опеке. Моему отцу до них дела нет. - От последних слов дасирица горчило.
День или два назад - Миэ потеряла свет времени - им повстречался рхельский торговец. От рассказал, что Шаам старший собирается прогнать из императорского дворца регента Шиалистана, и уже заручился поддержкой некоторых военачальников первой и второй руки. Те, пользуясь беспорядками, что принесло поветрие, подчинили себе часть городов и стали стражей на границе с Рхелем. Торговец утверждал, что пока в Дасирийской земле ходить болезнь, никто в здравом рассудке туда не сунется, но его слова Миэ не убедили. Вспомнились слова отца: горячий кусок мяса взять сложнее, но он и слаще чем тот, что уж остыл и не принесет вреда пальцам. Рхельцам самое время воспользоваться оказией и напасть на ослабевшее государство, добить в нем остатки старой власти и армией закрепить права регента на престол. То, что затеял Шаам-старший, таремке казалось той же игрой, но наоборот. Будь у него наследник - весть о том гудела бы повсеместно, и раз так не случилось, значит, дасириец собирался сам занять место императора. И только богам ведомом, с какой целью - короновать себя или придержать место для будущего законного наследника, если такого удастся сыскать.
Арэну такие слова пришлись не по душе, но ему хватило выдержки не подать виду. Миэ и сама разгадала мысли дасирийца только по едва заметным складкам у рта да по застывшему в глазах негодованию. Услышанное наверняка заставило его иначе посмотреть на родителя и на ту роль, которую он отвел сыну.
- Твой отец поступил так же, как сделал бы всякий, окажись на его месте. - Миэ впервые отважилась говорить с Арэном о его отце. Скорое расставание делало ее словоохотливой так же, как шипастая плетка в руках палача.
- Он не должен был вмешиваться. - Дасириец тут же разгорячился, безразличие из него выветрилось. - Шаамы никогда не затевали войн против своих.
- С какого дива рхелец стал в Дасирии 'своим'?
- Срать я на Шиалистана хотел, - свои слова Арэн подтвердил плевком, - но за него выйдут дасирийы, которые присягнули на верность хранителю императорского трона. И дасирийцев там не меньше, чем рхельцев.
- Так и поделом им, - искренне пожелала таремка. - Нечего клясться узурпатору и тому, кого следовало кастрировать еще в младенчестве. Да простят меня боги и пусть прикроет свои чудесные уши Сладкоголосая Амейлин, только я все больше думаю, что зря Верховный служитель отвел от этого ублюдка руку Тирпалиаса. Глядишь, ему бы такое зверство теперь зачлось. И не зыркай на меня так, - фыркнула Миэ, почуяв неодобрительный взгляд дасирийца, - знаю, что гадость говорю, да только чтобы мир добыть, нужно, порой, по самую макушку в дерьмо нырнуть, от которого потом вовек не отмыться.
- В Тареме так принято поступать?
- В Тареме принято думать в первую очередь о благе и покое города. И если в уплату благополучию придется разменять нескольких малолетних засранцев - так тому и быть. Думается мне, боги тогда вложили топор в руки Тирпалиаса, чтобы он не Бренну переполовинил.
- Предлагаешь стоять в стороне и глядеть, как вершится божий суд? - Дасириец редко позволял себе быть злым в разговорах с женщинами, но слова таремки разметали в нем вежливость. - Так-то я обязательно выйду чистым, и никто после не попрекнет меня, что встрял занозой в божеские планы.
- Ты слышишь в моих словах то, что желаешь слышать, а не то, что я пытаюсь вбить тебе в голову, - печально ответила волшебница. - Я говорю лишь, что нет нужды жертвовать собой теперь. Ты умрешь, Арэн из Шаам, сдохнешь в муках, никому не нужный. Что за польза с твоей смерти?
- Пользы, может, никакой, - мрачно заметил дасириец, - только мне Гартису хоть за трусость отвечать не придется.
Миэ мысленно обозвала его болваном.
- Я пришлю тебе птицу с письмом, когда разгадаю книги, - сказала она бесстрастным голосом. Что толку ломать копья, если дасириец давно все решил? Не одну ночь, видать, над тем голову ломал. - И если с шарами что пойму - тоже дам знать.
- Спасибо, - в тон ее голосу поблагодарил Арэн, слишком плохо скрывая, что до книг ему нет никакого дела.
- Дурень ты, Шаам, - в сердцах бросила Миэ и задернула полог, прячась вглубь обоза.
То был их последний разговор. Когда обозы купца прибыли к порталу и пришла пора прощаться, Арэн будто сквозь землю провалился. Торговец торопил, пеняя на грозовые облака, что сунули с запада: ненастье могло плохо сказаться на переходе, и таремец не хотел рисковать. Миэ ничего не оставалось, кроме как пожелать дасирийцу легкого пути до родного дома и попросить Леди Удачу оберегать его от невзгод.
Округлая мраморная площадка, испещренная зачарованными рунами, засветилась, стоило купцу активировать камень-ключ. Блестящий туман окутал ее и обозы, один за другим, скрылись в нем, растворяясь.
Миэ не любила переходить через порталы, хоть сколько удобств они не сулили. Но в теперешнем положении только глупец бы не воспользовался выгодой. Путешествие через магический туман казалось одновременно и длинным, и коротким. Когда Миэ, наконец, вышла, ноздри, опаленные магией, жгло от чистого воздуха. Портал вывел их в сердце холмов. Среди полукружий, лохматых от густых зарослей кустарников, виднелась широкая утоптанная дорога. Впереди, на востоке, гребнем вставали неприступные стены Тарема.
- Нужно идти осторожно, - предупредил купец. - Теперь здесь столько дасирийских доходяг встречается, что не ровен час подхватить от них поветрие.
Миэ стало интересно, каким же образом их станут проверять у городских ворот, не несут ли какую проказу, но смолчала. Неприятное расставание с Арэном, тошнота и головокружение после перехода через портал - все вместе грузом давило на грудь, и слова давались тяжело, будто их приходилось тянуть из-под каменной глыбы.
Наемники из Гильдии сопровождающих и воины из личной охраны купца обступили обозы со всех сторон. Торговец достал из закромов бутыль с каким-то варевом и щедро полил им на отрезы ткани, которые раздал всем, велев перевязать лица до самых глаз. От тряпки смердело мочой, и Миэ едва не вывернула содержимое желудка, пока повязывала ее поверх носа. Обозы двинулись дальше: погонщики торопили тяговых лошадей, щедро хлестали их, и от каждого удара Миэ вздрагивала, словно охаживали ее собственную спину.
Когда городские стены выросли вдвое, и торговец радостно сообщил, что скоро их всех ждет заслуженный отдых и теплые постели, ветер принес запах гнили. Тракт сделал поворот, выныривая на развилку путей. Центром трех дорог служил указатель: казалось, его всадили в самое сердце перепутья. По деревянным жердям расселись вороны. Миэ никогда прежде не видела, чтоб эти черные птицы были такого размера. Их перья лоснились, и воронье не спешило покидать насиженные места. Когда обозы подъехали совсем близко, только пара птиц, недовольно каркнув, убралась прочь.
- Отожрались на человечине, - проворчал купец, и плюнул в сторону пернатых стражей. - Не глядите туда, госпожа Миэль, ни к чему женскому хрупкому сердцу видеть такие изуверства.
Таремка, вероятно, и не поняла бы в чем дело, но слова заставили ее осмотреться. Чуть в стороне, за деревьями, виднелась серая насыпь, такая высокая, что Миэ сперва приняла ее за край далекого холма. Однако же, стоило присмотреться - и бесформенная куча оформилась, показала свою истинную сущность. Руки, ноги, пустоглазые человеческие черепа, еще хранящие остатки кожи и мяса. Таремка сглотнула, не в силах оторвать взгляд от ужасного зрелища. На самой макушке холма копошилось воронье: птицы толкались, покрикивали друг на друга и улетали, урвав кусок плоти. В клюве одной из ворон, что только что примостилась на жерди указателя, поблескивал человеческий глаз.
Миэ поспешно отвернулась, зажав рот ладонью. В другое время она бы, пожалуй, выблевала все, что осталось в кишках, но после Сьёга, полного обгорелых покойников, чувства огрубели.
- Говорю же, госпожа, не на что там смотреть, - торговец тронул ее за руку, намереваясь отвлечь, но Миэ отшатнулась.
Коням, что тянули их повозку, передалось беспокойство таремки, и они попятились, словно собирались отступить. Вознице пришлось несколько раз обходить их хлыстом, чтобы успокоить.
- Это... дасирийцы? - осторожно спросила Миэ. Сколько же их там? Сотня, не меньше.
