Тармисара на миг опешила, а потом расхохоталась.
— У тебя сколько жен-то, Асдула? Трое? Не любят что ли? Или надоели уже?
Тарабост побагровел.
— Не юли, девка! Отвечай, согласна?
— Да какая же я девка? У меня вон — волос седой есть. За тридцать весен уже перевалило. Зачем я тебе, старуха почти? Позови, любая прибежит. Ты богат, знатен...
— Что ты не бежишь?
— Так разве я женщина? Я для вас — ведьма. Пока недуг какой непреодолимый не свалит.
— Баб не слушай, сама мне советовала. За меня пойдешь, ни одна не пикнет.
— Только бабы меня ведьмой зовут?
— Башку снесу, кто хоть мигнет не так!
Женщина помолчала немного, глядя тарабосту в глаза. Взгляд того заметался, задерживаясь большей частью на высокой груди Тармисары.
— Грозен ты, Асдула. Посмотри на меня. Ты что же, меня со своими забитыми женами равняешь? Думаешь, буду тихонько прясть в светелке, да по твоей хотелке ноги послушно раздвигать?
Тарабост ответил не сразу, лишь губы поджал, да белесые брови нахмурил сильнее прежнего. Прошипел:
— Не хорош по тебе? Обещалась кому? Скажи!
— Зачем тебе?
— Потолкую с ним.
— Уж ты потолкуешь.
Асдула, пожевал губами и выплюнул:
— Да и верно, кому ты тут обещаться могла, медведю разве, или лешаку.
Тармисара покачала головой.
— Ступай, тарабост, пусть другая тебя полюбит. Будь здоров.
На скулах тарабоста играли желваки.
— Из ума выжила. Кому отказываешь?! Мне, Асдуле Скарасу, князья не отказывают!
— Верно прозвали тебя, Асдула-Скорый. Князей в жены бери, коли они тебе не отказывают.
Тарабост задохнулся, но Тармисара уже отвернулась от него, намереваясь возвратиться к работе.
— Ведьма... — Асдула вытянул из-за богатого наборного пояса плеть. Шагнул вперед, замахиваясь.
Тармисара обернулась, но взгляд ее, лишь бегло скользнув по перекошенному от злобы лицу тарабоста, метнулся в сторону. Словно ища что-то или кого-то, она не попыталась, ни уклониться, ни закрыться от удара. Казалось, она не видела Асдулу.
'Не тронь!'
Тарабост вдруг споткнулся, словно с размаху на стену налетел. Плеть выпала из его руки. Он повалился на колени, сжав пальцами виски.
— Берза! — Тармисара озиралась по сторонам, — Берза, пусти!
— Ведьма!
Асдула зарычал и выдернул из ножен меч, поднимаясь на ноги. Взмахнул им, вытянув вперед и в сторону левую руку, как слепой. Кончик клинка просвистел у груди Тармисары, она отпрянула.
'Мата!'
Откуда ни возьмись, на поляну вылетел пес и сбил Асдулу с ног. Конь тарабоста, доселе смирно стоявший, вздрогнул и заржал.
'Весулк!'
— Весулк, нет! — закричала Тармисара, бросившись к псу.
Здоровенные зубищи клацнули у самого горла тарабоста. Тармисара вцепилась в густую шерсть пса, оттаскивая его прочь. Асдула отпихнул кобеля, который почему-то, перестал рваться к его горлу, перекатился в сторону, подхватывая оброненный меч. Вскочил, снова замахнулся, но не ударил. Что-то мешало ему.
— А-а-а, тварь! Убью! Ведьма! А девку твою, немую, самолично промеж ног порву!..
Он хотел крикнуть что-то еще, но, внезапно заткнувшись, поворотился, метнулся к коню, испуганно перебиравшему ногами, взлетел ему на спину и ударил пятками бока. Только копыта засверкали.
Тармисара мертвой хваткой вцепилась в шею Весулку. Лицо ее побледнело, а грудь часто вздымалась. Пес глухо рычал. На поляне появилась Берза.
'Мата!'
Девушка подбежала к Тармисаре и обняла ее за плечи.
— Что же ты наделала, Берза!
'Он убить тебя хотел!'
— Нет, доченька, нет.
'Я видела, мата! Что же теперь будет?'
— Ничего, — Тармисара гладила светло-русые волосы девушки, — не посмеет он вернуться, побоится.
Берза подняла глаза. По ее щекам катились слезы.
— Ну, хватит реветь-то, — через силу улыбнулась Тармисара, — все будет хорошо.
Берза кивнула. Весулк подозрительно косился вслед сбежавшему 'жениху'.
— Римляне идут! — гонец осадил коня у крыльца трехэтажного буриона, самого большого строения в Браддаве, Еловой Крепости, ближайшем к границе Македонии гнезде дарданов. Крепость располагалась на лишенном растительности холме, а бурион громоздился у его вершины, словно островерхая шапка на макушке лысины.
— Чего орешь? — недовольно поинтересовался Искар, старший из витязей-пилеатов[2], за каким-то делом случившийся во дворе хоромов, — какие еще римляне?
— Князь есть ли? — крикнул гонец, — позови князя, воин!
— Не ори, сказал. В Скопах князь, а тут и не бывает почти. Здесь тарабоста Девнета гнездо. За каким делом тебе князь?
— Римляне идут! Ты глухой, что ли? — предложение 'не орать' гонец проигнорировал, он был очень возбужден, и даже как будто запыхался, словно не верхом скакал, а своими ногами бежал.
— Какие римляне? — привлеченный криками, на крыльце появился седой, как лунь, муж — тарабост Девнет, владетель Еловой Крепости, — ты откуда примчался?
— От Дромихета я, римляне идут!
— Да поняли уже! Куда идут-то?
— На Гераклею!
— Бруттий Сура, что ли? — Девнет недоуменно взглянул на Искара.
Тот лишь пожал плечами.
— Кто бы еще мог быть. Видать, снова сил набрался.
— Интересно, где?
— Может со скордисками сговорился? Было же их у него и раньше на службе сколько-то.
— Помню.
— Много римлян? — поинтересовался у гонца Искар.
— Много, много, несть числа!
— Да не верещи ты! — сердито приказал тарабост, — спокойно скажи, сколько их? Тысяча, две?
— Больше! Тыщ двадцать!
— Не ври мне! — рявкнул Девнет, — откуда у Суры такое войско? Он, как пес побитый, поджав хвост, бежал.
— Может, Сулла? — лицо Искара внезапно стало весьма озабоченным.
— Сулла идет! — подтвердил гонец.
— Да как Сулла-то? — удивился тарабост, — он же за тридевять земель.
— Не врешь? — спросил гонца старший витязь.
— Не вру! Залмоксис свидетель! Они уже к Гераклее подходят! Дромихет меня сюда послал, помощи
