был слишком сильным и брыкался, будто дикий мерин. Несколько раз он больно ударил Хани по плечу и ноге, но девушка не собиралась отступать. Когда Раш открыл глаза, она вскрикнула.
Зрачки его сделались алыми и тонкими, точно у хищного кота. В том месте, где он ухватил девушку за запястья, кожа горела, будто ошпаренная. Хани, не зная, чем еще помочь, стала молиться, просить Снежного сберечь чужестранцу жизнь.
Она не помнила, сколько раз повторила молитвы. Язык одеревенел, кости ломило так, словно их пропустили через мельничные жернова. Но чужестранец затих. Тело его оставалось горячим, но уже не жгло. Постепенно и дыхание выровнялось.
Хани, измученная, закрыла глаза, давая себе зарок подремать самую малость, воспользовавшись передышкой. И не напрасно: Раша лихорадило еще дважды, и с каждым разом больше прежнего. Он затих только под утро. С ним и Хани.
Проснулась она от скрипа двери. Сонно моргнула, повернулась, чтоб потянуть на себя шкуру. Огонь давно погас, и в хижине сделалось холодно и сыро.
- Воняет здесь, - негромко прохрипел над ухом знакомый голос.
Хани обернулась, отчего-то первым делом посмотрев в его глаза. И с облегчением нашла там темные полукружия со странными всполохами. Как прежде.
- Куда ты меня приволокла? - спросил он, потягиваясь, будто всю ночь провел в сладком сне.
- У Мудрой мы, - ответила Хани. - Если бы не она, ты бы помер.
Чужестранец вытянулся на шкурах, зевнул, словно не расслышал ее последних слов. Потом повернулся на бок и уставился на Хани то ли с подозрением, то ли со злостью. Девушка попятилась, но чужестранец тут же ухватил ее за руку, потянул на себя. Откуда только силы взялись!
- Я будто бы слышал, как ты всю ночь надо мной шептала что-то, - сказал он недоверчиво. - Проклинала небось?
- Тебе худо было, - наугрюмилась она. - Просила Снежного за тебя. Пусти меня, чужестранец, некогда разговоры разговаривать
- Отчего ты не зовешь меня по имени? - снова спросил он.
Хани уже собралась ответить, но он ловко ухватил ее за затылок, притянул к себе и легко тронул губы поцелуем, продолжая глядеть в глаза. Хани брыкнулась, но чужестранец только сильнее сжал косы в кулаке, надавил ртом на ее рот, раскрыл его губами, забрался внутрь языком. И тут же отпустил, на прощанье задев пальцами косы: амулеты всхлипнули тоскливым перезвоном, косы потянулись следом за ладонью.
- Спасибо, - произнес он и, кажется впервые за все время, что Хани его знала, улыбнулся.
За этой улыбкой что-то пряталось, но Хани не стала гадать, что именно. На губах остался вкус поцелуя, от которого пробрало сильнее, чем ночью от его раскаленной кожи. Хани, полная любопытства, и сама придвинулась к нему, неумело ткнулась губами, стараясь распробовать то, что Раш дал прежде. Чужестранец осторожно обнял ее лицо ладонями, снова поцеловал, теперь мягче, дразня губы самым краешком языка.
- Странный ты, - только и сказала Хани, когда смогла справиться с собой. - То погубить грозишься, то ластишься, будто кот.
- Я благодарен, что спасла меня, - пожал он плечами. Кем бы Раш ни был мгновение назад, теперь он стремительно становился собой прежним. - Женщины все одинаковые, им ничего милее ласки нет.
- Одевайся, - Хани сунула ему одежду, поднимаясь. - Если на ногах стоять сможешь - нужно думать, как убегать.
Раш хмыкнул, и быстро натянул рубашку и штаны, следом - куртку. Одежда была ему велика, штаны пришлось перетягивать дважды, чтоб не спадали, но капюшон пришелся чужестранцу по душе.
- Самое дело, чтоб рожу прятать, - сказал он, рассеянно тронув себя за шрамы на лице. - Что случилось, пока я спал? В какую холеру ты нас успела втянуть?
Хани недоуменно зыркнула на него - он что, и вправду думает, что спал? Но время было не до споров.
- Мудрая будет смотреть меня, - сказала она, поспехом собирая в дорожный мешок все, что могло понадобиться в пути - горки с мазями, две вязки сушеных грибов, вяленое мясо. - Если увидит, что во мне светлого нет больше, а темное никуда не делось - они меня убьют.
Хани осеклась и чуть не выронила суму с пожитками, но Раш оказался рядом и подхватил ее, тут же сунув обратно девушке в руки.
- Ну, сперва им придется через меня переступить, kama'lleya, - сказал он, не отрывая взгляда от полога. Тяжелая шкура раз колыхнулась и притихла, недвижимая, будто белые шапки гор.
- Что? - Хани не разобрала последнего слова, брошенного чужестранцем небрежно, словно все на свете знали, что оно могло значить.
- Заноза, - сквозь зубы процедил Раш.
- Ты что же - собрался перерезать всю деревню?! - Глаза Хани округлились от понимания, что чужестранец, если потребуется, пустить в дело свой странный меч.
Вместо ответа Раш прижал палец к губам, призывая ее замолчать. Он осторожно подступился к пологу, бесшумно, точно ноги его е касались пола. Хани заметила в его руке один из кинжалов, тот странный, будто б заточенное трехгранником длинное шило. Девушка даже не стала пытаться вспомнить, как упустила момент, когда чужестранец успел вооружиться им. Только вот штаны затягивал - а уже готов прирезать всякого, кто дорогу загородит.
В груди Хани оборвалось, когда Раш метнулся вперед, рванул полог на себя, срывая его с веревки. В получившемся шкурном капкане беззвучно трепыхался пленник. Судя по росту - чужестранец словил Филу.
- Она же ребенок! - взорвалась девушка, налетев на него в отчаянной попытке высвободить одноглазую помощницу Мудрой.
Но Раш оттолкнул ее, завернул шкуру коконом и только после высвободил немного места для того, чтоб разглядеть добычу. Пытаясь освободиться, Фила стащила повязку с мертвого глаза: кожа только немного подсохла, но стежки от иглы еще исходили сукровицей. Раш без брезгливости выдержал ее взгляд, ухватил за подбородок, надавил так, что девочке пришлось открыть рот. Нахмурился.
- Язык на месте, отчего же молчит? - Он перевел взгляд на Хани, дожидаясь ответа.
- Не может она говорить. Отпусти ее.
- У нее есть один глаз и руки - достаточно, чтоб указать, в какую сторону мы ушли. Дай мне веревку. Ничего не станется, если она немного полежит здесь связанная. Ну, живо! - торопил он.
Хани послушно исполнила приказ. Пока он обвязывал веревкой шкуру с Филой, Хани заглянула в кладовую. Горшки с мазями, целебные бальзамы, заготовленные мешочки с травами, сушеные пиявки и ягоды. Предназначения большей части стоящего на полках, она не знала, но собрала то, что могло пригодиться в пути. Толченый в пыль белый уголь, чтоб прочистить воду, настоянные на огненном бри мятные и полынные отвары, красная глина. Ей было жаль Филу, но Раш был прав - девочка выдаст их не задумываясь. Не из злости, а потому что таковы все северяне - отмеченных черной магией надобно обезглавить, чтоб не сталось непоправимого. Хани вспомнилась чужестранка Миэ, которая до последнего билась за тронутого скверной шарашей, жреца. Тогда Хани сказала, что мертвеца нельзя спасти. Теперь она сама мертва, но бежит от участи. Может, остановиться, покориться, пока в ней осталось то, что способно не поддаваться власти Шараяны? Что если темная богиня овладеет ей и заставить творить злодеяния? Девушка много раз слышала страшные истории, как люди, отмеченные темным, переставали быт тем, кем были, и творили ужасное, прославляя Шараяну. Тот, кто пока не сотворил зла опасен уже тем, что в любой момент станет игрушкой в руках своей госпожи.
- Эй, не время теперь спать, - Раш тронул ее за плечо. - Все взяла?
- Да, - кивнула она и сунула ему в руки суму. - Уходи.
- Чего? - непонимающе переспросил чужестранец.
- Можно выйти через заднюю стену в передней, - быстро заговорила она, ухватила Раша за рукав и поволокла к очагу. - Ту сторону всегда дождем мочило больше остальных. Еще когда мы с Роком уезжали, дерево уж гнило. Будто бы не видать, чтоб тут что-то переиначивали, значит, ты сможешь пробить дыру и уйти через частокол. Там дальше лес, можно спрятаться, если за тобой стану гнаться. Но я попробую... -
