Мавераннахра, утвердили на ханский престол Кабул-шаха так же, как раньше это сделал эмир Абдаллах. Согласно Шараф ад-Дину Али Йазди, автору официальной истории Тимура, утверждение на ханский престол Кабул-шаха эмиром Хусайном и эмиром Тимуром состоялось в 1364 г. и сопровождалось следующей церемонией. Кабул-шаха, который вел дервишский образ жизни, переодели в богатое царское одеяние, устроили многолюдное пиршество, во время которого ему вручили царский кубок и все присутствующие в знак признания его власти девять раз преклонили колено. По словам Йазди и анонимного автора „Муизз ал-ансаб“, Кабул-шах был сыном Дорджи, сына Ильчигидая, сына Дува (Тува) — хана, потомка Чагатая. По утверждению Муин ад-Дина Натанзи, Кабул-шах был сыном Джанкши-хана, другого потомка Чагатая; он был очень обаятельным и милым человеком с характером дервиша и писал стихи, пользовавшиеся известностью еще в начале XV в. Природа Кабул-шаха и природа эмира Хусайна не сошлись, и эмир Хусайн без всякой на то причины низложил и убил хана [Мунтахаб ат-таварих, изд., с. 129].
Подставные ханы Чагатайского улуса XIV–XV вв. являлись марионеточными государями и одновременно хранителями политических традиций. Не обладая никакой фактической властью, подставные ханы из потомков Чингизхана все же оставались формально источником всякой власти. В частности, ярлыки Тимура и Улугбека издавались от имени ханов; за ханом были сохранены важные внешние атрибуты власти — обычай чеканить имя хана на монетах и упоминать его имя в хутбе, правда, не всегда соблюдавшихся столь уж строго. Зато, как отметил В. В. Бартольд, нет никаких известий о том, чтобы эмир Тимур (правил в 1370–1405 г.) когда-нибудь в присутствии войска, при торжественной обстановке, воздавал почести подставным ханам; почести, воздаваемые по монгольским обычаям государю, всегда принимались самим Тимуром. По материалам источников, на пирах и праздниках хан, предоставляя первенство эмиру Тимуру, сам скромно сидел, поджав под себя ноги; также, когда приходили послы иностранных держав, хан, предоставляя прием их эмиру Тимуру, сам сидел тут в скромном положении; смотр войску также производил Тимур, и он же сам принимал все воинские почести. Смерть ни одного подставного хана не делалась народным зрелищем; они отходили в мир иной без народного плача, без траурноторжественных церемоний и пышного погребального обряда; даже места захоронения большинства подставных ханов Средней Азии XIV–XV вв. неизвестны.
Тимур находился в очень хороших личных отношениях со своими ханами (Суюргатмыш-ханом, Султан-Махмуд-ханом), брал их с собой во время похода и не держал их взаперти, как это было при Улугбеке. Вот какой любопытный рассказ о положении подставных ханов в Самарканде содержится в „Тарих-и Рашиди“. Улугбек Гурган, пишет Мирза Хайдар, по примеру своего деда эмира Тимура, возводил на престол в Самарканде подставных ханов из потомков Чингизхана. „Он держал хана под присмотром внутри города Самарканда, в
Институт подставных ханов из потомков Чингизхана был вновь возрожден в Средней Азии, как уже говорилось, в XVIII столетии. В частности, в Хивинском ханстве после пресечения там в конце XVII в. династии Шибанидов вся власть перешла в руки главарей кочевых родов. Однако в государственной жизни сохранялся принцип, что только представители „белой кости“, т. е. Чингизиды, могут быть законными ханами. Для удовлетворения требований этой формальной законности люди не ханского происхождения, в руках которых была фактическая власть в стране, засылали приглашение султанам принять ханское звание то туда, то сюда, чаще всего в Казахские степи, так что в течение XVIII в. на престоле Хивы перебывало немалое число казахских Чингизидов. Наиболее подробные известия о казахских султанах — ханах Хивы содержатся в сочинении хивинских историков XIX в. Муниса и Агахи, а также в различных русских источниках XVIII — начала XIX вв.
За немногими исключениями подставные ханы Хивы не играли политической роли и являлись фигурами чисто декоративными. Вот что сообщает, например, в своих „Путевых записках“ о положении подставных ханов в Хиве врач майор Бланкеннагель, который по поручению российского правительства провел в Хиве пять месяцев — с 5 октября 1793 г. по 12 марта 1794 г. „Хивинский хан, — пишет он, — в правительстве значит меньше всего; три раза в год показывается он народу, окруженный теми, которые делами правят; в прочее же время сидит взаперти под строгим присмотром. В придворном его содержании не соблюдается даже благопристойности, и нередко в самом необходимом претерпевает нужду… Хива есть столица и пребывание ничего незначащего хана и всех знатнейших родов“ [цит. по кн.: Веселовский, 1877, с. 245].
Подставные ханы Хивы занимали престол (за редким исключением) только короткое время: одни уходили сами, а иных главы местных родов отсылали обратно на родину, в Казахские степи, и заменяли другими ханами. Среднеазиатский историк начала XIX в. Абд ал-Карим Бухари (т. 1, с. 79) метко называет этот политический обычай „игрой в ханы“ —