ездила со мной во
