Чистяков пробил правый прямой в голову, Лободу бросило спиной на заднее крыло, он попытался встать, закрыться, но Чистяков пробил еще раз, Лобода боком сполз на асфальт. От «гелендвагена» подбежали двое, первый схватил Лободу за куртку, поддернул кверху, второй примерился и ударил. У Лободы хрустнуло в левом виске, залитая кровью голова голова мотнулась, как у тряпичной куклы.
— Давайте ханку, — сказал Чистяков.
Первый цепко взял Лободу за затылок и подбородок. Второй снял кастет, скрутил с бутылки «Посольской» крышку и стал лить Лободе водку в окровавленный рот. Горлышко стукнулось о зубы, Лобода захрипел, забулькал, ноги елозили по снегу.
— Хорош, — сказал Чистяков, — оставь руки протереть.
Лобода обмяк, его подняли подмышки и бросили в кювет.
— Поехали. Надо покушать и диабетон принять. — Чистяков захлопнул багажник «ауди» и с обидой сказал: — Не пью, японский городовой, не курю, тренируюсь всю дорогу — ну откуда диабет взялся, а?!
— Расчет был простой и п-п-правильный, — сказал Лобода. — Зима, поздний вечер, воскресенье. Ехал с дачи п-п-пьяный майор, вышел отлить или проблеваться. Оступился, упал в к-к-кювет, ударился головой и замерз. За ночь бы еще снегом п-п-присыпало.
— Да ладно? — недоверчиво сказал Гена. — Так просто? Майор с Петровки замерз в кювете — и нет вопросов?
— Местные менты — п-п-пидорасы, — безразлично сказал Лобода. — У Андрюши т-т-там все схвачено и задушено, начальник розыска на зарплате. Никто бы не стал к-к-копать. Наши, из отдела, к-к-конечно, поехали бы… — Лобода махнул рукой. — Б-б-без толку.
— Ты сам выбрался на дорогу? — спросил Худой.
— Какое т-т-там сам… Сам я только в утку отлил ч-ч-через девять дней. Меня случайность спасла. Т- т-толик ушел в отпуск и поехал с д-д-девочками на дачу.
— Что за Толик? — спросил Никон.
— С девочками? — Гена шевельнул бровью. — А ты вроде говорил, что у вас там все по-семейному?
По ночному шоссе летела «шкода». Водитель, округлый, средних лет азербайджанец, сказал:
— Twenty one.
— Двадцать один, — быстро откликнулась с заднего сиденья одна из двух очаровательных шестилетних двойняшек.
— Forty five, — сказал водитель.
— Сорок пять, — сказала вторая.
— «And all the king’s horses and all the king’s men», — сказал водитель.
— Это про Шалтая-Болтая, — сказала первая. — «И вся королевская конница, и вся королевская рать».
— Умнички, — нежно сказал водитель.
— А камин будем топить? — спросила вторая.
— Сегодня уже не будем ничего топить, заиньки. Поздно уже. Сейчас приедем, покушаем — и спать.
За левым окном промелькнул темный силуэт машины.
— Дяди Саши машина, — сказала первая девочка.
— Почему так думаешь? — спросил водитель и нахмурился.
— У дяди Саши номер — «семь-пять-семь», — сказала вторая девочка. — Это дяди Сашина машина.
Водитель притормозил, принял вправо, развернулся, остановил машину, взял из бардачка фонарик и сказал:
— Так, заиньки, посидите-ка минутку.
Он вышел под снегопад в одном пуловере, внимательно осмотрел «ауди» и посветил в кювет.
— Девчонки п-п-перепугались, ясное дело: папа принес из к-к-кювета дядю Сашу с пробитой б-б- башкой. — Лобода стряхнул пепел. — Т-т-толик меня п-п-перевязал, как мог, и отвез в С-с-склиф.
— Да, мы читали, — сказал Бравик. — Перелом пирамиды височной кости.
— Читали они… Что еще ч-ч-читали?
— Ты оглох на левое ухо и ослеп на левый глаз, — сказал Бравик. — Ты заново учился ходить, страдал мучительными головными болями и приступами головокружения. Не мог себя обслуживать самостоятельно. Работать, естественно, тоже не мог. Получил первую группу инвалидности в сорок лет.
Гена сказал:
— Саня, ответь определенно: на тебя нападали или нет?
— Еще к-к-как нападали. Врагу не п-п-пожелаешь.
— Подождите, — сказал Бравик. — Кто-то помнит, кто-то не помнит — это все детали… Саня, мы пришли к заключению, что Вовка создавал квазиреальность вследствие психического расстройства. А что скажешь ты?
— Т-т-там не квазиреальность, — сказал Лобода, кивнув на лэптоп. — Т-т-там…
Он замолчал, затянулся и сочувственно посмотрел на Бравика. А тот прищурился, подался вперед, округлил губы и хлопнул себя по лбу.
— Не «квази»? — У Бравика сорвался голос. — Там…
— П-п-просто реальность, — сказал Лобода.
— Нос! — Бравик стал дергаными движениями расстегивать пиджак. — Нос с горбинкой!
Он вынул из внутреннего кармана сложенный вчетверо листок, расправил на столе, взял со стеллажа номер «Rolling Stone» и положил рядом.
На фотографии военных лекарей Карского отряда русских войск и на снимке, сделанном в клубе «Атенеум» в апреле семьдесят второго, был один и тот же человек. Теперь, при ярком свете настольной лампы, когда распечатка и журнал лежали рядом, сходство между горбоносым офицером в фуражке с низкой тульей и брюнетом с бакенбардами, который стоял за спиной Харрисона и что-то втолковывал Брайану Эпстайну, было ясным как день.
Лобода замычал и слабо качнул перебинтованной головой. Левая половина его лица являла собой сплошной синий отек, верхняя губа была ушита кетгутом и измазана йодонатом. На подушке и простыне подсыхали желто-зеленые пятна.
К кровати подошел лысый реаниматолог в застиранном операционном белье.
— Поменяй наволочку, — сказал он сестре.
— Его рвет все время, — ответила сестра, налаживая капельницу у соседней кровати. — И нечем, а все рвет. Симпатичный парень такой. Я бы бандитов просто вешала публично.
Лобода опять замычал и попытался расправить под собой простыню. Левым ухом он не слышал и не видел правым глазом.
— К нему коллеги стремятся, — сказал второй реаниматолог. — Полковник Карякин и капитан Щукин. Третий час сидят в администрации.
— Пусть один пройдет, — сказал лысый. — Дай ему халат и бахилы.
— Чудовищно б-б-болела голова… Мне кололи промедол, на п-п-пару часов помогало, а потом опять накатывало. А тошнило — п-п-пиздец. Б-б-было ощущение, будто раскручивают на центрифуге. Никогда в жизни мне не б-б-было так плохо, мужики. Боль, б-б-беспомощность, глаз не видит… Врач, сказал, что ко мне рвутся ребята из отдела. Но я был в т-т-таком состоянии, что пустили только К-к-карякина, и то на т-т- три минуты. Вечером сделали укол, я уснул. Хотя сном это не назовешь — как-будто окунули в гудящее болото. А п-п-потом… — Лобода провел рукой по волосам. — А потом я п-п-проснулся у себя дома. В четверть седьмого, п-п-по будильнику. Здоровый и г-г-голодный.
