Поначалу Луиза скулила.
— Ну зачем нам нужна эта Жюстина? — стонала она. — Трейси, мне она не нравится. Она такая несносная.
— Я бы тоже не отказалась быть несносной. Это же здорово! Послушай, что ты такое говоришь, я же несноснее Жюстины! — опомнилась я, выпячивая подбородок.
— Вот ненормальная, — улыбнулась Луиза.
Но ее слова меня задели. Я начала ругаться покрепче Жюстины. Дженни сердилась, потому что Максик стал за мной повторять, и даже крошка Вэйн иногда выдавал такое, что она затыкала уши.
Затем я решила взять ее на слабо. Я всегда побеждала в слабо. Пока не столкнулась с Жюстиной.
Я подначила ее смачно выругаться, когда к нам на чай заглянул викарий. Она выругалась.
Она сказала, что мне слабо выбежать во двор голышом. Я выбежала.
Я сказала, что ей слабо проглотить червяка. Она проглотила.
Она сказала, что мне самой слабо проглотить червяка.
Я возмутилась: так нечестно. Нельзя повторять чужую подначку. Луиза раскрыла свой болтливый рот и заявила, что я боюсь червяков.
— А слабо проглотить двух червяков? — сказала Жюстина.
Я проглотила.
Честное слово, я проглотила! Почти. Я не виновата, что меня начало тошнить, едва червяки оказались у меня в желудке. Жюстина сказала, что я подержала их во рту и выплюнула, но это неправда.
Следующую подначку я задумала на славу. Я отлично катаюсь на скейте. Жюстина не умеет держать равновесие и поворачивать. Я соорудила во дворе трассу с препятствиями: качели, скамейки и так далее. И сказала Жюстине, что ей слабо проехаться. Она проехалась.
Она то и дело падала. Но каждый раз поднималась на ноги и продолжала путь. Я сказала, что она дисквалифицирована. Но Луиза решила, что Жюстина выиграет, если продержится до конца. Она продержалась.
Тогда Жюстина сказала, что мне слабо залезть на дерево у забора. Я залезла.
Не моя вина, что я не успела достичь верхушки. Я не просила Майка вмешиваться и снимать меня. Но Жюстина решила, что я проиграла, а Луиза ее поддержала. Я не поверила своим ушам. Луиза, на чьей ты стороне?
На этом подначки закончились, потому что Дженни топнула на нас ногой. Тут спорить бесполезно.
На следующий день отец Жюстины наконец навестил дочь. Жюстина нам все уши прожужжала о том, какой он красивый, настоящая поп-звезда. Он и есть певец: по вечерам он поет в барах, поэтому за Жюстиной и братьями некому стало присматривать. Вы бы его видели! Лысеющая голова. Отвисшее брюхо. Цепь на груди. Не хватало только брюк в стиле клеш и рубашки с кружевными отворотами.
Я бы ни за что не хотела иметь такого папочку. Жюстина издала тоненький радостный вопль и повисла у него на шее, как младенец-переросток. Он куда-то там ее сводил, и Жюстина вернулась в детский дом, светясь от счастья и захлебываясь от восторга. В руках у нее был… небольшой подарок.
Я разозлилась неизвестно на что. Пока отец к ней не приезжал, мы были как бы на равных. Но тут я стала ее задирать и говорить гадости про ее отца. Внезапно Жюстина разрыдалась.
Я была поражена. Кажется, я не говорила ничего настолько уж злого. Я и представить себе не могла, что Жюстина, которая всегда держалась на высоте, способна рыдать. Сама я никогда не плачу, что бы ни стряслось. Вот мама, она не приезжала ко мне бог знает сколько лет. Папы у меня нет и не было. Но чтобы я из-за этого рыдала?
И тут стряслось кое-что похуже. На меня накинулась… Луиза.
— Трейси, ты настоящее исчадие ада! — Она обняла Жюстину и крепко прижала ее к себе: — Не обращай внимания. Она просто завидует.
Это я-то завидую? Кому, Жюстине? Тому, что у нее есть толстый, противный папаша? Луиза, ты смеешься!
Но Луиза не смеялась. Она обняла Жюстину за талию и увела ее прочь.
Я сказала себе, что мне нет до них дела. Хотя в тот вечер я слегка переживала. Даже задумалась, не переборщила ли я с гадостями. Язык у меня острый как бритва.
Я решила, что улажу все за завтраком. Может быть, скажу Жюстине, что смеялась не со зла. Извиняться, конечно, не стану, но покажу, что мне жаль, что все так вышло. Я опоздала. Завтракать пришлось в одиночестве. Луиза не стала садиться со мной. Она пересела за столик у окна. К Жюстине.
— Луиза, ay! — позвала я. И повысила голос: — Ты что, оглохла?
Луиза не оглохла. Она перестала со мной разговаривать. Она перестала быть лучшей подругой мне и стала Жюстине.
Теперь мой единственный друг — писклявый мышонок Питер Ингем. Впрочем, с ним довольно весело. Я как раз писала о нем в дневнике, как вдруг кто-то робко поскребся в дверь. Будто маленький жучок. Я крикнула, чтобы он уносил свои лапки, я занята, но он продолжал шуршать. Пришлось подняться с кровати и спросить, что ему нужно.
— Трейси, давай играть, — предложил он.
— Играть? — грозно переспросила я. — За кого ты меня принимаешь? Я давно вышла из грудного возраста. Я занята. Пишу. — Но я уже так долго писала, что у меня болела рука, а средний палец покраснел и опух. Ох, тяжела доля нашего брата писателя! Но чего не вынесешь ради искусства.
Может быть, стоило немного развеяться.
— Во что же ты умеешь играть, головастик?
Он сморгнул и сделал шажок назад, будто я могла его раздавить, и пискнул, что умеет играть в игры на бумаге.
— На бумаге? — спросила я. — Ага. Скатаем бумажный мяч и будем пинать его, пока он не улетит? Или вырежем очаровательного медвежонка, расцелуем его и порвем на клочки? Заманчиво.
Питер нервно хихикнул:
— Нет, Трейси, игры, где надо писать и чертить. Мы с бабушкой играли в крестики-нолики.
— Вот это да, как увлекательно, — хмыкнула я.
Жучки не понимают сарказма.
— Отлично, я тоже люблю крестики-нолики, — сказал он и достал из кармана карандаш.
Его было не переубедить. И мы сели играть.
Пожалуй, мы неплохо скоротали время. Но что это? В нижнем углу страницы Питер жучиной лапкой тоненько нацарапал послание.
Ничего себе! Мне пришло письмо!
Не каракули от Питера Ингема. Настоящее письмо: пришло по почте, адресовано мисс Трейси Бикер.
В последнее время я почти не получала писем. Зато в приют приходило множество писем про меня. У Илень скопилась огромная папка. Я тайком ее пролистнула. Вы не поверите, какие у людей злые языки. Хорошо бы подать на них в суд за клевету! Вот было бы здорово! Мне присудят огромную компенсацию, сотни тысяч фунтов, и я скручу Жюстине, Дженни и Илень большую фигу. Сожму в горячей ладошке чековую книжку, уеду от них и…
У меня будет собственный дом. Я сама найму себе опекунов. Я буду им платить, и им придется выполнять все мои капризы. Я буду требовать именинный торт каждый день, а они станут покорно кивать и мчаться к плите.
И мне ни с кем не придется делиться.
Даже с Питером. Мне пришлось разделить с ним настоящий именинный торт. А он толкнул меня в бок и сказал:
— Что случилось, Трейси? Тебе нездоровится?
А я только-только закрыла глаза, чтобы задумать желание. В результате я не успела загадать, и если мама не приедет за мной в этом году, то только по вине Питера Ингема.
Хочется в это верить.
Но иногда я все же буду звать его к себе, чтобы поиграть в игры на бумаге. Мне понравилось: я всегда
