— Шесть или семь сотен наберу.
— Это, уважаемый, одна римская когорта. И еще раз повторяю — не ауксилларии, а ветераны, бившие Митридата.
— Меня поддержат! — Девнет посмотрел на Балана, но тот потупил взгляд.
Асдула переглянулся с Ратопором.
— Почтенный Ратопор, ты среди нас самый доблестный воин, это всем известно. Скажи, как ты предлагаешь драться?
Ратопор посмотрел на Асдулу, перевел взгляд на Девнета и ответил:
— Ни Браддава, ни Керсадава не имеют достаточных укреплений. Оба гнезда — деревянные. Римляне их просто спалят. Советую вам всем, тарабосты, немедленно стягивать своих людей к Скопам и здесь, под защитой каменных стен, организовать оборону. Сам приду сюда немедленно и все мои двенадцать сотен.
— И ты предлагаешь оставить наши гнезда?!
— Я свое оставлю.
— Легко тебе говорить, Ратопор, твое гнездо на северо-востоке. Может быть, римляне туда и не пойдут.
— Это еще не известно.
Тарабосты заговорили все разом:
— Надо послать гонца к синтам, пусть помогут!
— С чего бы им помогать?
— Дромихет к ним тоже ездил и тарабост Сирош ходил с нами на Гераклею. Вот и намекнуть, что, дескать, римляне и на них зубы точат.
— Да Траекс сразу открестится от Сироша, выставит его римлянам, как паршивую овцу.
— ...а если римляне возьмут Скопы в осаду, как долго мы продержимся? Они будут безнаказанно грабить наши гнезда, а мы сожрем все припасы, начнется голод.
— И верно, что же делать?
— Надо часть войска оставить вне стен и римлян в спину бить.
— Правильно!
— Только Веслев предлагает не часть, а все войско.
— И Скопы оставить? Ни за что!
— Веслев предлагал договориться с римлянами.
— То-то они его, чужака, послушают.
— Как раз его и послушают, он с ними не ссорился. А кого из наших — сразу на кол посадят.
— Вот как оно все обернулось, Ратопор, посажал римлян на кол, теперь свою задницу готовь.
— Я, почтенный Балан, живым по любому не дамся.
— Это, как Залмоксис присудит...
— Да и то верно, что с колами особо Дромихет усердствовал, мы то что...
— Может, пронесет еще? Договоримся?
— Верно, верно, почтенные, это все гет зверствовал, надо так Сулле и сказать. Заплатим виру. Обойдется.
— Кого отправим послом-то?
— Веслева, вестимо! Он и сам предложил.
— Не верю я ему, чужой он. Своего надо слать.
— Тебя, что ли?
— Почему сразу меня?
— Веслева пошлем!
— Все же кого-нибудь с ним надо из наших. Для пригляда.
— Истину говоришь, почтенный, кого только!
— Я, пожалуй, поеду, — неожиданно заявил Асдула. Он осознал, что его крепость защищать никто не собирается, а она на одной из двух дорог в Скопы. Римляне ее точно сожгут, Ратопор прав. А на переговорах, глядишь, что и выторговать удастся.
— Ты вызываешься, почтенный Асдула? — уточнил князь.
— Вызываюсь.
— Хорошо. Что ты скажешь, Веслев?
— Я бы поторопился. Римляне славятся быстротой.
— Что же, — князь встал, — на том и порешим. Веслев с Асдулой едут послами к Сулле, а вы все, почтенные, поспешайте собирать ваши дружины и ведите к Скопам. Если с посольством неудача выйдет, бой здесь примем. Почтенного Ратопора ставлю воеводой и моей правой рукой. Приказам его подчиняться, как моим.
— Не усидеть вам за стенами, — покачал головой Веслев, — шли бы в горы.
— Мы, почтенный Веслев, не бабы и не дети малые, — Ратопор вытянул из ножен меч, одноострый, серповидный копис — и вот это у нас не тупее, чем у римлян. Ты хоть Суру принизил, а мы ему сталью пятки хорошо прижгли. Еще посмотрим, чья возьмет.
Глава 2
Гигантская красная змея ползла на северо-запад, огибая закатные отроги горного хребта, тянущегося из самого сердца Фракии до Истмийского перешейка. Со стороны могло показаться, что змея движется неспешно, но те, кто в прошлом пытался бросить ей вызов, думая так, совершали большую ошибку. Змея покрывала в день двадцать римских миль и не было на свете силы, равной ей по мощи, способной двигаться столь же быстро.
От фессалийской Лариссы легионы шли на север, к городу Берея. Маршируя по дорогам Фессалии и Пиэрии, солдаты месили грязь: после октябрьских дождей, перепаханная копытами волов и лошадей земля изрядно раскисла. Это, тем не менее, не слишком задерживало римлян, ибо им не приходилось вытаскивать из каждой лужи обозные телеги, по причине отсутствия оных. Легионеры всю поклажу тащили на себе, развесив многочисленные корзинки и мешки на прочной палке с поперечиной, лежащей у каждого на правом плече. К этой же палке привязаны пара колов для палисада и два метательных копья-пилума. Кольчуга обтекает тело — гораздо удобнее, чем тащить ее свернутую в мешке. Щит в кожаном чехле висит на левом плече, шлем у некоторых пристегнут на груди, но многие не пожелали его снять, прикрывая голову от дождя, который то стихал, то занимался с новой силой. Каждый контуберний нес и общие вещи, равномерно распределенные между солдатами: жернова для ручных мельниц, киркомотыги-долабры, лопаты, дернорезы, котелки.
В Берее змея выползет на дорогу, соединяющую Диррахий, лежащий на адриатическом побережье, с городами у моря Эгейского — Фессалониками, Амфиполем и Византием. Движение легионов значительно ускорится. Мощеная камнем дорога появилась здесь пятнадцать лет назад, а строили ее сорок четыре года, начав прокладывать под руководством проконсула Гнея Эгнатия сразу после окончания Третьей Македонской войны. Эта важнейшая стратегическая артерия пролегала по самой границе подвластных Риму территорий, огибая с севера Орхидское озеро и проходя через Гераклею-в-Линкестиде, освобождать которую и направлялись легионы Луция Базилла.
Север, облаченный, как все легионеры, шагал во главе своей центурии, замыкавшей колонну, позади которой, на некотором отдалении, держалось тыловое охранение, шестьдесят кавалеристов. Квинт отвык от подобных переходов, с Испанской перемещаясь все больше верхом, во главе конницы. Ноги натружено гудели. Особенно плохо пришлось в первые дни похода, когда он, сжав зубы, старался сохранить внешнюю бодрость и подавать пример солдатам. Необходимо было завоевать авторитет подчиненных, настороженно отнесшихся к новому командиру. Особенно непросто завязались отношения с Секстом Каром, опционом, который явно метил на вакантную должность сам и теперь ревниво поглядывал в сторону Севера. Слухи среди солдат распространяются быстро, и происхождение Квинта уже ни для кого не являлось тайной. Пожалуй, не одна пара глаз сверлила затылок командира, а все восемьдесят. Не считая нестроевых.
