Из сна ее вырвал стук открывшейся двери. Девушка сонно осмотрелась по сторонам, не сразу понимая, продолжает ли спать, или уже вынырнула в реальный мир.
Напротив сидела Ванда. Странно, что пришла сама, подумала Хани, прежде чем сообразила кое-как подняться и поклониться, как подобает, отдавая дань уважения старости и мудрости. Ванда не спешила останавливать ее.
- Я растревожила твой сон, - сказал старая фергайра. Казалось, она говорит сама с собою - едва слышно бормочет что-то себе под нос. - Мне сдается, тебе снилось нехорошее?
Хани сглотнула густой ком слюны, что собрался на языке. Рассказывать фергайре про сон отчаянно не хотелось. Мало ли как истолкует почтенная старая ее видения? Может сочтет их кознями проснувшейся темной отметины. Началом того, что северяне издревле называли 'черной одержимостью'.
- Я устала с дороги, фергайра Ванда, - Хани не могла поверить, что врет своей новой сестре, но слова шли так ладно, будто иной правды и быть не могло. - После той битвы постоянно вижу мертвецов.
- А их духи? - Старая прищурила подслеповатые глаза. - Они как и прежде говорят с тобою?
Тут девушка не стала отпираться и сказала как есть. И про Рока, что говорил с ней перед самой битвой, и про голос шамаи. Не стала таить и то, отчего привезла Талаха в Сьёрг. Когда закончила говорить, Ванда теребила палку узловатыми пальцами которые теперь казались Хани еще больше высохшими: ни дать, ни взять истончившаяся кожа на кости.
- Ты должна знать, - наконец, молвила фергайра. - Колдуньи белого шпиля оставляют за тобою право провести славного шамаи. Тело его подготовили к погребению служители Скальда. Там, в храме, оно дожидается тебя и твоих прощальных молитв над ним.
Хани не могла поверить своим ушам. Как могло статься, что время сделало такой стремительный прыжок? Вот только же она легла, опустила голову на подушку и забылась беспокойным, но коротким сном, а теперь фергайра говорит, что шамаи уж подготовлен к погребению?
Очевидно, недоумение девушки отразилось на ее лице, потому что фергайра покачала головой, отчего ее седые волосы разошлись в стороны, обнажая в залысинах морщинистый череп. Интересно, сколько же ей все-таки лет, подумала Хани, пока та собиралась с ответом. Хани все больше склонялась к мысли, что старее Ванды во всем Артуме остался разве что многовековой дровень в сердце Сьёрга.
- Пока ты спала, солнце ушло за горизонт. Ночь за окнами. Самое время дать шамаи новый мир, чтоб стал он защитником столицы нашего Артума. Одевайся, девочка, да поспеши. Завтра сестры Белого шпиля станут держать совет. И тебе надобно быть с нами, как и подобает.
Хани кивнула.
Ванда тяжело поднялась. Девушка не решилась предложить ей свое плечо или луку, чтоб старая фергайра нашла в ней опору. Отчего-то ясной была уверенность - не примет Ванда помощи, еще и обозлиться, что немощь ее все сильнее одолевает тело. Потому что в глазах, что давно утратили цвет и молодость, словно девица в темнице, металась неуемная жажда жизни.
И все же, когда старая женщина остановилась в дверях, зайдясь громким кашлем, Хани решилась а один единственный вопрос, который не давал ей покоя уже много дней. И Ванда знала на него ответ, в том девушка не сомневалась. Но вот решится ли произнести его вслух? Сказать порченной светлой колдунье, фергайре лишь на словах, а не на деле - в том уверенности не было.
- Фергайра Ванда, - Хани старалась говорить уверено, но голос то и дело срывался, потому ей пришлось остановиться, сделать вдох полной грудью, и начать снова. - Фергайра Ванда, почему мои сестры из белого шпиля не пришли на помощь, там, на берегу Острого моря? Вы же глядели в Зеркало, не могли не видеть, какая орда неслась на воинов? И отчего же тогда колдуньи Севера поскупились на чародейство, не пришли на помощь своему народу?
Ванда обернулась. Теперь она обеими руками держалась за палку, с остервенением вдавливала пальцы в мертвое дерево, покрытое письменами. Казалось, отбери у фергайры эту опору - и та рухнет, точно сухой колос, лихо скошенный серпом крестьянина.
На лице ее читалась внутренняя борьба, будто фергайра и хотела открыть правду, и что-то удерживало ее от откровения. После недолгого внутреннего противостояния, Ванда 'закрылась': Хани видела, как дернулись перемеженные морщинами губы, точно над ними была печать молчания.
- То не твоего ума дело, - ответила холодно, в одночасье став той Вандой, от одного вида которой Хани хотелось бежать куда глаза глядят.
И вышла, еще раз предупредив, что времени мало и следует поторопиться, потому что если дух шамаи и может обождать, тело его вот-вот поддастся первым отметинам тлена. Несмотря на все бальзам и масла, которыми умастили северного воителя, ничто не могло надолго остановить разложение.
Хани собиралась. Надевая платье и подпоясываясь, она в который раз вернулась мыслями ко сну. В середке появилась обида на Ванду - и почему та пришла так не вовремя? Девушка снова и снова выуживала из стремительно тающего марева остатки сна, собирала его по лоскуткам, точно покрывало. То был не сон, а воспоминание. Хани помнила, как ее смыло за борт драккара, когда на них напали герги. Помнила, как вода затягивала ее. Пришли из забытого прошлого и глаза Раша - темные, полные таинственных всполохов. Он пытался спасти ее, но сдался. Образ чужестранца стал расплывчатым, вскоре и вовсе исчез, точно морская стихия навеки стерла его лик. Что было после - Хани вспомнила лишь теперь, когда потерянный клок памяти вернулся к своей хозяйке. Если бы не тот голос, думала девушка, занявшись плетением кос, я бы, вернее всего, несла теперь службу в подводном царстве Велаша.
Косы сегодня никак не желали заплетаться, волосы путались меж пальцами, заворачивались клубками, и ей приходилось вырывать спутанные колтуны, чтобы хоть как-то справиться с прической. Наконец, когда с приготовлениями было покончено, девушка покинула комнату.
Пока она спускалась вниз, следуя за ступенями змеистой винтовой лестницы, на душе становилось все тяжелее. Ведь совсем недавно, она шла здесь вместе с Талахом, поясняла ему про соляные лампы. Огни странных светильников продолжали мерцать, а шамаи нынче ляжет глубоко в могильнике, под храмом Скальда.
Так и не встретив никого по пути, Хани покинула Белый шпиль. Глотнув еще холодного, но уже полного ароматами весны воздуха, почувствовала, что оживает. Будто кто погладил по голове ласковой дланью. Шла пешком, отчего-то вспоминая день своего странного посвящения и после - праздничную ночь, которую провела за молитвами Скальду, прося его о милости для всех воинов севера, а особенно - отвести всякое зло от любимого, хранить его от напастей и дать им после времени, чтоб соединится союзом. Может, слишком много она тогда просила и Снежный покарал ее? Хани отчаянно хотелось повернуть время вспять, очутиться вновь в той ночи, запретить Талаху говорить о долге и терпении.
Жаль, что лишь избранным чародеям, открывалось подобное могущество. Где такого найти - девушка не знала.
В храме Скальда густо пахло травами. Ее уже ждал служитель. Завидев фергайру, мужчина, поклонился и отдал дань уважению всеми нужными словами. Хани видела, что тот, как ни старался, не мог скрыть своего недоумения: отчего колдунья так молода? Но ему хватило разумения смолчать. Он открыл рот лишь однажды и то, лишь для того, чтобы попросить фергайру следовать за ним.
Они спустились вниз. Несколько раз каменные лестницы сворачивали. В конце концов, Хани стало казаться, что еще немного - и служитель приведет ее под самые огненные врата Гартисова царства. Наконец, ступени остались позади и жрец услужливо уступил ей дорогу.
Она очутилась в склепе, выложенном грубым камнем, с множеством ниш. Хани не видела, сколько их, потому что света двух факелов хватало лишь на то, чтоб осветить ту часть, в которой оказалась девушка. Было то сделано специально или нарочно, - чтоб фергайра не растревожила прах других воинов, что обрели покой под храмом Скальда, - она не знала. Глядела лишь на широкий цельно каменный алтарь впереди. На нем, завернутый в расшитые ритуальные ткани, лежал шамаи. Рядом покоился его топор.
Хани, как не старалась держать себя в руках, всхлипнула. Глаза поплыли, на губах стало солоно. Когда из темноты впереди выплыли фигуры других служителей, Хани даже не смогла разглядеть их лиц, утонувших в тени капюшонов: все как один стали безликими.
- Фергайра, час произнести последние молитвы и закончить ритуал, - напомнил служитель за ее спиной. - Шамаи пора обрести покой.
Хани согласно кивнула, утерла слезы, и произнесла первые слова. Постепенно, голос ее креп, речь
