— истинная дочь своей матери, поэтому собирается ждать кого-нибудь получше и побогаче?
Кто же может быть лучше Мэтта?! Скажи, Брук!
Скажи, пока не поздно!
— Спасибо за честность, — криво усмехнулся Мэтт и отвернулся.
Такой несчастной Брук не чувствовала себя даже в детстве, когда отец не хотел с ней встречаться.
— Мэтт…
Все нормально. Когда-то я думал, что буду выглядеть глупо, предлагая свою любовь женщине.
Но не теперь. Даже если ты не можешь ответить на мое чувство, просто позволь любить тебя.
— Это слишком неожиданно. Я слишком растеряна.
— Как и я. Но теперь все встало на свои места. Мэтт совсем сгорбился. — Кажется, я тебя испугал.
Тебе действительно требуется время. Но запомни: завтра я буду ждать тебя у алтаря.
Он развернулся и вышел, оставив Брук в темноте наедине с тягостными думами и болью, терзавшей ее сердце.
— Ты еще не одета! — объявила Фелиция, ворвавшись с утра пораньше в квартиру дочери и смерив презрительным взглядом древнюю футболку, служившую той ночным одеянием. Она выгрузила бутылку шампанского и аккуратно села на стул, чтобы, не дай бог, не помять сшитое на заказ платье для матери невесты. — Как тебе маникюр? — вопросила она, сунув Брук под нос руку с устрашающе длинными ногтями. — Розовая страсть.
— По-моему, обычный розовый, — вяло ответила та.
— Откроем шампанское? Твою свадьбу нужно отметить, можно даже начать пораньше.
Брук прошлепала на кухню и села за стол. В этой позе она провела всю ночь: потягивая кофе и чувствуя себя слишком усталой, слишком разбитой, чтобы решить возникшую проблему.
— Что случилось? — вздернула Фелиция брови. Ты чем-то расстроена?
— Думаю, ты догадываешься, чем именно.
— Мэтт тебя бросил? Ты прогнала его?
— Не совсем. Он хочет на мне жениться!
Фелиция растерянно сморгнула.
— А в чем проблема?
Тяжело вздохнув, Брук начала размышлять, в каком виде лучше преподнести матери эту историю. Пожалуй, в литературно обработанном.
— Он изменил правила.
— Я пока не слышу ничего ужасного. — Дама заметно расслабилась, убедившись, что ей не грозит перспектива потери знаменитого зятя. — Кроме того, очевидно, что он любит тебя, а ты — его.
— Откуда ты знаешь?
— Ты так часто повторяла, что у меня богатый опыт… Так вот, это правда. Ваш брак с Мэттом будет удачным, поверь.
— О, мама.. — Брук вздохнула в очередной раз и схватилась за голову. — Я не знаю. Я не уверена.
— Уверена-уверена. Если бы ты его не любила, неужели стала бы переживать о его чувствах?
— Может быть. Но я волнуюсь за Мэтта.
Фелиция округлила глаза.
— Ради бога! Я вижу, как вы смотрите друг на друга. Вы идеальная пара!
Неужели все разглядели чувство Мэтта, а сама Брук — нет?
Хватит прятаться! Ты же любишь его! Что с тобой происходит?
Брук сама не знала. Но страх лишил ее сил действовать.
— Что ты теряешь? — наседала мать. — Независимость? Дом? Свободу?
Мое сердце.
Пытаясь согреться, Брук обеими руками обхватила чашку с кофе.
— Но…
— Что еще? Позволь мне задать вопрос. Ты ведешь себя так, потому что боишься стать похожей на меня?
— Нет, я боюсь, что Мэтт станет. А вдруг ему надоест семейная жизнь? Что если это не любовь, а вспышка страсти? Он раньше избавлялся от женщин с такой же легкостью, с какой выкидывал обертку от жвачки.
— Неужели ты веришь глупым сплетням? — потрепала ее по руке Фелиция. Во взгляде ее сквозили мудрость и понимание. — Или это отговорка?
— То есть?
— Не думаю, что причина твоих страхов в моем поведении. Скорее, твоего отца.
Брук скрестила руки на груди.
— Ты не понимаешь, о чем говоришь.
— Ну, милая, если у тебя есть диплом, а у других нет, совсем не обязательно, что ты умнее.
— Продолжай.
— Твой отец… — Фелиция чуть помедлила, — никогда не говорил слов «Я люблю тебя». К несчастью, ты в него.
По спине девушки потекла струйка пота.
— Я… я смогу.
— Когда?
— Да когда угодно! Что, по-твоему, я делаю три дня в неделю в сиротском приюте? Если бы я не любила своих пациентов, не волновалась о них, я бы не смогла им помочь!
— Предположим, ты хороший психолог. Но это не делает тебя хорошей любовницей.
— Прости?
— Любовница может сказать: «Я люблю тебя». А ты — нет. Со своим аналитическим умом ты не можешь расслабиться и позволить мужчине занять какое-то место в твоем сердце.
— А почему, миссис Всезнайка, я так себя веду?
— Из-за отца.
— Мама, помилуй, я с ним практически не виделась. Он же боялся даже подумать о тебе. Ты бросила его, обнаружив где-то более перспективного кандидата.
— Это не так.
— Ой, мама, пожалуйста, у меня же есть глаза. Я помню, что случилось.
— Это тебе так кажется. Я любила твоего отца.
Очень сильно. Но он не смог ответить на мое чувство, и я ушла. Это раз. Два — он изменял мне.
— Что? Ты никогда не говорила…
— Разумеется, не говорила. Я не хотела настраивать тебя против отца в частности и мужчин в целом. У нас не было семьи задолго до того, как я начала паковать чемоданы.
Брук чувствовала себя так, будто ей дали пощечину. Неужели мать скрыла от нее правду, чтобы уберечь от ненужных, с ее точки зрения, потрясений?
— Почему ты никогда мне не говорила?
— Я не хотела тебя травмировать. К тому же ты была слишком молода, чтобы понять.
Как же быть? С Мэттом можно было не беспокоиться о возможных изменах: он не похож ни на ее отца, ни па мать. Он не боится открыть свою душу, довериться. Для пего семья не перевалочный пункт, где можно отдышаться перед поиском следующей половины. У Брук перед глазами стояла Элиза, ради которой Мэтт расшибался в лепешку, лишь бы доставить бабушке удовольствие.
— Что будешь делать?
— Не знаю. Я должна подумать.
— Не думай слишком долго, — предостерегла Фелиция. — А то можешь упустить единственный в жизни шанс.
— В чем дело? — допрашивала внука Элиза.
Мэтт положил в карман сотовый и похлопал Джеффри по плечу. Мальчик должен был быть шафером, поэтому очень волновался.
— Все нормально.
