- Нам до границ Дасирийской империи ехать еще дней десять, если погода будет ласковой. Здесь вольные земли, и живут в них вольные народы, которые сами себе хозяева. По крайней мере, до той поры, пока кто-то посильнее не станет свой лад заводить поблизости.
- И нет над ними правителя? - Хани привыкла думать, что над каждым поселением должен быть господин, который станет защищать, если придет беда.
- Ну почему, обязательно есть тот, кто всеми верховодит. Только город сам по себе - что посеяли- собрали, сковали или выткали - то и есть. С одного боку, никто не указывает, когда в отхожее место ходить, а с другого, случись что - никто не вступится. В таких городах правители раз в год меняются, если не чаще. Заехать нужно, поглядеть, что да как. Если повезет, прицепимся к какому-то каравану.
'Или здесь останемся', - подумала Хани. Она не хотела ехать в Дасирию. Зачем идти в руки тем, кто теперь, должно быть, считает и обоих приспешниками Шараяны? Дасирийская земля огромна - так говорил Раш, и она верила румийцу, но спокойнее не становилось все равно. А станут ли их искать здесь, в небольшом городке, потерянном среди стародавних древ?
Стражники на стенах, одетые в вареную кожу и обитые железными заклепками жилеты, подвязанные поясами, высунулись из-за каменных выступов, и велели придержать лошадей. Один из них поинтересовался, кто такие.
- Беженцы мы, - выкрикнул Раш. - Слыхали, что в Северных землях приключилось?
- Слыхали, - сказал второй, тут же спустил портки и помочился прямо со стены. - Только не больно ты на северянина похож, тощий, что черен от мотыги. И говоришь не по-ихнему.
Хани скинула капюшон, не дожидаясь, пока ее попросит Раш. Она по старой привычке продолжала плести косы - Раш уверил ее, что за пределами Артумских земель, мало кто понимает истинное их значение, а, значит, и расспрашивать лишнего не станут.
- Я северянка, - сказала на своей речи, и, когда стражники переглянулись, повторила на общем. Впрочем, северное наречие и так выдавало ее с головой.
- А отчего у этого, - стражник ткнул в сторону Раша наконечником алебарды, - рожа пришпарена?
- Пожар был, - буркнул румиец. - Не видели что ли зарева? Огненные звезды на землю падали, половина Сьёра под землю провалилась.
Мужики махнули руками, мол, проезжайте, и тут же принялись обсуждать несчастия северян.
- Зачем ворота открытыми держать, если каждого путника непременно выспрашивать, кто и откуда? - спросила Хани, как только лошади прошли под острозубой решеткой. -
- Неспокойно сейчас в Эзершате, должно быть, всяких подозрительных переспрашивают, мало ли что. - Он подтянул край капюшона так, чтобы тень от него скрадывала ожоги.
Внутри города вонь стояла нестерпимая. Хани, которой даже запах столицы Северных земель становился поперек горла, то и дело морщилась, нет-нет да и прикрывая рукой нос. Домишки, кособокие и большей частью одноэтажные, тулились друг к другу, словно десяток нищих, которых пустили переждать дождь в собачью конуру. Все здесь было грязным, даже люди, хоть одежды их, как подметила Хани, были богаче тех, которые носили Артумцы.
Раш ухватил за шиворот какого-то паренька и расспросил, куда их занесло. Город назывался Сахил, правил в нем помазанный богами свободный король Бруг. Позже, когда мальчишка, получив свободу, улепетывал, напуганный обожженным лицом Раша, Хани переспросила, что такое 'свободный король'. 'Значит, что правит он, пока его никто с трона не подвинет, - пояснил румиец. - Спорить могу на ухо, что перед ним не один уж такой на троне сидел, свободный. В таких городишках власть достается тому, у кого мечей больше и золота. Так и правят, от восстания до восстания. Господа друг друга по холке треплют, а крестьяне гроздьями на сучьях развешаны, за то, что не тому 'свободному' повинности платили'. После таких слов Хани надолго умолкла. Проведя всю недолгую жизнь далеко на севере, отрезанная от остального мира, знала о нем только из сказок и редких историй, которые передавались из уст в уста, и, как водится, перевирались с каждым новым рассказчиком. Но мир за пределами Артума казался ей величественнее. Теперь же, с каждым новым днем, образ, что взлелеяло воображение, все больше расходился трещинами.
Улочки Сахила оказались настолько малы, что ехать по ним можно было только по одному. Рогатая кобылка Хани нервничала, мотала головой и часто пряла ушами. Наверное, здешние запахи ей тоже не по вкусу, решила девушка. Их приезд остался незамеченным. Только несколько раз Хани чувствовала на затылке пристальные взгляды.
- Нам нужно остановиться на ночлег и найти торговца едой, - сказал Раш. Казалось, румиец говорит сам с собой - он даже не поворачивал головы в сторону девушки. - Мне одному слышится шум моря?
- Я тоже его слышу, - подтвердила Хани.
- Странно, я думал, что знаю все портовые города западного побережья, - его рука в перчатке почесала подбородок. На тех частях кожи, которые не тронул огонь, проступила темная щетина. - Ладно, одна холера. Нужно поглядеть и расспросить, что за суда здесь ходят. Если повезет - отплывем куда-нибудь подальше. В Иджал, например. Только, - тут он все же покосился на Хани, - жарко в тех краях, тамошний климат нечета Северным землям.
- Все равно, - пожала плечами Хани.
Отыскать постоялый двор оказалось несложно. Кособокое здание, с мутными слюдовыми окнами, жалось за следующим поворотом. Его деревянная крыша, словно израненное животное, была густо покрыта свежими бревенчатыми заплатками, а под ней густо разрослись птичьи гнеда. Стоило им подъехать, дверь отворилась, выпуская наружу пьянчугу, всего красного от злости. Он наотмашь косил серпом круг себя и отборно матерился. Раш спрыгнул с лошади, обошел задиру со спины, стараясь не попасть под удар - ржавый кончик серпа то и дело норовил схватить румийца то за плечо, то за бок. Выждав момент, когда здоровяк повернется в полспины, Раш выбил из пьяных пальцев мужика серп, и, пинком под зад, отправил буяна в придорожную пыль. Только после этого велел Хани спешиться.
Тут же появилась и хозяйка - немолодая, но стройная женщина, с тяжелой косой и пытливым взглядом. Она поблагодарила Раша за услугу, посулив бесплатный ужин, если путники решат у нее остановиться. Румиец не возражал.
Внутри смердело перебродившим хмелем, топленым салом, а по углам провисли сети пауков. Путникам отвели небольшую коморку - Раш ворчал, что даже в Яркии комнаты на постоялом пристойнее - и подали обещанный дармовой ужин. Пережаренная свинина, картошка, густо сдобренная луковой заправкой, салат из редьки и яиц. Хани без охоты поковыряла в тарелке, почти не притронувшись к еде.
- Скажите, милейшая госпожа, - придержал хозяйку румиец, когда та проходила мимо столов. Ее пальцы каким-то чудом удерживал по три кружки в ладони. - Как нам попасть в гавань?
- Нет гавани, - буркнула она. - Года три уж как нет. Раньше была, а потом спалили ее и разрушили до щебня. Теперь-то на том месте и выхода к морю нет - половина утеса в море сгинула, а с того, что осталось, только тропка к морю есть. Бывает, заходят корабли чьи-то, если по пути им, но в последнее время только эти и наведываются, чтоб им пусто было. - Женщина покривилась, и, на оклик кого-то из посетителей, огрызнулась пожеланием нассать себе в кружку и хлебать, если терпения нет.
- Эти - это кто? Нам надобно в Рхель попасть как можно скорее, а верховыми отсюда долго переходить.
- Рыбы эти соленые, пираты.
Она отошла к соседнему столу и грохнула кружками о столешницу, так, что брызги выпивки разлетелись в стороны. Но вскорости вернулась, и выразительно поглядела на румийца.
- Они с черными магами спелись - горожане видали их на корабле. Приплывают, рабов будто бы продавать, да только слухи не зря ходят, что когда ночь настает, румийцы на берег сходят и вынюхивают тут чего-то. Только заразу разносят, тьфу. Езжали бы лошадьми - оно так спокойнее. Да и не будут жабродышные с вами разговаривать - в море вышвырнут, как корабль от берега отойдет, и всего делов.
Когда они остались одни, Раш отодвинул от себя миску с недоеденным картофелем, и снова почесал подбородок.
- Плохо, - только и сказал он. - Пойдем, если еда в тебя не идет. Нужно припасы собирать и ноги уносить. Хотел тут ночь переждать, но, видать, не судьба. С та-хирцами нечего и думать договариваться,
