теперь возмущенно разбегались в стороны, хлопая крыльями.
Дети продолжали спускаться дальше, держась за перила. Возле нижних ступенек лежали десять кусачих собак. Они даже не пошевелились, увидев Сибиллу: она же не собиралась входить в дом, она в нем уже находилась.
Кухня у Гайни была совершенно черной: стены, потолки, даже некогда белые двери — все. Причиной тому был, без сомнения, открытый огонь, который теплился посреди кухни, прямо на выжженном полу.
Сибилла будто попала в музей. Здесь все было не так, как у обычных людей! Пипа Рупа — с длинными косами и вплетенными в них золотыми монетами — величественно возвышалась над огнем. Тут же сидели многочисленные полуголые дети, и повсюду визжали свиньи, для которых отец до сих пор не построил сарай. И едкий дым вокруг.
Сибилла открыла от удивления рот, но не проронила ни слова, потому что она была вежливой и воспитанной девочкой. Глаза она тоже раскрыла очень широко. И это выражение лица настолько ей подходило, что старая Пипа Рупа улыбнулась, а это бывало чрезвычайно редко. При этом еле слышно зазвенели золотые монеты в ее косах. И этот едва уловимый перезвон показался Сибилле таким волшебным и чудесным, что она сразу перестала и бояться и удивляться. И тоже улыбнулась.
«Звон золота красив», сказала Пипа Рупа с бесконечным спокойствием. Голос у нее был низкий, как у мужчины.
«Но важнее находиться под счастливыми звездами».
Сибилла приняла слова старой женщины близко к сердцу. Они показались ей очень важными, хоть и звучали непонятно. Затем Пипа Рупа протянула к ней свои смуглые руки. Она раздела Сибиллу и положила ее на кучу старой одежды — своеобразную постель для родителей Гайни и чуть ли не для всей семьи.
Не теряя ни минуты, Пипа Рупа начала тихо поглаживать именно те места на нежном детском теле, которые больше всего болели. И при каждом движении раздавался, будто издалека, перезвон золотых украшений в косах Пипы Рупы.
Поглаживая Сибиллу, старуха бормотала себе под нос чужеземные слова, из которых Сибилла ни единого не понимала. А потом раздалось шипение… Такое шипение слышится, если бросить кусок раскаленного угля в ведро с холодной водой. Это шептала Пипа Рупа: «…Теперь ты стоишь под счастливыми звездами…»
«У меня есть три звезды», сказала Сибилла, «мой отец извлек их из большого скопления звезд, где их отсутствие не так заметно. Когда я наиграюсь, он вернет их обратно. В тот день, когда он достал мне эти звезды, я захотела сразу и луну!»
Пипа Рупа ответила: «Это не дело. То, что принадлежит всем, нельзя отдавать кому–то одному. А луна принадлежит всем».
«То же самое мне ответил тогда отец. Но, по крайней мере, у меня есть три звезды».
«Они у тебя есть, но они уже не твои. И ты это знаешь».
Да, Сибилла знала, что звезды не принадлежат ей с тех пор, как она разучилась летать. И все это после злополучной сладкой ярмарки, после этих сосисок.
«Имеет человек что–то или он этого не имеет — причина внутри. Все всегда идет изнутри ', сказала Пипа Рупа и принялась растирать девочке худенькую спинку, где под тонкой кожей, как почти у всех детей, проглядывали ребра.
ГЛАВА 9. О ПОСЕЩЕНИИ СИБИЛЛОЙ СЕМЕЙСТВА ФАНГЛИНГЕРОВ, ОКАЗАВШЕМСЯ ОЧЕНЬ НЕПРИЯТНЫМ
Было уже темно, когда Сибилла отправилась к себе наверх. Ей редко представлялась возможность возвращаться домой по лестнице, и она не знала, что здесь есть выключатель. Лунный свет едва проникал сквозь лестничные окошки. Должно быть, ночь была темной, а может быть, луна слишком поздно взошла. Этого Сибилла не знала. До сих пор она видела голубоватый лунный свет только тогда, когда луна уже сияла на небе. Но ей не приходило в голову спросить, в какое время луна — полная, ущербная или вообще один узенький серп вместо нее — является на небо.
Подниматься по лестнице было нетрудно. Все суставы прекрасно двигались и не болели. Она поискала рукой кровоточащие ссадины на коленках. Они исчезли. Пипа Рупа буквально сняла их с больных мест своими смуглыми морщинистыми руками.
Тем временем Сибилла поднялась на второй этаж и оказалась перед дверью Гауни. Она прислушалась. Звуки сползались к ней со всех сторон. Вот наверху выдвинули ящик комода, вот раздались легкие хлопки — это мама стелила постели. Вслед за этим послышались мужские шаги. Это был отец, который встал, достал из красивых футляров свои приборы, собрал их. закрутив все винтики, и выкатил на балкон.
Какая темная ночь. А на небе нет ни облачка. Отец сможет сегодня хорошо поработать и будет назавтра очень доволен.
Снизу на лестницу потянуло дымом. Сибилла принюхалась. Ей пришлось хорошенько сосредоточиться, чтобы уловить среди многих запахов терпкий аромат трубки, которую курила Пипа Рупа. И от этого стало приятно. Вот уже целых два часа Сибилла не боялась старой цыганки, наоборот: она восхищалась ею. Десять собак вели себя тихо. Изредка хрюкали во сне свиньи. Да еще прибавилось беспокойное клохтанье курицы–несушки.
Сибилла еще немного сосредоточилась… и вот она могла уже различить перезвон золотых монет в косах Пипы Рупы.
В этой тьме, которая будто выжидала чего–то, мысли и чувства Сибиллы удивительно обострились. Совсем не так, как днем, когда все впечатления набрасываются на тебя разом: звуки, движения, ветер, тепло или холод, запахи. Здесь, в темноте лестничных проемов, Сибилла не видела ничего. И теперь открылся ее внутренний взор.
Она увидела черное жилище Гайни. Вот кухня, огонь, спящие малыши. Постель из тряпья, Пипа Рупа. А в конце коридора сейф, который Гайни обходил на почтительном расстоянии.
Потом Сибилла уже не видела ничего, кроме этого сейфа — странного, смешного железного шкафа. Вокруг него постепенно сгущалась коричневатая дымка, превращаясь в облако. И вот сейф оказался в середине этого облака. Внезапно его дверца распахнулась, и взгляду открылся длинный ход, который уводил все дальше, к полыхающему красному огню. В конце тропы горел костер. Перед ним возникли танцующие призраки. Нет, черные тени. Нет, это были освещенные пламенем фигуры.
До Сибиллы доносились глухие удары барабана, с ними сливались крики танцующих, и все это вместе переросло вдруг в неслыханную мелодию. Фиолетовый отблеск горел на лицах, воздушные корни призрачно свешивались над фигурами, слившимися в едином вихре пляски. От этой круговерти отделилась женская фигура и направилась навстречу Сибилле. Широкие одежды раскачивались при каждом шаге. Чем дальше фигура уходила от костра, тем выше казалась, тем яснее становились ее очертания. И Сибилла все отчетливее узнавала ее. Это была Пипа Рупа. Она вела за руку Гайни. Их окружала выпуклая стеклянная стена — стена шара, в котором они находились. И Пипа Рупа произнесла из этого шара: «Звезды будут добры к тебе, Сибилла».
Медленно затухал красно–желтый огонь в конце тропы. «Пипа Рупа!» позвала Сибилла.
Та не ответила.
«Выйди из шара, Пипа Рупа!»
«Нельзя». Услышала ли это Сибилла? Или она это подумала?
«Нам нельзя выходить из шара. Каждый должен оставаться самим собой: мы, ты и твои родители. Гауни выбился. Не он сам, а его родители, уже давно. Посмотри, что теперь с ними стало».
«У них тоже был шар?»
«Был. Неважно теперь, какой это был шар. Они должны были в нем оставаться. Но они выбились. Кто выбивается из своего шара, тот пропал».
Видение еще раз вспыхнуло, покачнулось, уплывая, и исчезло в черноте лестничной клетки. И снова стало совершенно темно. И тут вдруг что–то случилось: будто что–то упало на Сибиллу.
