натворил?!
— Они собирались убить тебя, — ответила машина.
Равашоль встал и сделал неуверенный шаг, не желая приближаться к залитой кровью части комнаты, где погибли протекторы. Каба втянул свое оружие в корпус, пока Равашоль переводил дух и его сердце постепенно успокаивалось.
— Ты убил их. — Казалось, адепт все никак не хотел верить своим глазам. — Ты убил их всех.
— Да, — согласилась машина. — Они собирались убить моего друга, поэтому стали моими врагами. Я принял меры по их нейтрализации.
— Нейтрализации, — выдохнул Равашоль. — Это слабо сказано. Ты их… искоренил.
— Нейтрализовал, — уточнила машина.
Равашоль пытался понять логику произошедшего. Каба только что убил протекторов Механикум по собственной воле, и последствия его решения фатальны.
Без приказа человека машина убила людей…
И хотя действия Кабы спасли жизнь Равашолю, адепт ужаснулся содеянному. Что еще ему — не сдерживаемому совестью и ответственностью, характерными для всех машин Механикум, — взбредет в голову?
Обходя лужи крови, он попятился от Кабы, вдруг испугавшись его убийственных наклонностей. Адепт пробирался к боевым сервиторам, до сих пор стоящим на карауле возле входа.
— Что ты делаешь, Паллант? — поинтересовалась машина.
— Мне нужно убраться отсюда, — ответил Равашоль. — Очень скоро Хром заметит, что его протекторы не выполнили приказ, и он пошлет за мной новых.
— Ты уходишь?
— Я должен, — объяснил адепт, переходя от сервитора к сервитору. Он вскрывал им черепа и менял индоктринирующие пластины на те, что хранил вместе с инструментами в поясной сумке. На каждой пластине были записаны персонализированные боевые подпрограммы. Он сам их разработал, приговаривая всех обладающих ими сервиторов к рабству и безоговорочному подчинению своему голосу. После замены пластин сервиторы поворачивались лицом к нему в ожидании приказов.
— Куда ты уходишь? — поинтересовался Каба, и Равашоль расслышал неподдельное переживание в синтезированном голосе — детский страх быть покинутым.
— Не знаю, — сознался Равашоль. — Но мне нужно выбраться отсюда. Может быть, я попрошу убежища в храме какого-нибудь другого старшего адепта, конкурента моего магистра.
— Мои двигательные функции еще не активированы, Паллант, — проговорила машина. — Я не смогу защитить тебя за пределами этого помещения.
— Знаю, — ответил Равашоль, — но у меня есть эти боевые сервиторы, я буду в безопасности. По крайней мере какое-то время.
— Мы еще увидимся?
— Надеюсь, но сейчас сложно сказать. Все очень… запуталось.
— Надеюсь, я тебя еще увижу, — попрощалась машина. — Ты мой друг.
Равашоль не нашелся, что ответить, просто кивнул и пошел прочь.
— Сервиторы, за мной, — скомандовал он, и киборги потянулись следом, когда он покинул зал Кабы, не осмеливаясь бросить на него прощальный взгляд.
Он надеялся, что четырех боевых сервиторов ему хватит, чтобы отбиться от любого другого агента, посланного адептом Хромом.
Спрятаться на Марсе было нетрудно.
Умение найти выход из лабиринта индустриальной сети, в какую превратилась вся поверхность Марса, даже считалось одним из критериев отбора при посвящении в марсианское жречество. Равашоль помнил, как однажды целую неделю убил на попытки добраться до кузнечного комплекса Иплувиена Максимала, питаясь одной лишь белковой массой из раздаточных колонок, разбросанных по всему марсианскому комплексу. Тогда его страшила перспектива наказания, грозившего тому, кто провалит задание и не сможет доставить вверенное послание.
Покинув зал Кабы, Равашоль без проволочек запечатал за собой дверь и устремился к выходу из храма-кузницы. Если кто-то и счел странным кортеж из четырех боевых сервиторов, адепт этого все равно не заметил. Мало кто мог встать на пути техножреца, обладавшего достаточным влиянием, чтобы обеспечить себя подобной свитой.
Мысли его мчались вскачь, пока сам Равашоль пробирался по стальным коридорам кузницы. Адепт стремился как можно быстрее увеличить расстояние между собой и мертвыми протекторами.
Он проскочил полуторакилометровый разрез красного камня, служившего строительным материалом для кузницы Хрома. На украшенных барельефами стенах вокруг красовались чертежи древних механизмов и схемы древних алгоритмов, бывших древними уже в те времена, когда на марсианскую землю впервые ступила нога человека. Первые техножрецы принесли с собой забытые секреты человечества и берегли их, пока далекая Терра погружалась в пучину анархии и войны.
Над стенами ущелья, под обширным куполом, защищавшим весь комплекс от пагубного влияния атмосферы, слабым оранжевым светом мерцали натриевые газоразрядные лампы.
Струйки дыма и отдельные лучики прочерчивали грязное небо, в котором на высоте трех тысяч километров уже поблескивал проходящий по низкой орбите Фобос. Всю испещренную кратерами поверхность этого спутника покрывала огромная решетка антенн слежения; время обращения спутника превращало его в идеального сыщика по всему волновому спектру.
Второй спутник Марса — Деймос — еще не взошел. Из-за более длинной траектории у него уходило больше времени на путь вокруг Красной планеты.
Равашоль не поднимал головы, словно страшась, что сенсорные антенны на Фобосе смогут различить его среди скопления народа, заполонившего ущелье.
Насколько ему было известно, магистры Марса и не на такое способны…
— Вот уж вляпался, — пробормотал он себе под нос, наконец-то добравшись до выхода из ущелья. Адепт вскарабкался по проложенным в стене воронки стальным ступеням, которые вели к одному из транспортных узлов, связывавших воедино разные кузницы-храмы и фабрики-мануфакториумы.
В конце лестницы его ожидал целый комплекс туннелей, стеклянных и стальных мостиков, поворотных площадок, оглашаемых звуками клаксонов. Сюда стекались тысячи людей, подъезжающих на горизонтальных общественных транспортерах и магнитно- левитационных серебристых поездах, скользящих по поверхности Марса, подобно извивающимся змеям.
Если и существовал хоть один стопроцентный способ затеряться на Марсе, то вот он.
За пару часов из транспортного узла можно попасть в любую точку планеты.
Размышляя, куда податься, Равашоль вдруг заметил, что привлекает любопытные взгляды прохожих. Может, в храме-кузнице и было отнюдь не примечательным, что адепт его ранга путешествует в обществе боевых сервиторов, но здесь попытка раствориться в обычной толпе с такой свитой вряд ли будет успешной.
Равашоль понимал: ему нужно быстро определиться с убежищем, пока то, что защищает его, не превратилось в то, что выдаст его властям.
Он затесался в процессию разодетых в мантии прислужников Бога-Машины, спешащих к одному из серебристых маглевов. Равашоль понимал, что лучшего варианта, чем отправиться куда подальше от кузнечного комплекса Хрома, у него нет.
А уже на большом расстоянии можно будет подумать и о долговременном способе решения проблемы. Эскалатор поднял его к брюху одного из серебристых поездов. В вагоне Равашоль принялся расталкивать локтями других адептов в мантиях и прислужников, пытавшихся выйти на перрон.
Беглец все быстрее продвигался по душным проходам нескончаемого поезда, пока в конце концов не нашел пустое купе, в котором и закрылся изнутри вместе со своими сервиторами. Они устроились на незатейливых металлических скамьях, в оконном проеме серебрилось силовое поле, позволявшее пассажирам видеть поверхность, но удерживающее внешний мир снаружи.
Весь в поту, адепт хранил полнейшее молчание и молился, чтобы никому не пришло в голову ломиться в это купе. Через некоторое время над дверями замигала лампочка, а он все не мог расслабиться, даже когда поезд покинул транспортный узел и выкатился на марсианские равнины.
Марс…
Равашоль знал, что в древних мифах бог по имени Марс считался отцом основателей Римской империи — центра культуры и технологических инноваций, — будто бы подчинившей весь земной шар. На протяжении тысячелетий планета Марс будоражила воображение людей Терры, становясь символом угрозы, источником бедствий и легенд о мертвых цивилизациях. Однако вот уже много столетий, как эти представления вызывали разве что улыбку.
Говорят, еще какой-то древний астроном открыл «каналы» на поверхности планеты, которые все посчитали рукотворными инженерными сооружениями, а не естественными руслами рек.
Равашоль смотрел, как мимо него проносятся марсианские пейзажи. Но от пустынь, богатых оксидами железа, благодаря которому планета заслужила эпитет «красная», не осталось буквально ничего.
Тексты, которые доводилось читать Равашолю, рассказывали о терраформировании Марса, происходившем много тысяч лет назад, когда южную полярную шапку растопили с помощью орбитальных лазеров и таким образом освободили огромное количество двуокиси углерода. Благодаря этому температура поднялась настолько, что вода смогла существовать в жидком состоянии, а в атмосфере образовался озоновый слой. На планете появилась генетически модифицированная растительность, обогащавшая воздух новыми запасами двуокиси углерода, кислорода и азота.
Но также адепт знал и о том, что за какую-то пару сотен лет вся эта фантастическая деятельность пошла насмарку из-за Механикум, распространившегося по планете, будто вирус. На
