4
Эстер прекрасно понимала, что если Гордридж на какое-то мгновение и испытал что-то по отношению к ней, то это просто нормальная реакция здорового, полнокровного мужчины, который не был с женщиной в течение нескольких месяцев. Он-то, конечно, считает, что воля у него железная, совершенно не принимая в расчет, что они будут проводить достаточно много времени в очень близком соседстве. А подобные реакции возникают независимо от того, хотите вы этого или нет…
Впрочем, может быть, с его стороны никакого влечения и нет, а она просто неправильно истолковала этот взгляд? Выдала желаемое за действительное? Как бы то ни было, к тому времени, когда Гордридж поднялся на ноги, ничто в его лице не говорило о том, что он сколько-нибудь желает ее…
Эстер вернулась в палатку, натянула на бикини тенниску, и они сели в тень, чтобы съесть сандвичи, приготовленные ею утром. Гордридж, к ее облегчению, снова заговорил о работе.
— Экология меня интересовала с детства. Я беспрестанно задавался вопросами: почему на юге встречаются одни растения, а на севере — совсем другие? Почему раньше на нашем озере было много уток, а теперь они совсем исчезли? И этих вопросов было столько, что мои родители просто выходили из себя, так как не всегда могли ответить на них.
— Держу пари, что теперь они гордятся вами.
Его губы сжались, и тень омрачила лицо.
— Не знаю. Они развелись. — Это было сказано так, что становилось ясно: старая рана еще не зажила. — Отец живет в Австралии, он еще раз женился; а мать — одна в Нью-Йорке. К сожалению, я не очень часто вижусь с каждым из них.
— Простите меня, я не знала…
Он покачал головой.
— Не стоит, это произошло давно.
— В этом был замешан кто-то третий?
Эстер понимала, что задает чересчур личный вопрос, но ей ситуация в семье Гордриджа слишком напоминала драму, произошедшую с ее собственными родителями.
— К сожалению, да, — признался он. — Мой отец много ездил по делам — примерно столько же, сколько я теперь. Вначале мать не беспокоилась, но его поездки становились все продолжительнее и продолжительнее, а ее одиночество все глубже и глубже. — В его голосе появилась горечь, и Эстер поняла, что ему неприятно вспоминать прошлое. — Чтобы спастись от этого одиночества, мать решила найти себе работу. А ее работодатель был вдовцом, который любил поволочиться за женщинами… Не думаю, что необходимо рассказывать остальное.
— Так вот почему вы не женитесь! — вырвалось у Эстер.
— Не совсем так. Но вы должны согласиться, что мой образ жизни не способствует счастливому браку. Я не мог бы обречь какую бы то ни было женщину на жизнь, полную ожиданий и одиночества. И не мог бы ради семьи отказаться от того, чем занимаюсь. Поэтому… — он слегка пожал широкими плечами, — предпочитаю оставаться холостяком.
На Гордридже все еще были черные плавки, и, хотя Эстер внимательно слушала его рассказ, она не могла оторвать глаз от его загорелого тела. В нем не было ни унции лишнего жира, он был в прекрасной форме и совсем не походил на аскета, готового прожить до глубокой старости без женщины рядом.
— А разве вы не могли бы привезти жену с собой?
Гордридж скептически рассмеялся.
— Теоретически — да, но практически — нет. Мне это давно стало ясно. Любая женщина жаждет иметь настоящий дом, надежную опору, семью. Это в ее генах, Эстер! Неужели вы этого не знаете? Согласились бы вы жить здесь с Эдвардом постоянно? В палатке, без душа, без самых минимальных удобств?
— Если бы меня интересовала ваша работа, я бы считала это возможным, — ответила она задумчиво и удивилась, насколько серьезно он относится к любви и браку.
Гордридж снова пожал плечами.
— Да, есть женщины-биологи, которые отправляются в длительные экспедиции. Но все они мечтают рано или поздно устроиться в уютном маленьком домике в окружении счастливой семьи.
— Мои родители тоже развелись, — неожиданно сказала Эстер и сама удивилась — зачем.
Могло ли это заинтересовать Гордриджа? Может быть, подсознательно она надеялась, что это как-то сблизит их? Он прищурил глаза и внимательно посмотрел на нее.
— Это случается довольно часто, не так ли, Эстер? А что произошло у них?
Неожиданно у нее мелькнула мысль, что Эдвард мог уже рассказать ему об этом, и тогда Гордридж догадается, что они из одной семьи. Ей действительно нужно научиться молчать! Но отступать было поздно.
— Скорее всего, там оказалась замешана другая женщина.
— Сколько вам было лет?
Скрывать не имело смысла.
— Одиннадцать, — ответила она и с облегчением отметила, что в лице у него не появилось никаких признаков того, что он слышал эту историю раньше.
— Вы были совсем маленькой. В этом возрасте дети нуждаются в здоровой обстановке в семье. Вы были единственным ребенком?
Тело Эстер непроизвольно напряглось.
— Нет, у меня есть брат.
— Брат? — задумчиво повторил он. — Он старше или моложе вас?
— Старше… на год.
Гордридж улыбнулся, и ей показалось, что его белые зубы как-то хищно сверкнули.
— Представляю, как это сблизило вас! Вы, наверное, стали практически неразлучны и все делали вместе? Подобные узы иногда связывают крепче, чем брачные…
Почему он опять говорит так, будто все знает о них? Эстер автоматически дотронулась до обручального кольца.
— Мы действительно всегда были близки, — хрипло ответила она, — а теперь, мне кажется, пора вернуться к работе!
Она поспешила в свою палатку, чтобы добавить к своему наряду юбку, но, оказавшись внутри, сочла возможным побыть некоторое время в одиночестве, чтобы успокоить сбившееся дыхание и привести в относительный порядок мысли. Итак, все обстояло ужасно — гораздо хуже, чем она могла представить себе. Гордридж наверняка знает! Иначе почему еще он говорит такие вещи?! И все же ради Эдварда она должна хранить молчание и продолжать обманывать…
Напрасно Эстер надеялась, что у него найдутся какие-то другие дела. Ей снова пришлось печатать в присутствии Гордриджа, а это было сущим адом. Каждый час казался бесконечным, и, когда появился Хесус, чтобы начать готовить ужин, она почувствовала облегчение и принялась поспешно убирать на своем столе.
— Что вы делаете? — резко спросил Гордридж.
Она с удивлением посмотрела на него.
— Вы же сами просили меня помогать Хесусу: ведь с завтрашнего дня я должна приступить к обязанностям кухарки.
Гордридж покачал головой.
— Не нужно. Я изменил свое решение.
— Что вы хотите сказать? — нахмурилась Эстер.
— Мне пришло на ум, что если вы будете готовить, то работа здесь застопорится. Я не представлял, сколько всего нужно напечатать. И мне бы хотелось, чтобы вы закончили с отчетами, пока мы не уехали на Вулкан. Тогда там вы сможете уделить все свое внимание моей книге. Я попрошу Хесуса задержаться.
— А вы не думаете, что у него могут быть собственные планы? — возмутилась Эстер.
Неужели начальник экспедиции всегда так пренебрегает договоренностями с людьми? Неужели он думает, что ему достаточно щелкнуть пальцами, чтобы получить все, что он хочет?
