«флорентинец»!
Жду книги об О. Мандельштаме, которая вышла в Ч<еховском> и<здательст>ве[116]. Кстати, говорят, Ч<еховское> и<здательст>во будет жить. Здесь получены «сведения», что будто бы М<андельштам> жив, ослеп и оглох почти совсем, ничего не пишет и живет где-то в «доме отдыха» (?) — вероятнее всего, «миф», хотя до сих пор точно о нем мы ничего не знаем.
Читали ли Вы книгу Адамовича?[117] Интересно Ваше впечатление[118] — по 2 направлениям книги: 1) был ли возможен диалог с писателями, находящимися в С<оветской> России? и 2) оценки А<дамовича> (нам известные — то же самое вот уже 30 лет).
Иванов сидит в Hyeres, — там теперь чудная южная осень, — пишет стихи, но болеет — высокое давление. Не знаю, когда теперь придется его увидеть.
Здоровье мое поправилось, но зато простудился — вечная история в парижском климате. Как верно: «А далеко на севере, в Париже…»[119] Желаю Вам всего доброго.
Дружески Ваш Ю. Терапиано
А что это за особа Жернакова-Николаева[120] из Сан- Ф<ранциско, женщина-египтолог? Какую чушь она написала о йоге и как самоуверенно!
19
7. XI.55
Дорогой Владимир Федорович,
Ваша фраза: «устал от вечного лета Калифорнии» заставила меня вздохнуть. Люблю «вечное лето», а осужден на постоянную сырость… «А далеко на севере, в Париже…»
Следите ли Вы за спорами по поводу «Незамеченного поколения»? [121] (Статья Варшавского, «Н<овый> ж<урнал>», 41). Все авторы пока грешат одним и тем же: невниманьем к тому, что к ним самим не имеет прямого отношения.
Все это — прошлое, послевоенная же «нота» — Нарциссов, Ширяев и К°.
К сожалению, мы сейчас слишком разобщены, чтобы сделать попытку противопоставить им прежний «уровень», прежний «воздух».
В «Возрождении» Ефимовский[122] занялся расправой даже с Тургеневым… Кроме того, в местной газете «Воскресенье России» воскрешаются времена Буренина. Почему из «Граней» исчезли имена Кленовского, Моршена, Елагина, Анстей и т. д.? Кашин[123], нынешний редактор «Граней», приезжал в Париж, наболтал, как мне рассказывали, много чепухи, нахамил кое-кому и отбыл. Оказалось, он не Ди-Пи (как думали по его описаниям майского парада в Москве), а эмигрант из Харькова, следовательно, все его советские сцены — литература. «Н<овый> ж<урнал>» тоже эволюционирует от Одарченко к Горской.
Что касается сведений о Мандельштаме, сообщенных мне Трубецким, я сам не очень верю в то, что М<андельштам> жив. Но Струве, по-моему, мог бы хотя бы частным образом дать больше подробностей. Он цитирует также стихотворение, напечатанное Маковским, якобы написанное М<андельштамом> в Сибири[124]. Маковский получил его здесь от одной особы, якобы сидевшей в одном лагере с М<андельштамом>в Сибири. Эта особа утверждала, что имеет еще другие стихотворения М<андельштама> — и вдруг отказалась их дать. Самое стихотворение, как мне кажется, может оказаться и подделкой, особа, его давшая, истеричка.
На днях начну читать «неизвестного М<андельштама>» — почти всю прозу — в первый раз, т. к. она не дошла уже до эмиграции. Открыл старые стихи — как будто вновь пережил: прежний петербургский воздух, не эмигрантский уровень, не современный «строй» и ритм. Все-таки замечательно: в Париже, в первый раз, «свежими глазами» иметь возможность прочесть Мандельштама.
Адамович для Вас и для Моршена — явление новое, Вы лучше можете воспринять его разговоры об эмигрантских писателях, чем мы, 30 лет слышащие их и давно уже привыкшие к блестящей, извилистой, неопределенной, без твердых очертаний, импрессионалистической критике Адамовича. Все очень хорошо, все — спорно, все нужно читать между строк! Мне кажется, похвала Сирина-поэта[125] — случайность, А<дамович> никогда не был в особенном восторге от его поэзии, уж хотя бы потому, что Сирин стремится к внешним эффектам, впрочем, помню, в какой-то своей статье[126] о стихах С<ирина> в «Н<овом> р<усском> с<лове>» А<дамович> многое у него хвалил. Значит, в последние годы (после войны) в отношении с<иринских> стихов «линия» Адамовича изменилась, обернулась другой стороной своего хамелеоновского цвета.
Из всех высказываний писателей о писателях мне больше всего нравится цветаевская манера — пусть эгоцентрическая, пусть пристрастная, но зато — как она видит их! За исключением Бунина и Штейгера, большинство высказываний А<дамовича> — скорее отписка, чем по существу то, что он думает. А Цветаева — знаете ли Вы ее поэмы, написанные в эмиграции: «Молодец», «Крысолов»[127] и др.? Часть из них была напечатана в журналах только — в «Верстах», в «Воле России». Жаль, что «И<здательст>во им. Чехова» не захотело издать предложенное ему собрание сочинений М. Цветаевой. Что Вы сейчас делаете, что написали? Где будут Ваши статьи и о чем? Прочел статью Гуля об Иванове[128] («Н<овый> ж<урнал>»), по поводу которой один писатель сказал: «Поэзия, вероятно, должна “быть глуповатой” но к критике это не относится». Так или иначе, Иванова сейчас хвалят и справа и слева; но как Вам нравятся его 11 стихотворений[129] в том же 42 № «Н<ового> ж<урнала>»?
«…Отвратительный вечный покой» — отвратителен!
Неужели Жернакова-Николаева так-таки прочла свой доклад «о египетском происхождении русского народа» и никто в уме не повредился? Очевидно, не только бумага, но и читательская публика в русской Америке «все терпит».
Крепко жму руку.
Ю. Терапиано
20
16. XII.55
Дорогой Владимир Федорович,
Почему-то до сих пор не получил «Грани» (хотя даю о них отзывы) — слышал о Вашей статье о Есенине[130], — жаль, что ничего сказать не могу. Почти все стихи Мандельштама не были для меня новостью, и часть прозы, но статьи — не дошли до нас совсем. Проза, кроме армянской, замечательна. Насколько «от Хлебникова» — где мне, непросвещенному эмигранту, судить! На днях говорил с Зайцевым, вспомнили Хлебникова: «кретин», «сумасшедший», «зачем с ним так носится Марков». — Очевидно, Вам нужно будет не только писать о Х<лебникове>, но и достать его произведения — и давать читать писателям…
