В последний день моей карьеры цыпочки зазвонил телефон.
— Привет, мальчик, — в голосе Санни не было и намека на обычную веселость.
— Что случилось? — спросил я, ощущая, как у меня подкосились ноги.
— У меня плохие новости, мне только что позвонили. Джейд… Она умерла. Ее убили прошлой ночью. Мне очень жаль, я знаю, что она тебе нравилась. Так что я хотел, чтобы ты узнал об этом от меня, — мягко проговорил Санни.
Мое сердце остановилось, и, не устояв на ногах, я плюхнулся обратно на кушетку. Я вспомнил Джейд, танцующую под мелодию, раздававшуюся только у нее в голове. Наполовину гейша, наполовину профессиональный киллер. На глаза навернулись слезы, и я закрыл лицо руками, чтобы остановить их. Чтобы не дать им брызнуть из глаз. А они были так близко. Но я не собирался позволить им катиться по щекам.
— Ты в порядке, мальчик?
Голос Санни вернул меня в мир живых.
— Ты уверен, что хочешь работать сегодня ночью? Или хочешь отменить?
Санни снова превратился из заботливого родственника в расчетливого менеджера.
— Нет, со мной все в порядке. Это печально, но ты же сам говорил, что Джейд была грязной. А пять сотен баксов — это пять сотен баксов, правильно?
— Ну, в общем, да. Ты прав. Приходи, когда закончишь работу, — сказал Санни и повесил трубку.
Скорей всего, Джейд была под наркотиками, сделала какую-нибудь глупость, и ее избили.
Это не моя вина. Не моя проблема.
Да ладно.
На заднем дворе мой отец позвал Джульетту, и она прибежала — счастливая, веселая, готовая любить и быть любимой. Джульетта была французской болонкой и, можно сказать, самым жизнерадостным членом нашей семьи.
Забравшись на столик для пикника и нечаянно встретилась взглядом с хозяином, она застыла, поджала хвостик, задрожала и попыталась незаметно ускользнуть. Но не тут-то было.
Убежать Джульетта уже не смогла.
Папаша схватил ее одной рукой за ошейник, другой — под животик, шлепнул ее обратно на столик, покрытый скатертью, включил свою старую электробритву и начал скальпировать маленькую беззащитную Джульетту. Она смотрела на нас огромными испуганными и грустными, какие бывают только у собак, глазами. Словно захваченный в плен французский борец за свободу, умолявший помочь ему. Силь ву пле.
Мы не могли помочь сами себе, мы не могли помочь Джульетте.
Мой старик брил и брил жалобно скулящую Джульетту, пока по меньшей мере пять фунтов кудрявой черной шерстки не покрыло скатерть на столе, а головка Джульетты не осталась совершенно лысой.
Последующие недели Джульетта пряталась под столами, стульями и кроватями, стыдясь показаться в таком виде соседским собакам.
А вскоре я узнал в точности, как она себя чувствовала.
Старый, задыхающийся, с трубкой, торчащей из усов, мужчина выглядел как старый морж в ржаво- красном жакете. Он был босиком, и длинные узкие ступни были покрыты такой тонкой кожей, что виднелись все голубые реки, проходящие под ней. Он сидел слишком прямо, будто проглотил оглоблю или позировал для портрета, ерзая на невидимой булавке, коловшей его в задницу. В комнате было чисто, но порядка не было — вещи валялись сваленными в кучу, на полу лежало много небольших ковриков, на полках стояли безвкусные кубки и прочие вульгарные безделушки. Этакий упорядоченный беспорядок. Из неуклюжей старой «Виктролы» на скрипучих семидесяти восьми оборотах доносился голос Джуди Гарленд, поющей «Мое счастье зовут Джо». Морж выглядел так, будто сумел удачно выстроить свою жизнь и теперь он — звезда своего собственного рождественского спектакля.
Я не мог дождаться того часа, когда сотру улыбочку с этого самодовольного лопуха.
Я не получил никаких инструкций. Морж просто дал мне пятьсот долларов, но, когда я взялся за них, он их слишком долго не отпускал, так что пришлось вырвать их из его руки. Это взбесило меня. Надо, наконец, сообщить об этом Санни. С сегодняшнего дня я хочу получать свой конверт сразу, а не искать его и не просить об этом.
Я был спокоен, как опытный снайпер, но моя кровь бурлила, а разум окутывало туманом, так что я с трудом различал что-либо перед собой, пытаясь сдержать злость.
Я наконец сфокусировал взгляд на своем старом богатом клиенте с моржовыми усами.
Через неделю после того, как мой отец оскальпировал Джульетту, и накануне отъезда нашей семьи вместе с родственниками на отдых мой отец позвал всех детей и выстроил нас в ряд: меня, моего брата и двух двоюродных братьев. Джульетта украдкой наблюдала за нами из темного угла, дрожа от страха и думая о том, не будет ли она следующей.
Папа сгреб меня в охапку, придерживая одной рукой за голову, включил свою старую электробритву, и я услышал противное жужжание вокруг своей головы, которое становилось все громче и громче. Бритва царапала мне череп; нервы, которых она касалась, вибрировали, а отец продолжал превращать мою голову в мерзкое лысое яйцо.
Я видел Джейд с дыркой от пули в голове.
Смени пластинку.
Я оглядел комнату Моржа в поисках какого-нибудь спасательного жилета и заметил маленькую дурацкую фигурку Питера Пэна, как всегда, с задранным кверху носом и одетого во все зеленое, вплоть до крошечных зеленых ботиночек.
Динь-Динь. Она тоже умерла?
Смени пластинку, парень.
Морж бубнил что-то о том, что видел меня на оргии и понял, что хочет поиметь меня. Поиметь меня? Во мне снова стала закипать злость. Кажется, ты сильно ошибаешься. Это я поимею тебя.
Он хотел знать, запомнил ли я его на оргии. Он был одет сатиром, мифологическим существом, наполовину чудовищем, наполовину человеком, символизирующим сексуальность.
Ему хотелось, чтобы я помнил его, так что я сделал вид, что действительно помню. Я сказал ему, что его костюм был отпадным и что я верю в то, что чем более цивилизованными мы становимся, тем больше теряем свои животные инстинкты.
Ему понравились мои слова. В общем, именно за этим я их и произносил. Но обстановка значительно потеплела.
Проблема в том, что он ошибался, и никакого секса в этой комнате не состоится. Пора было сообщить ему об этом. И побыстрее. А он все поигрывал со своими усами: крутил их, приглаживал, массировал. Мне страстно хотелось размазать эти усы ему по лицу и увидеть красные струйки крови, стекающие по его щекам.
Словно прочитав мои мысли, он посмотрел на меня так, будто я был действительно очень плохим мальчиком. Я холодно взглянул на него в ответ.
Что ж, начнем игру.
Электробритва из тяжелого металла грела мне череп, я ощущал запах горячего масла и слышал, как стенают мои волосы, падая мне на спину.
Пока отец брил мне голову, скашивая волосинку за волосинкой, я задумался о том, что похож на компьютер с пустым жестким диском. Но когда его пальцы коснулись моего лысого черепа, диск начал заполняться тихими злобными вирусами.
А потом мы все остались лысоголовыми, так же, как и Джульетта.
Когда мы ложились спать, то вели себя необычайно тихо. Никто ни над кем не подшучивал, никто не говорил о том, как мы уродливо выглядим. Потому что мы все выглядели уродливо. Маленькие, уродливые,
